Солнце» в жизни Ф.М. Достоевского

Достоевский жаждал любви, вся его сущность стремилась любить. Любовь для него не имела уровней, проявлений, она была целостным понятием, физическая сторона никаким образом не отделялась от духовной, эмоциональной, интеллектуальной. И поэтому когда окрыленный Ф.М. Достоевский женился, то оказалось, что его супруга не разделяла его чувственности. Федор Михайлович тяжело переживал интимную несовместимость с Марией Дмитриевной Исаевой, он замыкался, раздражался, постоянно чувствовал себя виноватым. Эти отношения были первым опытом совместного проживания для него. Ф.М. Достоевский понял, что вместе они несчастны. Потом не знал какой жизни хочет, какая женщина ему нужна.

Он бесконечно хотел любить. Тогда-то он и познакомился с Апполинарией. Нельзя назвать это любовью, это была страсть. Она поглотила их обоих. Апполинария была молодой, эмоциональной, игривой, она манипулировала Ф.М. Достоевским, распаляла в нем желание. Он наслаждался интимной близостью с этой девушкой и упивался зависимостью от неё. Это были странные отношения, в итоге которых Достоевский уже не мог жить без мучения вдалеке, её измен, и вспышек страсти. Никогда такие отношения не приведут к семейной жизни, двое стремятся к наслаждению, больше и больше, раз за разом, переступая черту разумного, того где наслаждение начинает граничить с болью.

Ф.М Достоевский встречается с главной женщиной своей жизни, солнцем своей жизни. Знакомство Федора Михайловича и Анны Григорьевны носило деловой характер, невозможно было представить, что строго держащая себя Анна, на чьем лице не было ни единой улыбки, и рассеянный, нервный Федор Михайлович, то и дело забывающий её имя, испытают впоследствии искреннее и поистине глубокое чувство.

Оно возникало так медленно, так естественно. Анна чувствовала приближение любви еще задолго до встречи с Достоевским, он ниточкой прошел через её юность, она уже позднее делилась с ним своими воспоминания, как её называли именем одной из его героинь, как её отец все время превозносил писателя Достоевского, как сама Анна была влюблена в героя романа Федора Михайловича.

Работая вместе, а Анна Григорьевна была стенографисткой Достоевского, они встречались каждый день и помимо работы подолгу беседовали, Анна восхищалась умом и талантом Федора Михайловича, казалось, что вся остальная жизнь отошла на второй план, будто и не было этой жизни за пределами кабинета. Трепетное чувство охватило Анну, она скучала по нему дома, с нетерпением ожидая наступления нового дня. Сложно говорить здесь о любви как таковой, в нашем, современном понимании, там было что-то гораздо более неуловимое и прекрасное, осторожное. Федор Михайлович невзначай интересовался отчего Анна Григорьевна не выходит замуж, она невзначай интересовалась его женою, и возможно, оба понимали, что они есть друг для друга что-то гораздо более близкое, чем писатель и стенографистка, но предчувствие любви–волнующий и мистический этап.

Анна Григорьевна была для Достоевского не влюбленностью, не страстью, не водоворотом чувств, когда он думал о ней в начале их знакомства, она была для него успокоением, добротой, уютом, тем теплом которое его согреет, спасет от одиночества, одолевающих видений и безумств, ему хотелось покоя и кого-то родного рядом, больше не влекли его взлеты и падения, он думал о ней и мыслил её не женщиной, а вселенской гармонией и светом его души. Огромную роль здесь играют и сновидения Достоевского, в которых он видел любимого человека в образе бриллианта и распознать он смог бы его только по свету, по внутреннему трепету.

И у Анны и у Федора Михайловича было стремление к сближению и единению, к узнаванию друг друга. Их начинающиеся взаимоотношения были не лишены легкого флирта и наивной веселости. Анна Григорьевна была еще так молода, это придавало её манере держаться излишнюю надуманную сдержанность. К примеру, был эпизод, который Анна Григорьевна описывает следующим образом: «При каком-то крутом повороте Федор Михайлович захотел придержать меня за талию. Но у меня, как у девушек шестидесятых годов, было предубеждение против всех знаков внимания, вроде целования руки, придерживания дам за талию и т. п., и я сказала:

- Пожалуйста, не беспокойтесь, - я не упаду! Федор Михайлович, кажется, обиделся и сказал:

- Как бы я желал, чтоб вы выпали сейчас из саней!

Я расхохоталась, и мир был заключен»[87].

Сдержанность Анны и её молодость были для Достоевского источником эротического притяжения, то, чего он раньше не замечал в ней, вдруг открылось.

Любовное поведение еще робкое и трепетное четко видно в сцене первого признания Анны Григорьевны и Федора Михайловича. Пусть сцена, когда человек рассказывает проблему героя, имея ввиду себя, сейчас кажется нам банальной из-за частого употребления её в массовом кино, но тогда, в тот момент, весь мир тихо наблюдал как уже не молодой писатель объясняется в любви двадцати летней девочке, а она до последнего момента не могла поверить, что он говорил о ней. В своем дневнике Анна Григорьевна пишет, что даже спустя много лет, она помнила тот разговор, будто он был вчера, ей не хватало воздуха от счастья переполнявшего её. [88]Первое чувство, которое неожиданно стало откровением. И будто множество занавесок, легких, прозрачных, но скрывавших что-то между ними, исчезли и остался он и она. Они называли эти минуты священными друг для друга.

Она не видела ни седеющих висков, ни нервных тиков, а ему казалось, что её молодость дает ему надежду на счастье. Она всем своим существом переживала его невзгоды, был случай, что Федору Михайловичу пришлось заложить шубу на нужды семьи, он приехал к Анне замерзший в осеннем пальто, она расплакалась он беспокойства, что он может простудится. Сле­зы ее сов­сем его по­ра­зи­ли: «Те­перь я убе­дил­ся, - ска­зал он ей, - как го­ря­чо ты ме­ня лю­бишь» [89]

Особую роль в сближении играют письма.:

«тебя бес­ко­неч­но лю­бя­щий и в те­бя бес­ко­неч­но ве­ру­ющий, твой весь… ты - мое бу­ду­щее, все - и на­деж­да, и ве­ра, и счас­тье, и бла­жен­с­т­во, - все… це­лую ты­ся­чу раз твою ру­чень­ку и губ­ки (о ко­то­рых вспо­ми­наю очень)… ско­ро бу­ду те­бя об­ни­мать и це­ло­вать те­бя, твои руч­ки и нож­ки (ко­то­рые ты не поз­во­ля­ешь це­ло­вать). И тог­да нас­ту­пит тре­тий пе­ри­од на­шей жиз­ни… Лю­би ме­ня, Аня, бес­ко­неч­но бу­ду лю­бить»[90].

«Постараюсь поспешить изо всех сил, чтоб поскорей воротиться к тебе. Лишнего не останусь. Я подчас бываю очень грустен, какая-то беспредметная даже грусть, - точно я совершил перед кем-нибудь преступление. Тебя представляю себе и тебя воображаю себе поминутно. Нет, Аня, сильно я тебя люблю!»[91].

Первые письма Достоевского к Анне Григорьевне были проникнуты нежностью, как впрочем, и все последующие, но это не единственное, что объединяло весь цикл писем. Во всех них Достоевский подробно и очень откровенно описывает Анне каждую минуту своей жизни вдали от нее, каждый нюанс своих дел, настроения, будто боится, что хоть мельчайшая

часть его жизни пройдет без нее, и она может не узнать о ней. Несознательно он боялся хоть что-то утаить, он хотел быть для нее целиком и полностью открытым честным, принадлежать всецело ей, и не только в чувствах, мыслях, но и в остальных своих делах.

«Обнимаю и цалую тебя бессчетно и когда пишу это, то бесконечно мучаюсь, что это только на письме покамест. О как бы я тебя теперь обнял! Прощай, дорогой друг, Аня, будь весела и люби меня. Будь счастлива; жди меня; все тебе кланяются»[92].

Желание быть ближе к любимому человеку является одним из признаков любовного поведения. «С умилением вспоминаю, как он уговаривал меня посидеть " еще десять минут, еще четверть часика" и жалобно говорил:

- Подумай, Аня, я ведь не увижу тебя целые сутки!

Случалось, что он в тот же вечер, ускользнув из гостей или выполнив свой номер чтения, приезжал к нам в девять или в половине десятого и,

торжествуя, говорил:

- А я сбежал, как школьник! Хоть полчасика посидим вместе!»[93].

И Федор Михайлович и Анна Григорьевна ощущали как будто приток энергии, жизненных сил, мир казался им преображенным. Анна Григорьевна

отмечала в своих воспоминаниях, что Федор Михайлович стал счастливее, выглядел моложе и у него резко сократились приступы эпилепсии. Их взаимоотношения давали им обоим подлинное ощущение естественности, свободы, каждый из них был самим собой. Хотя есть несколько критических замечаний Анны к себе самой, о её чрезмерной детскости или волнении, страх, что Федор Михайлович может разлюбить её из-за этих глупостей, но это нисколько не повлияло на поведение Анны. «- Ну, что я буду делать с таким ребенком, скажи, пожалуйста? И куда девалась та строгая, почти суровая Анна Григорьевна, которая приходила ко мне стенографировать?

Решительно, мне ее подменили!».[94] Эти строки лишний раз доказывают открытость двух сердец друг перед другом.

Но самым серьезным и важным этапом их любви был период после заключения брака. То время стало испытанием и критической отметкой, после которой чувство могло пойти в любом направлении, тогда, именно Анна Григорьевна, даже будучи неопытной девушкой, взяла всю ответственность за спасение их любви на себя.

Достоевский, будучи знатоком человеческих душ, не понимал, что происходило с их взаимоотношениями после свадьбы, он не находил ни духовной близости с Анной, ни наслаждения в их интимной жизни, все было каким- то далеким, непонятным. Достоевский, часто работая, порой засыпал в кабинете, а иногда и уединялся, оставляя Анну и считая свое общество для неё скучным, а она из-за этого рыдала в подушку. Даже соединяя свои тела они не чувствовали близости душ. Только позже Анна поняла, что для любви нужна обстановка, нужен покой, нужно пространство. Они не могли остаться одни, племянники, родственники, друзья - все стояли между двумя людьми. Опустошенная, измученная Анна Григорьевна после очередной истерики приняла решение, что им с Федором Михайловичем нужно уехать за границу, только любящее сердце женщины могло подсказать такой выход..Она совершила серьезный шаг, который не могли понять ни друзья, ни родственники - заложила все приданное, и на вырученные деньги они уехали за границу. Достоевский в письмах своим друзьям писал, что поначалу он сомневался, смогут ли они быть с Анной только вдвоем, и не заскучают ли, но она оказалось «глубже и сильнее»[95]. Поездка сделал их союз прочным и тесным.

Одной из особенностей, которая придает не совсем приятный оттенок их отношениям, была ревность Достоевского. Он ревновал Анну Григорьевну всю жизнь, неистово и слепо, он ревновал всех своих женщин, но именно ревность к Анне была открытой, принимая порой немыслимые обороты. Раздирающие комплексы собственной неполноценности сводили Достоевского с ума, он должен был обладать и душой и телом Анны. Она не давала поводов, мало того, она не возмущалась против несправедливости упреков, она думала в первую очередь о его счастье и спокойствии. И о призвании. Истинная любовь укрепляет связи человека с его призванием, Анна Григорьевна с первых минут знакомства и за всю жизнь ни разу не усомнилась ни в уме, ни в таланте Достоевского, она поддерживала его, признавала его авторитет во всем. Да, их отношения не обходились без сор, и порой Анна Григорьевна горько плакала от обиды, бывало, что она разворачивалась и убегала, но потом осознавала, что может случиться катастрофа. В ней было главное качество женщины, которое спасло их брак в минуты размолвок и сохранило его крепким на всю жизнь - она не стремилась его изменить или воспитать, не хотела влиять и вмешиваться в его психологию. Она принимала его и это невмешательство давало ему чувство свободы и бесконечного доверия к ней, возможность быть собой.

Другой, многогранной стороной их любви была чувственность. В фи­зи­чес­ком от­но­ше­нии Анна была не­опыт­на и на­ив­на, и при­ни­ма­ла его сек­су­аль­ность це­ли­ком, ни­че­му не удив­ля­ясь и да­же ни­че­го не пу­га­ясь. В своих письмах Достоевский говорит о возрастающем с каждым годом супружеском восторге к Анне.

«Ужасно, ужас­но на­доб­но те­бя ви­деть, нес­мот­ря да­же на ли­хо­рад­ку, ко­то­рая да­же в од­ном от­но­ше­нии об­лег­ча­ет ме­ня, уда­ляя…». По­том он едет в Эмс ле­чить­ся и приз­на­ет­ся: «Ду­маю о те­бе по­ми­нут­но, Ань­ка, я тос­кую по те­бе му­чи­тель­но! … Ве­че­ром и ло­жась спать (это меж­ду на­ми) ду­маю о те­бе уже с му­че­ни­ем, об­ни­маю те­бя в во­об­ра­же­нии и це­лую в во­об­ра­же­нии всю (по­ни­ма­ешь?). Ты мне снишь­ся оболь­с­ти­тель­но. Ты го­во­ри­ла, что я, по­жа­луй, пу­щусь за дру­ги­ми жен­щи­на­ми здесь заг­ра­ни­цей. Друг мой, я на опы­те из­ве­дал, что и во­об­ра­зить не мо­гу дру­гой, кро­ме те­бя. Не на­до мне сов­сем дру­гих, мне те­бя на­до, вот что я го­во­рю се­бе каж­дод­нев­но. Слиш­ком я при­вык к те­бе и слиш­ком стал семь­яни­ном. Ста­рое все прош­ло. Да и нет в этом от­но­ше­нии ни­че­го луч­ше мо­ей Анеч­ки. Не юрод­с­т­вуй, чи­тая это, ты дол­ж­на знать ме­ня. На­де­юсь, что пись­мо это ни­ко­му не по­ка­жешь»[96].

«Не­ко­то­рые мо­мен­ты фи­зи­чес­ко­го со­еди­не­ния бы­ли для не­го, ве­ро­ят­но, так же ос­ле­пи­тель­ны, пол­ны та­ко­го же, поч­ти не­вы­но­си­мо­го нап­ря­же­ния, как и мо­мен­ты пе­ред эпи­леп­ти­чес­ким при­пад­ком - и чис­то фи­зи­чес­кое нас­лаж­де­ние по­ло­во­го ак­та и его вер­ши­ны да­ва­ло ему ощу­ще­ние про­ры­ва в веч­ность: сли­яние с лю­би­мой жен­щи­ной в сог­лас­ном рит­ме тай­ной пло­ти приб­ли­жа­ло его к Бо­гу, рож­да­ло мис­ти­чес­кое ощу­ще­ние са­мо­ут­вер­ж­де­ния и са­мо­заб­ве­ния. Все буй­с­т­во те­ла и чув­с­т­вен­нос­ти раз­ре­ша­лось в мгно­вен­ном при­кос­но­ве­нии к пос­лед­ней прав­де: все­лен­ная вли­ва­лась в не­го, он рас­т­во­рял­ся во все­лен­ной, в со­еди­не­нии тел бы­ло вос­соз­да­ние на­ру­шен­но­го един­с­т­ва. Из двух - один, еди­на плоть - в этом бы­ло пре­одо­ле­ние раз­ла­да, пред­чув­с­т­вие ми­ро­вой гар­мо­нии».

Анна возможно и не до конца понимала половой восторг Достоевского, но лучшим пониманием, был ответ её тела, хотя из некоторой переписки друзей семьи Достоевских можно понять, что Анне не всегда легко и приятно было выносить «странности» и фантазии Достоевского. Последние письма Федора Михайловича к жене проникнуты будоражещеей кровь эротической откровенностью, хотя до современников они дошли не в полном виде, а, после множества исправлений Анны Григорьевны, не желавшей, чтобы потомки знали об интимной жизни Достоевского.

«Брак их раз­ви­вал­ся фи­зи­чес­ки и мо­раль­но. Про­цесс этот был об­лег­чен тем, что они на очень дол­гий срок ока­за­лись вмес­те и на­еди­не. В сущ­нос­ти их по­ез­д­ка заг­ра­ни­цу и бы­ла их сва­деб­ным пу­те­шес­т­ви­ем: но дли­лось оно че­ты­ре го­да. И к то­му мо­мен­ту, ког­да у Ан­ны Гри­горь­ев­ны ста­ли рож­дать­ся де­ти - вза­им­ное ду­шев­ное и по­ло­вое прис­по­соб­ле­ние суп­ру­гов бы­ло за­кон­че­но, и они сме­ло мог­ли ска­зать, что брак их счас­т­ли­вый».[97]

Анна Григорьевна знала всё о Федоре Михайловиче, она принимала его и никогда не упрекала, даже зная пагубную страсть его к игре, он проигрывал, подолгу пропадал, а она не устраивала сцен, тем самым проявляя женскую мудрость. «Я ни­ког­да не уп­ре­ка­ла му­жа за про­иг­рыш, ни­ког­да не ссо­ри­лась с ним по это­му по­во­ду (муж очень це­нил это свой­с­т­во мо­его ха­рак­те­ра) и без ро­по­та от­да­ва­ла ему на­ши пос­лед­ние день­ги».[98]

«Аня ме­ня лю­бит, а я ни­ког­да в жиз­ни еще не был так счас­т­лив, как с нею. Она крот­ка, доб­ра, ум­на, ве­рит в ме­ня, и до то­го зас­та­ви­ла ме­ня при­вя­зать­ся к се­бе лю­бовью, что ка­жет­ся я бы те­перь без нее умер»[99].

Анна чувствовала мужа и его стремление к страстям в жизни. Это нужно было ему для вдохновения, как и покой для работы. Она сама предложила ему уехать туда, где есть рулетка, он вернулся, худой, третьим классом, но по возвращении написал 100 страниц романа «Идиот». Впоследствии только роковой случай избавил Достоевского от пристрастия к игре.

Счастьем и укреплением их любви были дети, Достоевский писал к своим друзьям, о том, что именно дети составляют три четверти счастья жизненного.

Последние годы их совместной жизни Анна Григорьевна укрепилась в роли ангела-хранителя Достоевского, она полностью посвятила себя его делам, была и помощником и советником. А Достоевский и вовсе не мыслил своего существования без Анны и детей, отчего и тяжело страдал, уезжая на лечение.

Умирал он с признанием в любви своей Анне, она же сохранила верность своему мужу и после его смерти, посвятив оставшуюся жизнь служению его имени.

Итак, любовь Федора Михайловича и Анны Григорьевны была не просто совокупностью чувств, а основывалась на богатом мире любовных переживаний, включающих в себя сознательное творческое выстраивание любовных отношений. Благодаря этому их любовь становится жизнетворчеством и её можно рассматривать наряду с литературными шедеврами Достоевского. Супружеская жизнь с Анной Григорьевной помогала Достоевскому служить своему призванию, а для Анны Григорьевны она стала толчком для раскрытия своего потенциала, ведь впоследствии Достоевская стала успешным издателем и талантливым редактором. Их любовь-это результат сотворчества их души, уникальное явление в русской культуре.

Глава 4. Любовные отношения в образе жизни Л.Н. Толстого,