Еще раз вчитаемся и вдумаемся в смысл определения: «Система Станиславского» - это практическое учение об органических, природных законах творчества».

В чем же заключается суть практического учения? Ответ у Станиславского: «Через сознательную технику - подсознательное творчество актерской органической природы».

Кто-нибудь из новичков заметит: так что же, это учение касается только артистов? И ошибется. Дело в том, что Станиславский, прежде чем пришел к окончательным выводам, искал закономерности творчества именно в работе с артистами. Это поле деятельности было ему наиболее близким: он ведь до того, как стал режиссером и законодателем в театральном искусстве, работал, и не безуспешно, актёром. А в дальнейшем, когда уже «весь ушёл» в режиссуру и педагогику, лет через двадцать пять мучительных и радостных поисков, он и «сделал открытие», что у него в работе сложился совершенно определенный прием, метод - полезный и необходимый не только артистам, но и режиссерам, всем, сфера деятельности которых искусство.

МЕТОД ДЕЙСТВЕННОГО АНАЛИЗА

Метод - это прием, способ (работы, обучения, воспитания).

Действенный анализ (по Станиславскому) условно подразделяется на

1. анализ действия

2. анализ действием".

Эти два способа «аналитической» работы в сценическом искусстве и являются основными этапами действенного анализа.

Теперь поставим их в своей очередности и уясним их предназначение, чтобы они лучше запомнились в своей последовательности и своим содержанием.

МЕТОДОМ ДЕЙСТВЕННОГО АНАЛИЗА:

1. Анализ действия - «Застольный период»:

- «разведка умом»» (начинать не с режиссерской постановки спектакля, фильма, не с актерской игры, а с изучения литературного, авторского материала).

- «роман жизни» (пересказ артистами литературного материала по линии действий своих персонажей, но «через себя», от своего имени, приближая тем самым материал к себе, себя - к материалу).

2. Анализ действиЕМ - «Этюдный метод» (практическое освоение «застольного периода»: работа на площадке, «на ногах»).

Сразу нужно «намотать на ус»: отдавать предпочтение какому-либо этапу действенного анализа не следует, оба равноценны своей значимостью, гармоничным взаимодополнением. А вот начинать надо обязательно с первого этапа - со знакомства с литературным материалом, ибо пренебрежительное отношение к нему, как правило, предопределяет неудачу, и наоборот - уважительное отношение к этому этапу действенного анализа, умелое применение его в работе, вполне может гарантировать успех.

Приведу пример поверхностного отношения к изучению произведения автора и его эпохи.

Вы, конечно, помните, какой гимн Терпсихоре поет Александр Сергеевич Пушкин в первой главе «Евгения Онегина». Не откажем себе в удовольствии еще раз им насладиться. Кроме того, как вы знаете, я привожу этот пример не только ради «услады».

Театр уж полон, ложи блещут,

Партер и кресла - все кипит;

В райке нетерпеливо плещут,

И, взвившись, занавес шумит.

Блистательна, полувоздушна,

Смычку волшебному послушна,

Толпою нимф окружена,

Стоит Истомина; она,

Одной ногой касаясь пола,

Другою медленно кружит,

И вдруг прыжок, и вдруг летит,

Петит, как пух от уст Эола;

То стан совьет, то разовьет

И быстрой ножкой ножку бьет.

Каков слог, каков стиль, какой полет восторга, вдохновенья! Какую волшебную атмосферу театрального «действа» создает Пушкин!

И тут появляется «разрушитель» этой божественной атмосферы, красоты:

... Онегин входит,

Идет меж кресел по ногам

Двойной лорнет скосясь наводит

На ложи незнакомых дам;

Все ярусы окинул взором,

Все видел: лицами, убором

Ужасно не доволен он;

С мужчинами со всех сторон

Раскланялся, потом на сцену

В большом рассеянье взглянул,

Отворотился - и зевнул,

И молвил: «Всех пора на смену, -

Балеты долго я терпел,

Но и Дидло мне надоел».

Вы только подумайте, что пушкинский Онегин вытворяет! Мало того, что он вошел в зрительный зал во время представления, так он еще «идет меж кресел по ногам», глядит «на ложи незнакомых дам», приветствует поклонами знакомых, при этом зевает и осуждает вслух - и публику, и балет, и Дидло. Согласитесь, Пушкин словно подсказывает вопрос, который должен возникнуть у нас: а, собственно, зачем Онегину театр, с какой стати он сюда явился?

Я слушал главы из «Евгения Онегина» в исполнении двух «солидных» чтецов. Но... один из них трактовал Онегина (из вышеприведенной сцены) как случайно, впервые в жизни попавшего в театр человека, как провинциала, не знающего правил приличия. Чтеца не смущало, или он забывал, что герой Пушкина, как знаток театра, хорошо ориентируется в зале, что раскланивается с известными ему лицами, что даже знаком с Дидло. Этот чтец, в некотором смысле, сочувствовал, буквально сострадал «своему» Онегину.

Другой чтец «подавал» Онегина эдаким, как сегодня бы сказал молоденький «прикольный» журналист, - ну очень нахальным, «отморозком», «новорусским толстосумом с растопыренными пальцами в перстнях», ввалившегося в театр, как на «тусовку» - для демонстрации своего «крутого имиджа».

Причем, оба чтеца старательно подкрепляли свою личную трактовку Онегина всеми средствами внешней выразительности - жестами, мимикой, интонацией, тем самым как бы лишая нас возможности представить себе Онегина иным человеком.

Но, если бы эти чтецы предварительно и усердно изучили «предлагаемые обстоятельства» произведения, " эпоху автора», и, в результате, узнали бы, что у «театральных меломанов» той поры считалось модным, особым шиком приезжать в театр с опозданием, входить, усаживаться и шуметь во время представления, - уверен, их «трактовки» появления Онегина в театре не были бы столь «упрощенными». И тогда бы эта «опасная мода», этот «дурной шик», прописанные Пушкиным так тщательно (и умышленно), прозвучали более «солидно и угрожающе», более соответствуя авторскому замыслу.

Надеюсь, вы заметили, я только что упомянул «предлагаемые обстоятельства». Это первая ступень действенного анализа.