Авторитеты науки и кочевой быт.

Один из великих авторитетов западно-европейской этно­логии Вейле в своей книге «Элементы человеческой культу­ры» пишет: «Очаг развития человеческого рода мог находить­ся лишь в теплых областях, на что ясно указывает исчезнове­ние волосяного покрова». Не ясно ли, что почтенный профес­сор слишком торопится с отысканием теплого очага куль­туры?

А затем, очень спорный вопрос, где человек прежде обза­велся одеждой, чтобы у него вылезла ненужная шерсть, на севере или на юге? Дальше, на стр. 16 и 17-ой той же работы великий ученый смешивает в одну кучу и функции тропиче­ского жара и полярного холода, плодособирателей Африки и Австралии и номадов северной Азии. Он пишет: «Эскимосы Северной Америки, лапландцы и самоеды Северной Европы, остяки, якуты, юкагиры, чукчи и тунгусы северного побережья

Азии, австралийцы, бушмены и жители Огненной Земли по своей культуре стоят вовсе не высоко, во всяком случае не выше, чем негры, индейцы и жители Океании». В виду того, что тунгусы — манжуры, а якуты — тюрки, приведенный список самых нижайших по культуре племен остается дополнить османами, которые по сию пору владеют чуть ли не всей территорией древних цивилизаций древнего Востока, а также манжурами, которые 600 лет властвуют над культурным Китаем. Это смешение двух крайностей тем более непростительно, что через несколько строк сам Вейле подчеркивает, что суровость окружающей природы вынуждает человека превратиться в изобретателя. Эти удивительные противоре­чия большого знатока фактов первобытной культуры, по-видимому, об'ясняются привнесением вредных для науки эле­ментов самовосхищения: на 6-ой стр. того же труда он пи­шет— «Даже наша техника, бесспорно триумф белой расы». Научная мысль не занимается установлением чьих-либо «триумфов», она бьется как рыба об лед, чтобы отыскать ис­тину в сложных и запутанных путях развития человеческой культуры, независимо от того — люди какой масти были ея носителями в разные ея стадии. Наука и научные деятели заранее обрекут на неудачу все свои потуги, если они в своих трудах будут выражаться приблизительно так, как пишет не­кая, тоже труженица на ниве науки, 3. Рагозина в своих по­пулярных очерках по истории древнего Востока: «Значит, мы тут встречаем роковой закон, который во все времена как бы ставил грани развитию желтокожих, узкоглазых, широкоскулых людей, говоря им: «доселе и ни шагу далее». Так и здесь: дело цивилизации и духов­ного развития, начатое шумиро-акадянами, в свое время пе­решло в иные руки и было доведено до гораздо большего совершенства новыми пришельцами, теми самыми потомками Ноя, которые... Эти же пришельцы одухотворили грубый ма­териализм туранской чертовщины». (История Халдеи. Стр. 217). Но к величайшему сожалению, так писалось не только в дни торжествующего великороссийского патриотиз­ма. Судя по огромному, толстому ученому труду известного ориенталиста Грум-Гржимайло под заглавием «Монголия и Урянхайский Край», вышедшему в 1929 году, старая закваска продолжает отравлять науку и теперь. Почтенный ученый, раздувая из мухи слона и используя ничтожную по своему значению легенду о мифических динлинах, пытается всю ки­тайскую цивилизацию приписать индоевропейцам. Дальше, в виду того, что искони веков ближайшими соседями Китая были тюрки, которые в виду своей воинственности могут претендовать на звание предшественников как манжуров, так и монголов по части организации китайской государственности в дали прошедших веков, Грум-Гржимайло даст им такую характеристику:

«По меткому выражению Viollet le Due, относившемуся впрочем к другим тюркским племенам, представители этой расы были всегда «трутнями человечества», пользо­вавшимися только чужими изобретениями и не создавшими ни одного собственного оригинального памятника». (Ibid 216— 217 стр).

Не приходится отрицать, что выражение очень меткое, но с другой стороны весьма сомнительно, чтобы меткими слова­ми возможно было изменять ход исторических событии. Поч­тенный ориенталист считает научно доказанным, что Мину­синская металлическая культура создана гением тех самых — «светловолосых, голубоглазых и длинноголовых» динлинов (Ibid 77 стр.). Основанием для подобных заключений, по-види­мому, служат данные о курганных черепах, добываемые ар­хеологами. Но тут не мешает напомнить археологам и дан­ные этнологии и истории, что большие курганы всегда насы­пались при похоронах князей. Умирал один человек, но с ним «соумирающих» было очень много. История китайских хунну свидетельствует, что обрекались на смерть и жены, добытые войной из далекого Китая, Туркестана, и рабы из захвачен­ных на войне пленников. Даже римляне, как известно, до поздней поры закалывали на могилах своих вождей — плен­ников. У тюркских племен было обыкновение самого князя покойника хоронить в стороне от кургана, где-то в скрытых и потайных местах. Это делалось потому, что при кочевом быте невозможно было сторожить могилы, оставаясь на одном месте. Из той же истории степных народов древней Монголии мы знаем, что раскопать могилы предков и разбросать их кости было равносильно casus belli. Вот почему не мешало бы предостеречь археологов от роковой ошибки — принятия курганных костей за кости и черепа того народа, который на­сыпал эти курганы и занимал эту территорию. Вообще стран­но было бы при похоронах степных феодалов — их потомкам посекать на могилах отцов свои собственные живые силы, лю­дей имеющих хозяйство, жен и детей. Кто же стал бы кор­мить их, быть воинами, челядью и т. д? Как быть с кровавой местью живых потомков умерщвленных туземцев. Иное дело пленные одиночки, захваченные из дальних стран: их не всегда легко удержать в качестве работников, небезопасно и умножать их, некому и мстить за них. Вот почему «метким» стрелкам не мешало бы свои стрелы хранить в колчанах, не торопясь с окончательными выводами.

Грум-Гржимайло, видимо, почитает за большую культурную ценность дела и личность исторического Чингис-Хана монголов. Поэтому он, намекая на бородатость и высокий рост Чингис-Хана, довольно прозрачно высказывается, что он был динлинской крови, и дальше пишет: «Их кровь иссякла в Монголии и население ее быстро опустилось»... (См. стр. 77.) Родословная исторического Ч. X. вряд ли когда бу­дет точно восстановлена наукой, может быть он — потомок китаянки, индиянки или персиянки? Кто их знает? Вообще очень трудно разбираться в родословиях больших людей древ­него быта при наличия княжеских обычаев жениться на ино­странках. Так было наверное не только на востоке, но и на западе, и на юге, и на севере. Чистота крови может быть только у простолюдинов, которые женятся, живут и умирают в своей собственной среде, а все князья по своей крови всегда были интернационалистами. Но мы не можем согласиться с научным положением, чтобы единоличный гений Ч. Х-а или ему подобного мог бы создавать историю и определять вели­чие или ничтожество того или другого народа. Ч. X. был, не­сомненно, человек бытовой культуры и жил заветами своих отцов, он не получил, конечно, заморского книжного воспита­ния, чтобы разниться от своих соплеменников. Он мог исполь­зовать лишь те культурные ресурсы, которые были до него нажиты степными народами. Он жил на земле и творить чу­дес не мог. Если судьба вознесла его до звания владыки тог­дашнего полумира, мы не можем отказать в доле лавров и выгодному стратегическому расположению Монгольских сте­пей, и взрощенным ими неутомимым коням, и предшествую­щим многим урокам империалистического владычества степ­ных народов над оседлыми. Без быстрой конной связи и спо­собов передвижения вряд ли историк-экономист смог бы объяснить, как военные успехи монголов в Китае, так и татар в древней Руси? Материя и экономика порождает в народах тот или другой дух, а не наоборот. Кочевой империализм был всегда порождением степной природы. Вот почему попытка Грум-Гржимайло мало чем отличается от поступка одного анекдотичного чукчи, который увидев в мундире якутского губернатора Крафта, прибывшего в их кочевья, блестящую пуговицу, попросил подарить ему эту штучку. Что ответил на это губернатор, предание обывателей г. Якутска умалчивает, но мы не находим ничего предосудительного и в желании по­лярного обитателя иметь у себя интересную вещицу, ибо его хозяин всегда имеет возможность пришить себе новую. Так и с Ч. Х-ном: признание его прямым потомком какой либо динлинки отнюдь не убавит количества заматерелых разбой­ников, которыми всегда был богат степной, скотоводческой быт. Тамерланы, Аттилы. Османы, вероятно только видимые на историческом горизонте звезды древнего кочевничества, а сколько их было в неведомой для нас дали веков, вряд ли возможно и сосчитать?