Келси Саммерс.

О, у меня есть истории. Я думаю, что нам надо как-то суметь поменяться жизнями, потому что в настоящее время я страдаю от ударов судьбы и вопиющей неловкости. Приготовься… что я скажу сейчас включает в себя телесные флюиды, один страшный сексуальный опыт и самый ужасный/депрессивный момент в моей жизни.

Я изложила историю прошлой ночи, переживать это снова, рассказывая Блисс, было хуже, чем испытывать все в первый раз. Я не привыкла к такого рода смущению. Когда ты из семьи пираний, как я, ты не попадаешь в унизительные ситуации. А если попал, то должен быть уверен, что свидетелей не было. Я совершенствовалась в искусстве взяточничества в возрасте семи лет, следуя примеру отца. И, давайте просто скажем, я получила навыки игры от мамы. Начиная с завтрака каждое утро, она выпивала больше, чем пинту пива в день Святого Патрика, но всегда умудрялась скрывать это от гостей.

Смех над унижением и отказом прошлой ночи заставил почувствовать, как будто это было так давно, а не вчера. И хотя на экране были просто слова, я могла представить лицо Блисс, когда она будет это читать. Я могла представить, как она уверяет меня, что у нее были истории и похуже.

Я стала чувствовать себя менее одинокой.

Я надеялась, что если Блисс будет он-лайн, она расскажет мне больше о переезде, но пока я смотрела на экран, в ожидании ответа, мое время вышло. Я могла бы оплатить еще, но я выучила одну вещь — разговаривать с друзьями по возвращении домой заставляет тебя чувствовать себя лучше на некоторое время, но дважды хуже позднее.

Конечно… я могла уехать домой сейчас.

Ничто меня здесь не держало. Что же, ничего кроме того факта, что дом был тюрьмой. Вся моя жизнь там была спланирована. Благотворительность и стажировка и свидания с напыщенными богатенькими до жопы парнями, которых мама подбирала. Я могла спорить с отцом, о чем хотела, но он всегда умудрялся добиться желаемого одним или другим методом. А здесь… я свободна. У меня есть выбор.

Если я хотела спать с разными парнями каждую ночь, я могла. Если я хотела напиваться каждую ночь, я могла. Если я хотела запрыгнуть в поезд, не зная, куда он едет и когда он туда приедет, я могла.

Я хотела делать любой выбор — хороший или плохой. Я хотела наполнить себя решениями и выводами, удовольствием и болью, чтобы когда я, может быть, вернусь в Штаты… может во мне будет достаточно жизни, чтобы выжить в собственном доме.

Я схватила сумку и пошла к двери.

Теперь кофе. Блисс и кофеин — две замечательные вещи, которые отодвинут мысли о прошлой ночи. Направиться в Старбакс через квартал было изменой, так как я находилась в другой стране, но я не могла заставить себя беспокоиться. Я уговорила себя взять напиток на вынос и найти парк для отдыха. Рядом с центром зеленой зоны, которая покрывала пару кварталов, я обнаружила фонтан, украшенный статуями. Я села на скамейку и смотрела на изображенные фигуры — мужчина на вершине фонтана, едва одетый и поднимающийся из воды, напомнил мне Посейдона. Под ним были три женщины, мягкие и красивые, сидящие обнаженными над водой. Над ними ярко-голубое небо и я успокаивалась от их образов, нежась на солнышке.

Я потягивала кофе и смотрела на людей вокруг. Было немного других туристов, но большей частью местные, и я слушала, с какой легкостью они говорили на сложном языке. Может, я выучу другой язык, пока буду здесь. Это будет что-то большее. Что-то лучшее. Но будет ли этого достаточно?

Я пыталась повторить фразу, которую сказала сидевшая рядом пожилая женщина, но слова путались у меня во рту. Я не пыталась повторить снова из-за страха, какую оскорбительную вещь я могу сказать случайно.

Когда кофе почти закончился, группа детей пробежала мимо меня, смеясь. Этот звук, хотя бы, был одинаковым во всех языках. Они были одеты в соответствующую форму, школьная группа, как я догадалась. Одному, впереди, было около двенадцати, может тринадцати, он был самым большим. Он держал над фонтаном тетрадь для рисования, и несколько детей подстрекали его, на английском. Как я догадалась, они были из какой-то иностранной школы.

Другой мальчик, поменьше, подбежал к их группе, его волосы были в беспорядке, а его очки свисали косо.

— Отдай обратно! — попросил он.

Большой подкинул тетрадь и поймал ее прямо у воды.

— Назови хоть одну причину, Крикет.

Не думая ни о чем, я встала и пошла в их направлении. Я достала карту Будапешта и остановилась, когда приблизилась к большому.

— Извините, вы говорите по-английски?

Я думала, что он проигнорирует меня сначала, в восторге от своего запугивания, но через несколько секунд он повернулся и, как у любого, достигшего половой зрелости, мальчика, его взгляд за две секунды прошелся от лица к моей груди.

Пока он пялился, я повторила.

— Говоришь по-английски? Можешь помочь мне?

Он улыбнулся мальчишкам и сказал:

— Конечно.

Я подошла поближе и попыталась унять неприязнь от того, как его взгляд застрял на мне, когда я наклонилась над картой.

— Можешь сказать мне, где я? — сказала я, включив блондинку на полную катушку. — Я пытаюсь добраться до этой остановки метро и хожу кругами.

Пока он наклонялся ко мне поближе, одновременно изучая карту и меня, я бросила взгляд на другого мальчика. Он смотрел на тетрадь, зажатую в свободной руке хулигана, и я могла видеть, как он раздумывает над тем, как схватить ее.

— Здесь, — сказала я, почти сунув карту в руки мальчику. — Я просто не могу найти.

Он попытался открыть карту с тетрадью в руке, и я воспользовалась удобным случаем.

— Давай я помогу.

Я выхватила тетрадь из его руки до того, как он попытался поспорить, и взглянула на набросок на первой странице.

Я улыбнулась сразу же.

Это был набросок фонтана, линии скульптур были идеально зафиксированы в свете и тенях. Я только могла себе представить, как может выглядеть рисунок наполовину оголенных статуй, нарисованный нормальным маленьким мальчиком, но я была уверена, что точно не так. Он был зрелый. Реалистичный. Мальчик нашел, как захватить отражение солнца в воде, давая чувство трехмерного представления. Фантастика. Я не думала, что мальчик его возраста мог сделать это.

Большей частью, набросок фокусировался на фонтане, и я могла сказать, что он провел много времени, работая над деталями фигур. Но в углу он начал работать над другой частью наброска. Линии скамейки были нарисованы быстро, без всяких деталей, и на скамейке сидела девушка. Эта часть не была такой детальной, как с фонтаном, еще не была, но лицо и волосы были закончены так, что я поняла, что это я. Охват коленей моим платьем сделал меня уверенной.

— Это твое? — спросила я хулигана.

Он перестал пытаться произвести впечатление на меня и его друзей.

Он взглянул на двух ближайших к нему мальчиков и сказал:

— Нет.

Маленькая ручка поднялась над группой, и я улыбнулась, прежде чем он заговорил.

— Это мое!

Я шагнула в ту сторону, и группа мальчиков расступилась передо мной. Из-за моих каблуков мальчику пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть на меня, его лицо было покрыто красными и белыми пятнами.

— Это ты нарисовал?

Он замешкался, и на мгновение показалось, что он хотел убежать. Но затем он кивнул головой.

— Это прекрасно!

Тишина от мальчиков сзади была почти ощутимой, некоторые из них задвигались, пытаясь рассмотреть, что было на бумаге.

— Действительно?

— Действительно. Ты очень талантлив. — Я ткнула в девушку в углу и спросила. — Это я?

Теперь он действительно выглядел так, будто хотел убежать. Или, возможно, позаимствовать мою идею и протошниться прямо на улице. Я решила уменьшить его страдания и протянула тетрадь ему, не задавая ему вопросов.

— Очень красиво. Продолжай так же рисовать и сможешь удержать девочек вокруг себя.

Затем… потому что я не смогла сопротивляться, я наклонилась и поцеловала его в щеку.

Его розовое лицо взорвалось оттенками красного и даже пурпурного, и когда я ушла, мальчики рядом с ним начали веселиться и просить показать набросок. Быстрый взгляд через плечо показал мне, что группа задвигалась, чтобы окружить мальчика с тетрадью, оставляя хулигана одного, ошарашенного и держащего мою карту.

Он может сохранить ее. Пусть служит ему напоминанием не быть придурком.

Я еще раз улыбнулась художнику и вышла на улицу.

Я не могла стереть ухмылку с моего лица. Кто знал, что чтобы взбодриться, мне просто нужно поставить на место несносного ребенка?

Я просмотрела улицу, размышляя, куда пойти дальше, когда увидела знакомую коротко стриженную голову.

Хант.

Мое сердце подпрыгнуло до горла, и я уже шагнула в его сторону, когда мое внимание привлекло прикосновение к моему локтю. Я еще секунду посмотрела на парня, который, как я думала, был Хант, затем оглянулась.

Это был маленький художник.

До того, как я даже смогла открыть рот, чтобы спросить, чего он хочет, он сунул листок в мою руку и убежал. Я посмотрела вниз, и мое сердце растаяло в груди, когда я увидела набросок фонтана, вырванный из его тетради. Я повернулась, чтобы посмотреть, как он присоединился к группе мальчиков, которые кричали «Браво» и «Поздравляем».

Я прижала набросок к груди и помахала ему. Должно быть, на расстоянии он стал храбрым, потому что он тоже помахал мне с энтузиазмом.

Когда я повернулась в другую сторону, фантома Ханта нигде не было видно. Я вздохнула. Возможно, это был не он. Вероятность увидеть его снова на улице была ничтожно мала.

Может мне стоит отложить переезд в отель и остаться ненадолго в общежитии. Потому что, если Хант попытается меня найти, он придет туда. Я имею в виду… он, вероятно, не придет. Не после того, как я строила из себя дурочку, но просто на всякий случай. Отсрочка на несколько дней не убьет меня.

Будем надеяться, я воздержусь от убийства Ужасного Криса за это время.