Особенно усердствовали власти Советского Азербайджана.

16 февраля, как раз к началу переговорного процесса, председатель Ревкома Азербайджана Нариманов направил Ленину письмо, содержание и акценты которого базировались на откровенном шантаже. Послание являло собой ультиматум.

«Дорогой Владимир Ильич, едет в Москву турецкая делегация с нашим представителем Бейбутом Шахтахтинским. Я довольно подробно говорил здесь с турецкой делегацией. Для меня нет никакого сомнения в том, что ангорцы искренно хотят связать свою судьбу с нами против Англии. Самый щепетильный для них вопрос – это армянский; в этом вопросе они проявили максимум энергии, чтобы его решить в свою пользу. Я заговорил было о Батуме, о Ахалцихе, но они сказали: “армянский вопрос есть вопрос жизни и смерти. Если в этом вопросе мы уступим, масса не пойдет за нами. Между тем решение этого вопроса в нашу пользу делает нас сильными”.

Безусловно, они против Антанты; они готовы с нами драться против Англии до последнего человека, но если Москва из-за армянского вопроса оттолкнет ангорцев от себя, они, отчаявшись, могут броситься в объятия Англии. Что может тогда быть? Ангорцы все более и более становятся популярными как борцы за свободу от ига европейского империализма на мусульманском Востоке. Отчасти, мы сами способствовали тому, объявив священную войну. Если теперь отказаться от ангорцев, то мы не только потеряем все свое влияние на мусульманском Востоке, но откроем неслыханный для себя восточный фронт…

Откровенно говоря, после революции в Бухаре, Хиве и Персии мы многое потеряли, но все же Восток продолжает верить Вам и ждет, когда, наконец, осуществится первоначальная мысль Ваша о самоопределении. И если теперь при крайней напряженности Востока мы начнем войну с ангорцами, то это будет начало конца нашей восточной политики. Мы могли бы не бояться этого, если бы на Западе наше положение было прочное.

Я должен предупредить Вас: тов. Чичерин путает восточный вопрос, он слишком увлекается армянским вопросом и не учитывает всего, что может быть, если разрыв с ангорцами будет, именно, из-за армянского вопроса. Я категорически заявляю, при создавшемся положении на Кавказе (Дагестане и Грузии), если хотим Азербайджан удержать за собой, мы должны с ангорцами заключить крепкий союз во что бы то ни стало. Я подчеркиваю: этот союз даст нам весь мусульманский Восток, и то общее недовольство, которое создано нами же нашей неумелой восточной политикой, будет ликвидировано, и тем вырвем у Англии из рук орудие провокации»^[246].

Процитированное письмо – озвученное азербайджанским коммунистом кемалистское послание, призванное «предупредить» русских большевиков о том, что всегда существует реальная перспектива открытия пантюркистского и панисламистского фронта, перспектива сворачивания дружбы между русскими трудящимися и анатолийскими турками, всегда есть поле для новых маневров в сторону даже столь ненавистной Антанты, и во избежание всех подобных реальных перспектив нужно договориться по отдельно взятому «армянскому вопросу».

Откровенный шантаж фигурирует и в докладе самого Шахтахтинского: «В переговорах с Турцией камнем преткновения может служить армянский вопрос. В армянском вопросе турки проявляют максимум неуступчивости, мотивируя это тем, что они очутятся в положении Константинопольского правительства, сделав уступку в этом вопросе. Чтобы заключить крепкий союз с турками, мы не должны делать армянский вопрос объектом наших переговоров. Для окончательного решения армянского вопроса можно найти другой, более подходящий момент»^[247].

Этот доклад являл собой подробное изложение позиций кемалистов и представителя интересов ангорского (анатолийского) правительства Кязима Карабекира. Напомним, что в самом начале двадцатых официальная Турция (то есть Османская империя со столицей в Константинополе) воспринималась Кемалем столь же враждебно, как и «империалистические западные державы», считалась кемалистами и большевиками «марионеткой Антанты».

Великое Национальное Собрание Турции заседало в Ангоре (Анкаре), и кемалисты контролировали почти всю территорию Анатолийского и Армянского нагорий (Западная Армения, как было отмечено выше, именовалась турками «Восточной Анатолией»). В докладе представителя Азербайджана отмечалась необходимость работы именно с кемалистскими силами, так как «вся Восточная Анатолия и возглавляющий ее Карабекир Кязим паша являются самыми ярыми и искренними нашими друзьями <...> Карабекир паша в своих литературных произведениях, изучаемых во всех школах Анатолии, беспардонным образом поносит Англию, желая внедрить в душу турецкого юношества презрение к англичанам»^[248].

Чрезвычайный и полномочный представитель Азербайджана Бейбут Шахтахтинский пишет, что «агенты официальной Турции, вернее, Антанты, главным аргументом против соглашения с Советской Россией выставляют то, что большевизм в России долго не удержится, и тогда Турция останется одна лицом к лицу с Европой и даже националистической Россией. Об этом аргументе противников говорил мне сам Карабекир»^[249].

Долго перечисляя азербайджанские и кемалистские контраргументы, Бейбут Шахтахтинский вновь обращается к армянской теме. В данном случае он «обосновывает» категорическую недопустимость передачи Нахиджевана под юрисдикцию Армении. Несмотря на то что после известных январских событий большевики все реже и реже вспоминали свое декабрьское обещание (равно как и отказ азербайджанских властей от территориальных притязаний на восточно-армянские земли), тем не менее тюрки настаивали на необходимости разрешения (именно в экстренном порядке) отдельно взятого «нахиджеванского вопроса». Нюанс в том, что Нахиджеван занимал важнейшее стратегическое положение, так как непосредственно примыкал к подконтрольным «ангорскому правительству» землям – иными словами, являлся естественным связующим звеном перспективного «моста».

В обращении Бейбута Шахтахтинского уже прорабатывается тезис о целесообразности передачи Нахиджеванского края Азербайджану. Важно подчеркнуть, что представители этой республики в своих частых обращениях в Москву не скрывали, что являются также выразителями интересов кемалистов, постоянно напоминали о том, что «вопрос обсуждался с ангорцами». В контекст подобных контактов и совместных разработок «общей тактики» и вписывается отведенная Турции роль «армянского противовеса» в нахиджеванском вопросе, хотя перспектива передачи Нахиджеванского края кемалистам вообще не являлась предметом переговоров.

«Нахичеванский край, как важнейший по стратегическим соображениям уголок, ни под каким видом нельзя отдавать под протекторат турок. Точно так же нельзя допускать сейчас его присоединения к Армении, ибо, во-первых, этому противится само население этого края, и, во-вторых, на это не согласятся турки. Поэтому нужно пока превратить этот край в самоуправляющуюся под протекторатом Советской России область. Такой способ разрешения вопроса сдвинет турок с занятой ими позиции и не может не удовлетворить Армению»^[250].

Далее позиция излагается уже более конкретно: «Возможно, что когда-нибудь обстоятельства заставят нас от имени самостоятельного Нахичеванского района делать диверсию в сторону Персидского Азербайджана, а может быть, даже и против Турции, но подобных ходов никогда нельзя делать со стороны или от имени Армении. Наконец, нужно иметь в виду, что с присоединением Нахичеванского района к Армении Макинское ханство немедленно объявит себя частью Турции, а это невыгодно для нас во всех отношениях»^[251].

Чтобы выудить у большевиков официально гарантированный отказ от первоначального намерения передать армянам Нахиджеван, азербайджанские представители постоянно напоминали о том, что советская власть в Эривани свергнута, а на юге все еще сильна Антанта. В докладе читаем: «Часть Армении, а именно Даралагез и Зангезур, остаются в руках дашнаков, сумевших связаться с Тавризом, где живут агенты Антанты. Они захватили почти всю нагорную часть Карабаха»^[252].

Кроме того, на встречах с российскими большевиками отмечалось, что армянская правительственная делегация и официальная делегация Османской империи находятся в Лозанне, где ведут переговоры с западными державами.

В конце доклада Шахтахтинский вновь предупреждает большевиков о реальной перспективе открытия исламского фронта против России: «Если такое соглашение в Москве не состоится, то <...> в таком случае Анатолийское Национальное собрание тотчас же обратится к мусульманскому Востоку с заявлением, что революционная Турция ни в какой связи и союзе с Россией не находится и свою борьбу ведет и будет вести без всякой помощи и поддержки Советской России»^[253].

Показательно, что уже через несколько месяцев Бейбут Шахтахтинский станет председателем Нахичеваньского Ревкома, а также председателем Совета Народных комиссаров Нахичеваньской Республики.

Таким образом, уже к началу русско-турецкого переговорного процесса усилиями азербайджанских коммунистов была сформирована соответствующая атмосфера диалога и обозначены главные приоритеты. Показательно, что 26 февраля (это день открытия Московской конференции) «по негласной просьбе Ангоры армянин Лев Карахан был отстранен от участия в качестве заместителя главы делегации. Вместо него был включен турок по происхождению Джелал Коркмазов»^[254].

16 марта 1921г. в Москве и был подписан «Договор о дружбе и братстве между Российской Социалистической Федеративной Советской Республикой и Турцией», обозначивший географические контуры и исторические принципы развития целого региона. Договор обнаруживает сходство с подписанным много позже пактом Молотова–Риббентропа (в части, когда две Договаривающиеся стороны не только рассматривали судьбу «третьих стран», но и разрешали ее на основе принятия специальных совместных положений). Как, например, «обе Договаривающиеся Стороны согласны, что Нахичеванская область образует автономную территорию под протекторатом Азербайджана, при условии, что Азербайджан не уступит сего протектората третьему государству»^[255].

Несмотря на то что в правовом аспекте этот договор действительно напоминает советско-германский пакт и даже просматривается (некоторыми авторами) как некое его «предвосхищение», однако совсем иначе обстоит дело в ракурсе де-факто. Процитированная статья – красноречивое свидетельство того, что в обозначенное время Турция и Азербайджан не только действовали совместно, но и воспринимались большевистскими кругами в качестве «единой стороны». Это существенный момент, отражавший реальное положение дел.

В документе специально подчеркивалось, что уже в самое ближайшее время Закавказские советские республики ратифицируют русско-турецкие договоренности в Карсе: «Настоящий Договор подлежит ратификации. Обмен ратификационными грамотами состоится в Карсе в возможно ближайший срок <...> Россия обязуется предпринять в отношении Закавказских Республик шаги, необходимые для обязательного признания этими Республиками в договорах, которые будут заключены ими с Турцией, статей < > Договора, непосредственно их касающихся»^[256].

В период заключения Московского договора советская власть в Эривани была свергнута (большевики восстановили свои позиции в Армении в начале апреля, уже после советизации Грузии), и данное обстоятельство являлось предметом спекуляций в куда большей степени, нежели вызывало серьезную тревогу у договаривающихся сторон (скорее – раздражение в большевистском стане, причем особенно сильное у Сталина, о чем, кстати, сохранилось немало свидетельств). В сложившихся к весне 1921г. политических условиях армянский «порыв благородного патриотизма» был обречен изначально, что осознавалось как большевиками, так и кемалистами. Восстановление совместными усилиями советского строя в Эривани являлось вопросом времени.

В этой связи документ подчеркивал: «Договаривающиеся Стороны обязуются не допускать образования или пребывания на своей территории организаций или групп, претендующих на роль правительства другой страны, или части ее территории, равно как и пребывания групп, имеющих целью борьбу против другой страны. Россия и Турция принимают на себя такое же обязательство и в отношении Советских Республик Кавказа, при условии взаимности»^[257].

Таким образом, подписанный 16 марта 1921г. Московский договор обозначил и «ближайшие перспективы», обещавшие расширение территорий Советского Азербайджана и трудовой Анатолийской Турции, и сужение площади империалистической Армении (собственно говоря, первое и происходило за счет второго). Нахиджеван отходил к Азербайджану, за Турцией закрепились права на Карс и Сурмали, хотя ранее советское правительство и аннулировало Александропольский договор. Московское соглашение предначертало контуры армяно-турецкой границы с передачей союзнической Турции священной для армян горы Большой Арарат.

IV