Работы Н.К.Рериха 11 страница

В Институте объединенных искусств были созданы секции изобразительного искусства, музыки, хореографии, архитектуры, театральная, литературная и лекторий с научными и философским отделениями. Около ста видных американских деятелей культуры и науки откликнулись на призыв Рериха и выразили готовность вести работу с молодежью по намеченным программам.

Какие же средства для всего этого были в распоряжении Николая Константиновича? Почти никаких. Поначалу решили снять для проведения секционных занятий помещение в нью-йоркском «Отеле артистов». И вот в один прекрасный день Николай Константинович вместе с молодым музыковедом М.Лихтманом направился в отель, чтобы заключить с администрацией арендное соглашение. Перед самым входом в метрополитен им встретился знакомый художник и предложил снять его бывшую студию, которая находилась в доме греческой церкви. Сразу же пошли к ее настоятелю и сняли у него помещение, оказавшееся не по карману прежнему арендатору. Так было положено начало практической работе Института объединенных искусств. Когда у Рериха спросили, неужели он думает разместить целый институт в одной комнате, Николай Константинович ответил:

— Каждое дерево должно расти. Так же и каждое дело. Если оно жизненно, то оно разрастется, если же ему суждено умереть, то для этого больше чем достаточно одной комнаты.

И дерево разрослось. Интересная и разнообразная программа занятий, талантливые педагоги, доступность обучения для малоимущих — вскоре все это принесло институту большую популярность.

Почти одновременно с Институтом объединенных искусств, который находился в Нью-Йорке, в Чикаго было учреждено объединение художников «Cor Ardens» («Пылающее сердце»), а в сентябре 1922 года возник международный культурный центр «Corona Mundi» («Венец мира»), призванный осуществлять сотрудничество деятелей науки и искусства разных стран. В начале тридцатых годов была создана Всемирная лига культуры. Программа Лиги культуры предусматривала работу по распространению идей мира и по охране культурных ценностей, предполагалось также оказывать поддержку передовым научным изысканиям, изучать вопросы материнства и детского воспитания, обмениваться культурными достижениями между государствами. Нужно сказать, что участие Рериха в этих организациях определялось его искренним и неудержимым стремлением к пропаганде достижений культуры. Он не мог бездействовать. Если появлялась малейшая возможность, сулившая хоть какой-нибудь успех, то Рерих обязательно должен был ею воспользоваться. Николай Константинович писал о Лиге культуры:

«В слове лига выражены общественность, объединение. Понятие всемирности не нуждается ни в каких объяснениях, ибо правда одна, красота одна и знание одно, и в этом не может быть никаких словопрений. Так же и о слове культура каждый образованный ум не будет спорить, ибо служение свету, утонченное и возвышенное сердце — общечеловечны».

Американские культурные организации, зачинателем которых был Рерих, развивались большей частью весьма успешно. Сам Николай Константинович практически не мог руководить ими. Многочисленные учреждения возглавлялись местными деятелями, а Николай Константинович, будучи членом правлений или почетным президентом, старался лишь поддерживать энтузиазм отозвавшихся на его инициативу людей.

Отдавая должное неутомимой энергии Рериха и его действительно беззаветному служению делу, в которое он свято верил, необходимо все-таки заметить, что успехи Рериха во многом зависели от большого интереса к его незаурядной личности, от его умелого обращения с разномыслящими сотрудниками, от обаяния его искусства. А этого, конечно, было недостаточно, чтобы работать в условиях общественного строя, опирающегося на принципы жестокой и беззастенчивой эксплуатации.

Несмотря на это, Рерих оказал огромное позитивное влияние на культурную жизнь Америки, на ее искусство, в частности, на творчество хорошо известного у нас Рокуэлла Кента. Это подтверждают и сами американцы. Имя Рериха не предано в США забвению, и начатая им культурная работа продолжается уже в течение полувека.

При самой интенсивной общественной деятельности Николай Константинович находил в Америке время не только для занятий живописью, но и для театральных работ, археологических исследований, публицистики. В 1922 году в его оформлении в Чикаго шла опера «Снегурочка». Эта постановка имела такой успех, что линии и орнаменты костюмов по рисункам Рериха были введены модельерами в моды текущего сезона.

Были у Николая Константиновича планы поработать совместно с Сергеем Прокофьевым, музыку которого он очень любил. Прокофьев встречался с художником в Америке и, покидая Нью-Йорк в феврале 1922 года, писал ему уже с парохода:

«Дорогой Николай Константинович, хотел забежать к Вам вчера вечером, чтобы обнять перед отъездом, но ввалилась ко мне какая-то предпринимательница, интересующаяся Апельсинами (речь идет об опере «Любовь к трем апельсинам». — П.Б. и В.К), задушила душевные порывы. Ваши рукописи со мной в каюте; с удовольствием жду того момента, когда спокойно смогу подумать над ними, а затем поговорить с Дягилевым. Целую Вас крепко.

С.Прокофьев».

Позднее, в 1930 году, в Нью-Йорке в оформлении Николая Константиновича была осуществлена новая постановка балета Стравинского «Весна Священная». На этот раз хореографию разработал балетмейстер Л.Мясин, а дирижировал Л.Стоковский.

Как археолога Рериха в Америке больше всего интересовали следы древних культур коренных жителей Америки. Летом 1921 года Николай Константинович знакомится с бытом американских индейцев в Аризоне и исследует пещерные жилища в Санта-Фе. Статьи об этих исследованиях появляются в специальных археологических изданиях.

Публичные лекции и выступления в печати создали Рериху репутацию прогрессивного мыслителя и гуманиста. В США перед Рерихом особо остро встал вопрос о том, как бороться с тлетворным влиянием антигуманного капиталистического общества на молодое поколение. Обращаясь к американской молодежи, художник писал:

«Друзья невидимые! Знаю вас. Знаю, как нечеловечески трудно вам превозмочь все условия жизни и не погасить ваш светоч. Знаю, как болезненно для вас идти под презрением тех, кто построил свою жизнь на темных понятиях денег... Я знаю тебя, гомункулус. Это ты подсунул нам по дороге столько ненужных вещей. Это ты советовал нам не доверять всему молодому и «неопытному». Это ты подставил внешние формы вместо фактов духа и сущности. Это ты позолотил рамы на картинах. Ты проник в советы и лиги и прикрыл стремление к совершенству обязанностью могильщиков».

Николая Константиновича не покидают мысли о необходимости синтеза этических учений Востока с современными социальными преобразованиями в России.

Ни одна лекция, ни одна статья не обходились теперь у него без ссылок на Россию или на труды восточных мыслителей, Николай Константинович как бы возложил на себя миссию быть глашатаем их идей на Западе. В этом отношении очень характерно стихотворение «Ловцу, входящему в лес», написанное в апреле 1921 года. Стихотворению предпосланы строки: «Дал ли Рерих из России — примите. Дал ли Аллал-Минг-Шри-Ишвара из Тибета — примите» (Аллал-Минг-Шри-Ишвара — тибетский подвижник. — П.Б. и В.К.). Далее, следуя поэтической манере Тагора, автор обращается к самому себе и намечает вехи своего дальнейшего жизненного пути:

...Из преследуемого

сделайся ты нападающим.

Как сильны нападающие

и как бедны оправдывающиеся.

Оставь защищаться другим. Ты

нападай,

ибо ты знаешь, для чего

вышел ты. И почему ты

не устрашился леса...

И ты проходишь овраг

только для всхода на холм.

И цветы оврага не твои

цветы. И ручей ложбины не

для тебя. Сверкающие водопады

найдешь ты. И ключи родников

освежат тебя. И перед

тобой расцветет вереск

счастья. Но он цветет

на высотах.

И будет лучший загон не

у подножия холма. Но твоя

добыча будет на

высотах. И ни ты, ни добыча

не пожелаете спуститься в лощину...

Находясь в США, Николай Константинович ни на миг не прерывал подготовки к поездке в Индию. Он старался заручиться поддержкой научных и художественных учреждений Америки и европейских стран, с которыми связывался через международные культурные организации, для того чтобы добиться разрешения у британских властей на проведение в их колонии научно-исследовательской экспедиции.

Связи с самой Индией также продолжали развиваться. Сначала они поддерживались через В.Шибаева. В письме от 25 сентября 1921 года Рерих сообщает, что через год он будет готов воспользоваться приглашением Вадья (одного из руководителей теософского центра) посетить Адьяр. Больше того, Николай Константинович просит Шибаева узнать об условиях жизни в Адьяре для приезжающих.

Однако через некоторое время в письмах Рериха начинает проскальзывать разочарование: он недоволен деятельностью теософского общества. Художнику претят распри между его руководителями и безграмотность «оккультной» литературы, профанирующей философскую мысль Востока.

В апреле 1922 года Николая Константиновича приглашает в Индию, один из оппозиционно настроенных лидеров теософского движения, впоследствии порвавший с ним индийский философ и писатель Д.Кришнамурти. Но художник уже решил не связывать свою будущую деятельность в Азии с теософами. Похоже, что некоторые теософы с опаской относились к просоветским настроениям Рериха. Это прежде всего касалось руководительницы русского теософского общества А.Каменской, эмигрировавшей после Октябрьской революции в Швейцарию и имевшей прямые контакты с Адьяром.

Во всяком случае, в августе 1922 года Николай Константинович пишет Шибаеву: «...если Вы потерпели разочарование в Каменской, то я потерпел то же в Безант. Это печально, но это так». В этом же письме художник сообщает, что через одиннадцать месяцев он будет окончательно готов покинуть США.

Уехал Рерих из Нью-Йорка месяцем раньше, чем предполагал, прожив в Америке с 20 сентября 1920 года по 8 мая 1923 года.

После этого он трижды — в 1924, 1929 и в 1934 годах — посещал США по делам на очень короткое время. Уже после отъезда художника из США, 17 ноября 1923 года, его друзьями и сторонниками был открыт в Нью-Йорке музей имени Рериха, куда Николай Константинович передал свыше 300 своих произведений.

Культурные учреждения, связанные с именем Рериха, функционировали обычно на кооперативных началах, и Нью-Йоркский музей по уставу числился товариществом на паях. Николай Константинович не обладал свободными денежными средствами, и его вклад состоял из картин, собрание которых систематически им пополнялось. Это давало художнику и его жене право на владение определенным количеством шер (паев). Как основатели дела, Николай Константинович и Елена Ивановна значились членами директората. Проживая вне США, они не могли лично участвовать в решении организационных и хозяйственных вопросов и поэтому оставляли кому-либо из других членов совета директоров свои доверенности. Никакой финансовой зависимости от музея или других американских культурных учреждений у Рериха не было, равно как и они никакой материальной поддержки, кроме обычных членских взносов и дарственных картин, от него не получали. Среди пайщиков музея было и несколько состоятельных бизнесменов. Об их коварстве и нечистоплотности в делах Николаю Константиновичу пришлось узнать позже.

Рассказ о жизни Рериха в США может показаться неполным, если не упомянуть об американских миллионерах, якобы подписывавших по желанию художника чеки на крупные суммы. Легенда о таких миллионерах, родившаяся среди завистливых неудачников эмигрантов, была подхвачена падкой на вздорные слухи западной прессой, которая сообщала, что Рерих запросто одаривает приглянувшихся ему людей драгоценными камнями. Пошарит по карманам, выберет камешек покрупнее и, не тратя лишних слов, передает из рук в руки.

Из всех небылиц, сложенных вокруг имени Рериха, россказни о неимоверном богатстве художника досаждали ему больше всего. Они вызывали нескончаемый поток просьб. Просили на школы, издательства, детские театры, женские курсы, дома культуры, на продолжение образования, на приобретение недвижимости и просто так, по безденежью. И Николай Константинович заносил в дневник: «Бесконечный список человеческих желаний и нужд. Сердце болело, отказывая бедным, но что могли значить наши копейки в этом бесконечном потоке слез и самых благородных намерений. Когда могли, давали, но это была малая капля в океане потребностей. В то же время кто-то создавал легенду о нашей роскоши... Скажите: «Богатства нет и никогда к нему не стремились». Никто не поверит, ибо вера в миф — самая крепкая вера. Человек верит не в действительность, но во что ему хочется поверить. Сказка о богатстве — самая жестокая».

Продажа картин, гонорары за работы для театра, публикации многочисленных статей всегда обеспечивали Рериху и семье безбедное существование. Однако расходы, связанные с частыми разъездами, экспедициями, научной и общественной работой, вызывали порой серьезные денежные затруднения, и Николай Константинович меньше всего рассчитывал на помощь капиталистов Америки. Он писал о них:

«Великими трудами кто-то строил Пантеон красоты, кто-то трудился, раскладывая нахождения по пробиркам критических лабораторий. И вот является ваш автомобиль, и опытный повар подносит вам изысканную трапезу красоты.

Но может ли ваш желудок переварить эту пищу? Да и имеете ли вы право входа в трапезную? Дали вы когда-нибудь что-нибудь оправдавшее ваше приближение к искусству и знаниям? Вообще умеете ли вы дать? И говорили ли вам, что лишь давшие получат? Если же вы не имеете права на вход во храм, если вы не заработали их сами своим трудом, если вы желаете лишь получать, то не вам ли принадлежит кличка паразитов? Ибо вы ползаете по храму, не внося в него ничего. Вы бороздите собой лик земли, бесцеремонно толпитесь на ступенях чужих завоеваний и легкомысленно полагаете, что все труды и творения для вас. Вы иногда слушали музыку; ваш глаз скользил по картинам; вы похлопывали рукою скульптуру и, зевая, вы отдавали час времени для прослушания знаменитого лектора. Но затем, когда автомобиль переносил ваше драгоценное тело до дома, — во что претворялись впечатления ваши? В скуку, в зевок, в обед и злословие.

Потому, когда человек имущий и с возможностями будет вам говорить об искусстве и знании, всегда спрашивайте его: «что же вы-то сделали для красоты, чтобы иметь право говорить о ней?»

У Николая Константиновича было достаточно оснований характеризовать капиталистов именно так. Он по собственному опыту знал, что лучше довериться случаю, чем миллионерам, которые, по утверждению некоторых газетных писак, устилают его путь денежными банкнотами. В дневнике художника есть запись: «Однажды в Сан-Франциско были нужны деньги. Очень были нужны, но ниоткуда не приходили. И никому-то об этой надобности нельзя было сказать. Становилось безнадежно... На другое утро ранний звонок... «Приезжайте немедленно на выставку». Спешу. В зале вижу милую девушку с чеком в руках. Улыбается: «Через двадцать минут отходит мой пароход в Гонолулу. Которую из этих четырех картин вы посоветуете?» Сует чек, схватывает со стены картину и бежит к выходу. Служитель хочет задержать, но я издали машу ему: «Не мешай». Так и мелькнула точно нездешняя, но в руке хороший чек, и на стене пустое место».

Благодаря постоянному спросу на картины, художнику удалось собрать средства и на путешествие в Азию. Никакие официальные учреждения США его не финансировали.

IX. СЕРДЦЕ АЗИИ

16 мая 1923 года Николай Константинович, Елена Ивановна и Святослав Николаевич, обучавшийся в США архитектуре и живописи, прибыли в Париж. Там их ждал Юрий Николаевич. Вся семья опять была в сборе, и начался завершающий этап приготовлений к отъезду в Индию.

Необходимо было укрепить деловые отношения с некоторыми европейскими учеными. Именно опираясь на европейские и американские научные и культурные организации, Николай Константинович рассчитывал получить, разрешение на проведение в Индии научно-художественной экспедиции. Рерих побывал в Виши, Лионе, Риме, Флоренции, Болонье, Женеве. И вскоре Британское министерство колоний вынуждено было уступить.

17 ноября 1923 года Николай Константинович с семьей отплыл наконец из Марселя на пароходе «Македония». Обычная в это время жара особенно не досаждала в пути. Воспользовавшись остановкой в Адене, Рерих отправил 24 ноября с борта корабля письма, в которых наряду с восторгами чувствовалось беспокойство. Так, Николай Константинович предупреждал В.Шибаева, через которого шла переписка с Советской Россией, чтобы тот был осторожен в своих письмах, направляемых в Индию, и не употреблял бы слова «Россия», а обозначал бы ее просто буквой А. Важнейшие события Рерих рекомендует излагать под видом фабулы готовящегося к публикации рассказа. Видимо, англичане организовали за Рерихом слежку.

Вскоре наступил долгожданный день. 2 декабря 1923 года Николай Константинович телеграфирует из Индии о благополучном прибытии. Высадившись в Бомбее, Рерихи предприняли осмотр известных исторических достопримечательностей. Начали с памятников скульптуры эпохи Гупта[3] на острове Элефанта. Затем посетили Джайпур, Агру, Сарнатх с его древнейшими буддийскими памятниками, Бенарес, Калькутту и оттуда повернули на север. Свыше трех тысяч километров было покрыто менее чем за один месяц. По пути состоялись дружеские встречи с индийскими учеными, художниками, писателями, с секретарем Бенгальского общества художников, племянником поэта Гаганенранатхом Тагором, известным ученым Дж. Чандра Босе, учеником и продолжателем дела Вивекананды — Б.Сеном. «По разным соображениям, понятным лишь для бывших на Востоке, пришлось отказаться от личной встречи с Ауробиндо Гхоше», — замечает Рерих. А.Гхоше — видный индийский политический деятель, поэт и философ, отличавшийся антиколонизаторскими и антифеодальными взглядами, и встреча с ним могла бы очень повредить Рериху.

В конце декабря Рерихи остановились в небольшом княжестве Сикким, невдалеке от города Дарджилинга на южных склонах восточных Гималаев. Та спешка, с которой Николай Константинович продвигался на север, свидетельствует о том, что его прежде всего интересовали Гималаи. Об этом говорят и краткие заметки художника на пути к ним:

«Сарнат и Гайя — места личных подвигов Будды — лежат в развалинах. Являются лишь местом паломничества. Так же, как и Иерусалим, остается лишь паломничеством ко Христу... Известны места подвигов Будды на Ганге. Известны места рождения и смерти учителя в Непале. По некоторым указаниям посвящение совершилось еще севернее — за Гималаями... Легендарная гора Меру по Махабхарате и такая же легендарная высота Шамбала[4] в буддийских учениях — обе лежали на север...»

Как некогда в России, так и теперь в Индии Николай Константинович начал свою работу с изучения источников зарождения древних культур. Особый интерес представлял для него буддизм, одно из направлений которого — махаяна — получило широкое распространение в Китае, Корее, Японии, Монголии, Тибете и Забайкалье.

Буддизм оказал заметное влияние на народные обычаи и искусство всей Центральной Азии. На это не раз указывали русские востоковеды и путешественники, и в частности Пржевальский и Козлов. Их заветной мечтой, так и неосуществленной, было пересечь Центральную Азию с севера на юг. Область древнейших культур — Тибет и Трансгималаи — все еще оставалась «терра инкогнита» для западного ученого мира. Именно эта таинственная область и привлекала внимание Рериха, и он подошел теперь вплотную к ее южной границе.

Сикким — небольшое индийское княжество, расположенное между Непалом и Бутаном. В Сиккиме много вершин, достигающих 6-8 тысяч метров, в том числе и памятная Рериху с детства по картине в Изваре Канченджанга. Путешественников на каждом шагу поджидали опасности: глубокие пропасти, крутые тропы, неприступные скалы. В зарослях таились тигры, леопарды, медведи, обезьяны. Высоко в небе парили царственные орлы. Знакомясь с Гималаями, Рерих частенько вспоминал Россию: «Кому ведомы подходы к старым монастырям и городищам Руси, тот поймет, как чувствуются подходы к монастырям Сиккима. Всегда твержу: если хотите увидеть прекрасное место, спросите, какое здесь место самое древнее. Умели эти незапамятные люди выбирать самые лучшие места». Много таких мест запечатлеет Рерих на своих полотнах. Через месяц, после прибытия в Индию он написал: «Уже складываются у меня серии картин: 1. «Жемчуг исканий», 2. «Сожжение тьмы», 3. «Светочи прихода».

Приступив к созданию картин об Индии, Николай Константинович решительно изгнал экзотику. Начатые в 1924—1925 годах серии картин — «Сиккимский путь», «Его страна», «Зарождение тайн», «Гималаи», «Майтрейя», «Учителя Востока» — во многом отличны от серий — «Начало Руси. Славяне», «Героика», «Санкта».

Под влиянием специфики мироощущения народов Востока всегда присутствовавшая в произведениях Рериха связь чисто эстетического с чем-то для него жизненно более важным — научным познанием, философским осмыслением окружающего, этикой — становится еще более ощутимой. Интересны были и формальные поиски художника. Оригинально решалась композиция картин, менялся рисунок, и, конечно, совершенствовался цвет. Все это характерно для таких полотен, как «Жемчуг исканий», «Песнь утра», «Песнь водопада» и многочисленных гималайских пейзажей (1924).

Не случайно картиной «Жемчуг исканий» открывается новая страница его творчества. Встреча с Индией состоялась, и Николай Константинович первой написанной на Востоке картиной «Жемчуг исканий» как бы торопится засвидетельствовать, что услышанный им зов не был зовом к отрешению от мира и к созерцательному самоуспокоению. На картине изображены гуру (учитель) и ученик. Они склонились над ожерельем в поисках той единственной жемчужины, без которой впустую был бы прожит нынешний день. Ожерелье и в восточной и в западной символике олицетворяет вечность. Поискам не суждено никогда кончиться. Ибо только познающий достоин быть учителем, и только ищущий не для одного себя умеет отыскать истину. Учитель и ученик изображены на фоне ослепительных Гималайских гор, покрытых вечными снегами.

В этом полотне Рерих уже показал себя непревзойденным «мастером гор». «Никто не скажет, что Гималаи — это теснины, — писал художник, — никому не придет в голову указать, что это мрачные врата, никто не произнесет, вспоминая о Гималаях, слово — однообразие. Поистине целая часть людского словаря будет оставлена, когда вы войдете в царство снегов гималайских. И будет забыта именно мрачная и скучная часть словаря».

Суровые горы помогают человеку обрести мужество, проявить силу духа.

«Чем-то зовущим, неукротимо влекущим наполняется дух человеческий, — замечает Николай Константинович, — когда он, преодолевая все трудности, всходит к этим вершинам. И сами трудности, порою очень опасныe, становятся лишь нужнейшими и желаннейшими ступенями, делаются только преодолением земных условностей. Все опасные бамбуковые переходы через гремящие горные потоки, все скользкие ступени вековых ледников над гибельными пропастями, все неизбежные спуски перед следующими подъемами, и вихрь, и голод, и холод, и жар преодолеваются там, где полна чаша нахождений».

Рерих сам прошел через эти опасности. Его волю испытывали и голод, и холод, и беспощадные вихри. Все это удваивало ценность нахождений, в которых открываются неизведанные дали и рождается бесстрашный в своих дерзаниях человек. Может быть, поэтому жизненная правда рериховских горных пейзажей особенно близка и понятна непокорным путникам в «незнаемое». Во всяком случае, о правдивости совершенно необычных красок Рериха альпинисты рассказывают с большей охотой и увлечением, чем некоторые художники и искусствоведы, все еще считающие, что Николай Константинович грешит «нарочитыми эффектами». Смелое новаторство Рериха в области колорита, с такой интенсивностью продолжавшееся на Востоке, по существу, всегда исходило от натуры и экспериментального постижения цвета.

Еще в 1921 году в Америке художник писал: «...каждая гамма красок создает какое-то могущественное настроение. Могущество света! Люди, имеющие перед собой все могущественные цвета божественного неба и земли, они пытаются ослепить себя, лишь бы не допустить давно сужденную им радость. Но, одев все в серые, желтые и черные стекла, рассудок людей все-таки пытается пробиться и доказать мощь света. Робко пробивается к жизни то, что должно заявить о себе властно».

Властность ярких цветовых гамм, небывалые в живописи цветовые сочетания, контрасты, чередующиеся с неуловимыми переходами, придали произведениям Николая Константиновича неповторимую выразительность. Картины, созданные художником в двух проведенных им по Сиккиму экспедициях, принесли ему новый успех в самой Индии.

В этих же экспедициях Рерихом была собрана интересная коллекция образцов тибетской живописи. «Своим спокойным выражением, — замечает Николай Константинович, — это искусство отвечает тайне колыбели человечества. Образует собой особый храм, к которому все время направлены вопросы и поиски».

Участники экспедиции проявили также большой интерес к сбору и изучению древнейших буддийских письменных источников и к исследованиям в области влияния буддизма на современную жизнь народов Азии. Отдельные выдержки из «Сиккимских дневников» Рериха (1924—1925) были опубликованы на русском языке в сборнике «Пути благословения». Подробный анализ находок экспедиции сделан Ю.Н.Рерихом в его работе «Тибетская живопись», опубликованной в Париже.

Приезд Рериха в Сикким совпал с необычным волнением в буддийском мире. Из-за несогласий и конфликтов между таши-ламой и далай-ламой первый покинул Тибет и скрылся не то в Китае, не то в Монголии. Говорили, что таши-лама побывал и в Сиккиме. Таши-лама считался духовным вождем Тибета и пользовался авторитетом среди простого люда, жестоко эксплуатируемого буддийскими руководителями Лхасы.

Бегство таши-ламы, за которым была организована вооруженная погоня, широко комментировалось среди буддистов. Николай Константинович позже обменивался с таши-ламой дружественными письмами и в «Сиккимских дневниках» характеризовал Лхасу как центр, где сознательный обман трудового народа Тибета возводится в ранг официальной политики.

Постоянной базой экспедиции Рериха в Сиккиме был дом Талай Пхо Бранг под Дарджилингом. По преданию, в этом доме когда-то останавливался популярный далай-лама V. С тех пор это место почиталось священным и привлекало к себе паломников. Дом, окруженный высокими вековыми кедрами, был расположен в межгорье на холме. Из окон открывался изумительный вид на Гималайские хребты и перевалы. Здесь Рериха посетил один из сторонников таши-ламы — Геше Ринпоче, который также покинул Тибет и пробирался теперь через Непал и Сикким в Индию.

В продолжительных беседах с Геше Ринпоче были затронуты вопросы о древнем учении Калачакры. Это учение переплеталось с древнейшими сказаниями о легендарной Шамбале и уже с XII века служило источником для многих буддийских комментариев. Большой интерес к Калачакре проявили и западные востоковеды. Исчерпывающий анализ литературы, связанной с Калачакрой, был впоследствии дан Ю.Н.Рерихом в специальной статье «К изучению Калачакры». Эта тема неоднократно затрагивалась и Николаем Константиновичем, в частности, ей посвящены многие страницы книги «Сердце Азии».

Визиты тибетских духовных лиц, уважение к местным обычаям, знание языков, устранявшее надобность в переводчиках, открывали Рерихам двери в малодоступные и потаенные горные монастыри. При этом Николай Константинович убедился, что в Сиккиме прекрасно знали о всех тибетских, китайских и монгольских событиях как религиозной, так и государственной жизни. Впрочем, в те времена их нельзя было отделить друг от друга, так как буддийское духовенство играло в Центральной Азии очень активную политическую роль.

Беседы с учеными и общественными деятелями Востока и результаты первых научных экспедиций в Сиккиме укрепили намерение Николая Константиновича предпринять грандиозное путешествие по Центральной Азии. В разработанном художником плане экспедиции предусматривалось двукратное пересечение Тибетского нагорья — с юга на север в западной его части и с севера на юг — в восточной. В программу экспедиции входила разнообразная научно-исследовательская и художественная работа. Николай Константинович имел также твердое намерение посетить Советский Союз.

Однако ни одно западное государство, а тем более Англия, колония которой должна была служить исходным и конечным пунктом экспедиции, не согласилось бы в начале двадцатых годов с тем, что ее маршрут будет проходить и через территорию СССР. Само собой разумеется, для этого было необходимо и разрешение Советского правительства. Ни в Индии, ни в США советских дипломатических представительств тогда еще не имелось. Так что перед Николаем Константиновичем сразу же возникли две сложные проблемы: первая — получить в США американский экспедиционный паспорт, который позволил бы добиваться от колониальных и местных властей азиатских стран вести экспедицию по их владениям, и вторая — информировать Советское правительство о своем намерении посетить СССР и получить на это согласие. Ввиду того что благоприятное решение второй проблемы грозило полностью сорвать решение первой, приходилось действовать очень осторожно.

В сентябре 1924 года Николай Константинович временно расстался с Сиккимом и направился в Европу и Америку. Благодаря связям и энергии своих американских сотрудников Рерих довольно легко получил разрешение вести экспедицию под американским флагом и оформил нужные документы, тем более что и на этот раз никаких государственных средств на путешествие не испрашивалось.