Система Станиславского - это практическое учение об органических, природных законах творчества».

Вероятно, сразу следует выяснить, почему Станиславский слово «система» взял в кавычки. Может, не хотел придавать своему открытию сугубо «научного статуса»? От его учеников мы знаем, что их Учитель был аскетически скромен, и «систему» вовсе не считал «своей», тем более «научным изобретением», хотя доподлинно известно, как он скрупулезно изучал труды Павлова, Сеченова, и каким научным базисом они послужили всей «системе».

Вспомнить хотя бы, что искомая Станиславским тайна познания «творческого самопогружения» и «внутреннего сосредоточения» была найдена им как раз у Павлова, в его работах «об исследовательском рефлексе» - умении развить в себе «внутреннее торможение», что позволяло бы сконцентрировать внимание на особо важном, не отвлекаться по мелочам. Этот рефлекс был противопоставлен Павловым всем другим, обычным, «бытовым» рефлексам, как «видам реакции на любые раздражители по пустякам». Этот «замечательный рефлекс» (исследовательский) Станиславский и взял на вооружение, поняв его огромное значение для людей творческих профессий; на его основе и был им разработан известный «малый круг внимания» - прием направленной концентрации мыслей и глубочайшей сосредоточенности.

Объяснение же появлению кавычек у «системы» мы найдем у самого Станиславского: «То, чему мы учимся, - говорил он ученикам, - принято называть «системой Станиславского». Это неправильно. Вся сила этого метода в том, что его никто не придумывал, никто не изобретал. Система принадлежит самой нашей органической природе, как духовной, так и физической. Законы искусства основаны на законах природы».

И еще следует обязательно отметить, что на основании научных трудов Сеченова было сделано Станиславским «решающее открытие»:

«Органические, природные законы творчества подвластны сознательному освоению. Творческий процесс может и должен быть управляем».

Когда в разделе «от автора» я сравнивал «систему» с таблицей умножения, то, конечно же, под «общностью» их значения подразумевал лишь «единство предназначения»: способствовать ускоренному взаимопониманию и уж ни в коем случае - «не поверять алгеброй гармонию». По этому поводу еще раз напомню. Станиславский неоднократно подчеркивал, настаивал, чтобы «система» не воспринималась, как «наукообразное предписание», как некий «застывший манускрипт». Автор «системы» боялся «дилетантов от искусства», которым не доступны боль и радость творцов «трепетных профессий». Он хотел, чтобы «система» жила и развивалась, поэтому и не считал ее законченной, «остановившейся». Он верил, что у «системы» есть и должна быть перспектива развития, совершенствования.

Беспокойство Станиславского о судьбе своего учения, как мы видим с позиций наших дней, было не напрасно: так много нынче выплеснула «демократическая волна» на берег искусства демагогов, высокопарноотмахивающихся от Станиславского, или, прикрывшихся его именем, беззастенчиво извращающих его учение.

Но этой темы коснемся более предметно, когда это будет более уместно.

Итак, законы творчества не изобретены, а взяты из «природы человеческих отношений, чувств» и систематизированы, то есть, организованы в систему — для удобства пользования этими законами.