Рэйчел И

После острого летаргического энцефалита у миссис И. развился прогрессирующий паркинсонизм, который к 1964 году привел к полной обездвиженности, ригидности и дистонии туловища и конечностей. Любопытно, что речь ее осталась практически не тронутой столь выраженным в остальных проявлениях паркинсонизмом, и это позволило видеть, что она сохранила интеллект, память, чувство юмора, несмотря на длительное «заключение» в обездвиживающем синдроме. Дважды в месяц, преимущественно по воскресеньям, ее состояние преображалось своеобразными приступами: в это время ее, волна за волной, заливала сильная мучительная боль, заставлявшая больную кричать, проявляя при этом выраженную персеверацию.

Приступы, которые начинались и заканчивались внезапно и случались на протяжении более двадцати лет, никогда не сочетались с какими-либо видимыми физическими заболеваниями и потому расценивались как кризы, или «таламические приступы» неизвестной этиологии. Возможно, они были проявлением аффективного или кататонического расстройства, замаскированного в другое время.

В конце 1967 года у миссис И. началось сенильное нарушение памяти на недавние события, хотя общая интеллектуальная организация оставалась интактной и по качеству была выше среднего уровня. Я несколько раз обращался к больной с предложением назначить ей леводопу, но она сильно опасалась его приема: «Нет, я не хочу его пробовать. Это лечение разорвет меня на куски». В сентябре 1970 года она изменила свое мнение: «Полагаю, на этой стадии мне просто нечего терять».

Ее реакция на леводопу была катастрофичной с самого начала. Через десять дней после начала лечения, на небольшой дозе — 1 г в сутки, — при отсутствии какого бы то ни было терапевтического эффекта или предупредительных признаков, миссис И. действительно «взорвалась». Она пришла в страшное возбуждение, появились бредовые галлюцинации, начала видеть вокруг себя крошечные фигурки и лица и слышать голоса, которые внезапно появлялись и исчезали в разных частях палаты. У больной появилась неконтролируемая эхолалия, она пронзительным голосом сотни раз принималась выкрикивать все, что ей удавалось услышать. Преследуемая галлюцинациями и беспрестанно повторяя внешние вербальные стимулы, миссис И. производила впечатление дома, наполненного призраками: она была одержима эхом и привидениями.

Хотя назначение леводопы было немедленно отменено и мы применили самые сильные седативные средства и транквилизаторы, нам не удалось купировать это чудовищное возбуждение. Оно продолжалось три недели, почти по двадцать четыре часа в сутки, с короткими перерывами на ступор, наступавший на фоне истощения сил.

Больная почти не спала. В эти моменты проявлялся упадок интеллектуального статуса: она переставала узнавать знакомых людей, галлюцинации прогрессивно упрощались по содержанию с каждым днем. Было трудно отделаться от впечатления, что непрерывное напряжение от возбуждения головного мозга буквально выжигает сознание больной.

На четвертой неделе возбуждение внезапно исчезло, уступив место коматозному состоянию. Это состояние длилось месяц, в течение которого больная нуждалась в полном медицинском уходе, включая зондовое кормление и т. д. Когда миссис И. вышла из комы, она утратила способность кого-либо или что-либо узнавать, производила лишь односложные звуки, и у нее вообще отсутствовали признаки ментального «присутствия» в жизни. Она превратилась в пустой остов человека, полностью лишенного проблесков разума. Интеллект был стерт, больная стала абсолютно дементной. В этом состоянии безумия и функциональной декортикации она находилась семь недель, до тех пор пока не умерла от острой пневмонии.