Гендерный дисплей

Предположим, что функционально церемония назначена достигать двух целей: во-первых, утверждения базисных социальных соглашений, и во-вторых, презентации наиболее актуальных доктрин касательно человека и его места в мире. Обычно такие церемонии реализуются или посредством разыгрывания своих ролей друг перед другом, или же посредством перформанса, когда одна часть присутствующих на церемонии является зрителями, а вторая — участниками. Таким образом, «социальные ситуации» являются культурно ангажированными — если мы определим их попросту как физические арены, внутри которых личности представляют себя внутри перцептуальных рядов друг друга и в качестве субъектов взаимного наблюдения, — а сами личности могут быть определены в соответствии с этим как «собрания».

Разумеется, именно в социальных ситуациях появляется следующая проблема — со всей необходимостью должны быть найдены материалы для работы механизмов празднования, причем именно такие материалы, которые могут претерпеть формообразование и превратиться в осязаемые репрезентации тех вопросов, которые никакими иными способами не могут быть представлены на глаза почтенной публики. И они находятся. Разделения и иерархии социальной структуры изображаются «микроэкологически», хотя и посредством использования «маломощных» пространственных метафор. Мифоисторические события отыгрываются в своих конденсированных и идеализированных версиях. Особенные стечения обстоятельств или поворотные пункты жизни торжественно отмечаются, как бы включаются в миф, как это происходит при крещении, на выпускных вечерах, на брачных церемониях, на похоронах. Изменения в социальных отношениях описываются с помощью символических приветствий и прощаний. Смена сезонных циклов также подается в драматизированном ключе. Проводятся встречи друзей, воссоединения. Ежегодные поездки в отпуск или, в микромасштабе — выезды на уикэнд или на вечер, — воспринимаются как некое погружение в идеальные сферы. Обеды и вечеринки становятся полигонами потребления ресурсов, которое обычно превышает чьи-либо потребности в светскости. Да и сами праздники давно подшиты к контексту овладения и новых завоеваний.

На всех этих многочисленных путях обычно ограниченное социальное напряжение как бы плещет через край и становятся видны обычно скрытые от взглядов формы деятельности, а также не нашедший выражения опыт участников церемоний. Коротко выражаясь, здесь индивидуум получает возможность встретиться лицом к лицу с репрезентацией, с некими формами иконического выражения, вышутить то, с чем обычно полагается обходиться вежливо, влиться в презентацию предполагаемого порядка его собственного существования. Отдельно стоящий, фиксированный элемент церемонии может быть назван «ритуалом», в то время как интерперсональный вид его может быть определен как формальный, конвенционализированый акт, посредством которого индивидуум воссоздает свое отношение к другому или к другим.

II

Если Дюркгейм указывает нам на необходимость рассмотрения одного из значений термина «ритуализация», то Дарвин в своей работе Выражение эмоций у человека и животных указывает нам, вроде бы случайно, на совсем иное. Перефразируя Юлиана Хаксли (и всю это логическую позицию), базовым аргументом здесь является то, что под воздействием естественного отбора определенные типы эмоционально мотивированного поведения подверглись формализации — в том смысле, что они оказались упрощены, чрезмерно акцентуированы и стереотипизированы — и таким образом выпали из того специфического контекста, в котором ранее находили выход и, коль скоро так, с точки зрения эффективности, вполне логично, что вскоре появились более эффективные способы подачи знаков — и внутренне, и внешне специфические[1].Такие типы поведения являются «дисплеями» — это видо утилитарное понятие, которое лежит в самой основе этологических концепций коммуникации. Вместо того, чтобы отыгрывать реакцию, животное, в сущности, лишь с готовностью обеспечивает легко читаемое выражение этойситуации, причем, в зависимости от его намерений, это может принять форму«ритуализации» некоторой порции самого действия, самой реакции, и эта индикация(которая является или угрожающей, или обещающей), по-видимому, уже сама по себепредполагает некие переговоры, некий эффективный ответ со стороны свидетелейдисплея. (На это указывает и Дарвин, и Джон Дьюи, и Г. X. Мид).

Этологический интерес, таким образом, не возвращает нас назад от ритуального

перформанса к социальной структуре и определенным верованиям, в которых перформатор и свидетель перформанса как бы замкнуты друг на друга, но препровождает нас к развертыванию теории социально обусловленных событий. Дисплеи таким образом обеспечивают доказательства принадлежности актера к собранию, его «со-равности» ему, такая позиция как бы должна вводить его в то, что вот-вот произойдет в данной социальной ситуации. Такое «выравнивание» экспериментально или индикативно

устанавливает сроки контакта, модус, стиль или формулы для общения, которые должны как бы «ручаться» за индивидуума в данной ситуации. Как уже было сказано, этологисклонились к тому, чтобы использовать здесь именно термин «коммуникация», и как раз, кажется, напрасно. Эти дисплеи не являются актами коммуникации в узком смысле этогослова. Они не провозглашают чего-либо посредством символического языка, который былбы открыто легитимирован и использовался исключительно для этой цели. Они лишьобеспечивают доказательства «сравнивания» актера с ситуацией. И в этом смысле дисплеиявляются в той же степени важными, в какой важно само это равенство.

Вариант сугубо человеческих дисплеев таким образом будет выглядеть сходно:

предположим, что все в поведении индивидуума, включая его внешность, информирует

свидетелей его демонстраций, говорит им нечто важное о его социальной идентичности, о его настроении, намерениях и жизненных планах, о том, как индивидуум относится к свидетелям демонстрации. В каждой культуре характерный ряд такого рода индикативного поведения и внешности становится специализированным, подвергается формализации, сводится к чему-то более или менее рутинному, но, возможно, более эффективному с точки зрения выполнения именно информативной функции, таким образом тема информирования смыкается с вопросом о контролирующей функции перформанса, даже если это и не является во всех случаях очевидным. Итак, можно назвать эти индикативные события «дисплеями». Как уже говорилось, они экспериментально подготавливают почву для контактов, вырабатывают модус, стиль или формулы взаимодействия, которые создают дискурсивные гарантии для всех участников коммуникации — и для персоны, которая предъявляет дисплей, и для тех, кто становится ее свидетелем.

Но, наконец, вернемся к нашей теме: если гендер определить как культурно заданный коррелят (соотносительное понятие) пола (не важно, биологически или социально обусловленного), тогда гендерные дисплеи реферируют к конвенционализированным изображениям этих коррелятов.

III