Сталинской пропаганды.

Важным фактором в процессе «присвоения» персидского поэта следует считать также и новую политику Тегерана. В начале двадцатых годов подобные вольности в отношении иранского этнокультурного наследия не могли иметь места не только по причине отсутствия соответствующего официального курса и стремления, но и ввиду наличия достаточно доверительных двусторонних связей. Между СССР и Персией было тогда заключено несколько соглашений, причем на весьма выгодных для советской стороны условиях. В частности, по

одному из документов на южном побережье Каспийского моря в районе Решта

и Пехлеви строился завод «Шилат» по производству «шахской икры». Уже по

другим договорам СССР осуществлял и авиасообщение опять-таки на очень выгодных для себя условиях, а также владел правами на собственный прокат кинофильмов, что имело немалое пропагандистское значение. Был подписан и

договор по разработке нефтяных месторождений на севере страны (в провинции

Мазандаран), с оговоренным пунктом о «совместной эксплуатации нефтяного

месторождения».

Изменение ситуации наступило в период реформ Реза шаха Пехлеви – нового персидского правителя иранского происхождения, низложившего в 1925г. тюркскую династию Каджаров, правившую государством еще с 1795г. С

конца двадцатых начался период индустриализации страны, сопровождавшийся также преследованием мусульманского духовенства, а также частыми анонсами и заявлениями о необходимости возрождения былой мощи древнеиранского царства. Персия была провозглашена «государством ариев», почему и вернула себе более древнее название «Иран».

За исключением армян и евреев, все другие национальные меньшинства

лишались права делегировать представителей в меджлис. Начались волнения тюркского населения – отчасти поддержанные, отчасти даже инициированные Советским Союзом. Под лозунгом «свержения шаха» прокатились восстания, бунты и мятежи «тюркских рабочих и крестьян» в Дильмене, Гиляне, Хорасане. Создавшаяся ситуация, естественно, вполне благоприятствовала «пересмотру» Советами некоторых вопросов иранской истории как этнотерриториального, так и (отдельно) этнокультурного характера.

Еще один нюанс: большую роль в «тюркизации» поэта Низами сыграла

и личность нового руководителя азербайджанских большевиков Мирджафара

Багирова, который под лозунгом борьбы «с пантюркизмом и панисламизмом» умудрился каким-то образом сохранить обе идеологии. Именно в период его

двадцатилетнего правления сложился и даже выкристаллизовался фундамент современной азербайджанской историографии – «советской ипостаси» турецкой историографической школы. Этому также способствовала все возраставшая в сфере советско-иранских отношений напряженность, позволявшая идти на определенные вольности в трактовке событий персидской истории.

Багиров позиционировал себя в ранге того политика, который способен

присоединить тюрконаселенные провинции Ирана к Азербайджанской ССР, а значит – утвердить на персидском севере большевистский строй. По сути, речь

шла об опосредованной (скорее всего) реанимации старого пантюркистского проекта, завуалированного новой пролетарской идеологией, что вполне отвечало региональному аппетиту Сталина. Тюркская волна антииранских настроений была, таким образом, вставлена Багировым в контекст «интернациональной борьбы угнетенных народов Востока против поработителей».

С учетом всего вышесказанного есть основания утверждать, что выбор персидского поэта Низами был обусловлен редким синтезом закономерных и случайных факторов. Профессор исторического факультета Калифорнийского университета в Беркли директор Института восточноевропейских, славянских и евразийских исследований Юрий Слезкин считает, что первое обращение к Низами уже как к «азербайджанскому поэту» датируется серединой тридцатых.

Инициатором подобного подхода, по мнению заведующего архивом Института востоковедения Российской Академии наук А.Тамазишвили, был руководитель

Азербайджанской ССР Багиров. Имея весьма стойкие антииранские убеждения,

он считал неприемлемой персидскую идентификацию Низами. Но, как полагает

ученый, «в начальный период попытка записать Низами в азербайджанцы еще

могла быть расценена как националистическая, также можно было ожидать возражений от ученых, и прежде всего из Ленинграда, где была сильная школа

востоковедения».

Действительно, еще в середине тридцатых персидская принадлежность Низами в академических кругах никак не оспаривалась; Бертельс продолжал публиковать исследования о классике персидской поэзии. В советский период одним из первых переводчиков средневековой персидской литературы с языка

оригинала (фарси) был Евгений Дунаевский. Личность очень привлекательная, с противоречивой судьбой (между прочим, в юности переписывался с Блоком).

В тридцатые годы Дунаевский выпустил в издательстве «Академия» две книги своих переводов Хафиза и Низами. В предисловии к изданной в 1935г. поэме Низами «Хосров и Ширин» он подчеркивал: «В ряду персидских классиков Низами самый яркий представитель романтической поэзии, имевший много подражателей и последователей».

В 1936г. была принята новая советская Конституция; тогда же распалась Закавказская Федерация, и Сталин выступил с докладом. Он подчеркнул, что образование советского государства пришлось на тот период, «когда отношения между разными народами не были еще как следует налажены, когда пережитки недоверия к великороссам еще не исчезли, когда центробежные силы все еще продолжали действовать»^[22]. И далее: «Нужно было наладить в этих условиях братское сотрудничество народов на базе экономической, политической и военной взаимопомощи, объединив их в одно союзное многонациональное государство. Советская власть не могла не видеть трудностей этого дела. Она

имела перед собой неудачные опыты многонациональных государств в странах

буржуазных. Она имела перед собой провалившийся опыт старой Австро-Венгрии. И все же... пошла на опыт создания многонационального государства, ибо знала, что многонациональное государство, возникшее на базе социализма,

должно выдержать все и всякие испытания.

Уже прошло четырнадцать лет. Период достаточный для того, чтобы

проверить опыт. И что же? Истекший период с несомненностью показал, что

опыт образования многонационального государства на базе социализма удался

полностью. Это есть несомненная победа ленинской национальной политики. Чем объяснить эту победу? Отсутствие эксплуататорских классов, являющихся <...> организаторами междунациональной драки; отсутствие эксплуатации, культивирующей взаимное недоверие и разжигающей националистические страсти; наличие у власти рабочего класса, являющегося врагом порабощения и верным носителем идей интернационализма; фактическое осуществление взаимной помощи народов во всех областях хозяйственной и общественной жизни; наконец, расцвет национальной культуры народов СССР, национальной по форме, социалистической по содержанию, – все эти и подобные им факторы привели к тому, что изменился в корне облик народов СССР, исчезло в них чувство взаимного недоверия, развилось в них чувство взаимной дружбы и наладилось, таким образом, настоящее братское сотрудничество народов в системе единого союзного государства. В результате мы имеем теперь вполне

сложившееся, выдержавшее испытания многонациональное социалистическое государство, прочности которого могло бы позавидовать любое национальное государство в любой части света».

Распад Закавказской Федерации в 1936г. актуализировал необходимость

написания «национальной истории» уже для отдельно взятой Азербайджанской Социалистической Республики. В.Шнирельман пишет: «В 1936г. Азербайджан получил статус полноправной советской социалистической республики, и ему

понадобилась... особая история, позволяющая дистанцироваться от остальных тюрков, чтобы не прослыть очагом пантюркизма (в конце 1930гг. признание родства тюркских языков объявлялось «пантюркизмом»), и от шиитского Ирана, чтобы избежать обвинений в панисламизме. В то же время в соответствии с советской доктриной, проявлявшей < > нетерпимость к «народам-пришельцам», азербайджанцам был остро необходим статус коренного народа, а это требовало доказательства автохтонности происхождения <...>.

Короче говоря, Азербайджан остро нуждался в своей истории <...>, в частности, в 1938г. Низами в связи с его 800-летним юбилеем был объявлен гениальным азербайджанским поэтом (История, 1939, с. 88-91). На самом

деле он был персидским поэтом <...> В свое время это признавалось всеми энциклопедическими словарями, выходившими в России, лишь Большая Советская Энциклопедия впервые в 1939г. объявила Низами “великим азербайджанским поэтом”».

***

В 1937г. в СССР планировался выпуск

«Антологии азербайджанской поэзии».

В первоначальный вариант