И малоазиатскими тюрками.

Начало тридцатых ознаменовалось также выдающимся – в аспекте пантюркистских интересов – событием, ставшим своеобразным венцом десятилетних кемалистских усилий на «нахиджеванском векторе»: в 1932г. – по прошествии почти одиннадцати лет после заключения Московского и Карсского договоров - Турция наконец-таки «вышла» на Нахиджеван. Таким образом, две тюркские республики обрели общую границу. Договором от 23 января 1932г. между Анкарой и Тегераном территория, расположенная на границе дороги Маку-Баязет и включающая в себя населенные пункты Котур и Базирган, была передана Ирану, а взамен Турция полностью включила в свой состав двуглавый Араратский вулканический массив^[271].

Между тем эксперимент Сталина по моделированию принципиально новых социалистических наций, о котором мы уже писали, приобретал особую актуальность на фоне усиления националистических настроений в Турции. В ноябре 1934г., в соответствии с принятым «Законом о фамилиях», Мустафа Кемаль был официально признан турецким меджлисом «Ататюрком» – «Отцом всех тюрок».

Это обстоятельство вступало в самое категорическое противоречие с социалистическим пониманием «природы вещей», особенно с учетом того, что

в большевистском интернациональном государстве был свой «отец», который к тому же являлся «отцом» не только тюркских, но и всех других советских народов. Тем не менее даже столь ревностное отношение к идеологизированной терминологии революционного времени – лишь вершина дрейфующего в противоречивых водах советско-турецких отношений айсберга. Недоверие питалось более глубинными источниками^[272].

В конце октября 1933г. на праздновании десятилетия провозглашения Турецкой Республики Мустафа Кемаль заявил: «Однажды Россия потеряет контроль над народами, которые сегодня держит крепко в руках. Мир выйдет на новый уровень. В тот самый момент Турция должна знать, что ей делать. Надо готовиться <...> Наш общий язык – наш мост, наша общая вера – наш мост, наша общая история – наш мост. Мы должны вспомнить о своих корнях и объединить нашу историю, волею судеб разделившую нас с нашими братьями <...> В тот самый день, когда Россия падет, Турция станет для наших братьев страной, с которой они будут брать пример».

В зависимости от приоритетов «текущего исторического момента» эта речь Кемаля неоднократно редактировалась. В частности, выступая в феврале 1994г. перед депутатами турецкого парламента, тогдашний президент Азербайджана Гейдар Алиев сместил (смягчил) акценты данного изречения исходя из политических соображений – активизации взаимоотношений с Россией и членства республики в Договоре о коллективной безопасности. Однако озвученная Кемалем основная мысль угадывается даже в «алиевском переводе»:

«Я хочу напомнить вам одно ценное изречение Мустафы Кемаля Ататюрка, потому что оно свидетельствует, насколько велика обязанность, которая легла на Турцию, и насколько дальновидным был Мустафа Кемаль Ататюрк. В своем выступлении по случаю 10-й годовщины Турецкой Республики он сказал: “Советский Союз является сегодня нашим другом, соседом, союзником. Нам необходима эта дружба. Однако сейчас никто не может предвидеть, что произойдет завтра. Можно оказаться расчлененными, как османцы, разделенными, как Австро-Венгрия. Нации, которые ныне удерживаются крепкой рукой, завтра могут разбежаться. Баланс в мире может измениться. И Турция должна знать, что ей делать в таком случае. Этот наш друг правит нашими братьями, с которыми нас связывают общий язык, религия, с которыми мы едины по сути. Мы должны быть готовы взять их под свое покровительство. Не молчаливо ждать этого дня, а быть готовыми к нему. Как готовятся к этому нации, укрепляют ли духовные мосты? Нас, как мосты, объединяют вера, история. Мы должны вернуться к своим корням, к нашей общей истории, разделенной событиями. Мы должны приблизиться к своим историческим корням”. Шестьдесят лет назад Мустафа Кемаль Ататюрк, предвидя эти дни, сделал это завещание. Сейчас это время настало»^[273].

Естественно, кемалевское выступление, допускающее (в оригинале) расчленение СССР, не могло остаться без внимания советского руководства и,

помимо всего прочего, послужило еще одним дополнительным импульсом в деле конструирования «азербайджанской нации» – со своей «национальной культурой», своими «национальными героями» и своими «национальными перспективами». Менее чем через два месяца после известной речи Кемаля секретарем большевистской партии Азербайджана был назначен Мирджафар Багиров, которого, между прочим, Сталин недолюбливал изначально («за ним в прошлом водились грехи», – говорил о нем генсек).

Впрочем, широким выбором «отец народов» и не располагал: к тому же Багиров был профессиональным карателем, умел «предотвращать заговоры» и «выдавливать показания», насаждать «политику партии» – одним словом, обладал целым набором талантов, к которым Сталин не мог быть безразличен. За неполные семь лет руководства Наркоматом внутренних дел республики он в полной мере раскрыл все свои качества и действительно оказался незаменимым в процессе внедрения в сознание разрозненных тюркских племен «единого взгляда на вещи». Мирджафар Багиров стал руководителем Азербайджана в период, когда азербайджанской нации не существовало не только официально, но и фактически. Собственно, на него и была возложена «историческая миссия» по разработке «азербайджанских ценностей» и их последующего «вселения» в кочевнический быт тысяч шатров. Одним словом, он был призван ответить турецкому «тюркизму» советским «азербайджанизмом».

Ввиду отсутствия сугубо «азербайджанских» культурных ценностей их пришлось придумывать. Именно в тридцатые годы измышления и вымысел стали фундаментом «азербайджанского прошлого», именно тогда и зачиналась «азербайджанская школа историографии». Великими «азербайджанцами» были названы классик персидской поэзии Низами, мятежник Бабек, многие другие исторические лица. Как и становление одноименной республики, моделирование азербайджанской нации было чисто политическим проектом, у истоков которого, как уже отмечалось, стояло еще русское черносотенство в лице Василия Величко. В советский период «сырой материал» начала века был доработан Сталиным и в качестве «конечного продукта» приведен в соответствие с «запросами текущего момента».

В самой Турции тюркизм набирал обороты. Понятие «турок» как официальное наименование граждан Турецкой Республики все реже и реже ограничивалось государственными границами этой страны, хотя декларативно и не должно было «нарушать географию». Более частыми становились выступления Кемаля о судьбе «наших братьев, которых еще цепко держат в руках». Показательно, что редактором официального органа правительства Кемаля, газеты «Хакимиет-и-миллие», был назначен вызволенный в 1921г. из мальтийской ссылки Ахмед бек Агаев – один из главных организаторов армянской резни в Баку (1905г.), бывший военный советник Кавказской Исламской армии Нури. В кемалистской Турции он стал депутатом парламента от Карса. Таким образом, возраставшая напряженность в отношениях между Москвой и Анкарой (Ангорой) ускорила процесс конструирования «азербайджанской нации».

Наглядным примером напряженности воспринимается и назначение в 1934г. советским послом в Турции Левона Караханяна (Лев Карахан). Если в самом начале двадцатых Сталин настаивал на необходимости отстранения этого дипломата «от восточных дел» ввиду недоверия к нему турецких политиков, то спустя десятилетие он лично делегировал Карахана в турецкий стан. Новыми противоречиями отметился и московский визит министра народного хозяйства Турции в июле 1935г.

Уже в апреле 1936г. турецкое правительство, рассчитывая на поддержку Англии, предложило странам – участницам Лозаннской конференции открыть переговоры для заключения новой конвенции о Черноморских проливах с перспективой предоставления нечерноморским державам права в любое время вводить в акваторию военные корабли. Острые дискуссии по этому вопросу развернулись в июне-июле на международной конференции в швейцарском Монтре с участием СССР, Турции, Великобритании, Франции, Болгарии, Румынии, Греции, Югославии, Австралии и Японии. Обсуждения выявили наличие «турецко-британского сговора»: Англия сама была заинтересована в вовлечении Анкары в орбиту своей средиземноморской политики, равно как и использовании ее военно-морских баз, что вызвало резкий протест советской делегации.

Противоречия проявлялись и в других формах. В частности, 29 октября 1936г. Ататюрк в разговоре с Караханом упрекнул Сталина по поводу того, что тот, «как вождь советского народа», не поздравил его лично, как «вождя турецкого народа», с тринадцатой годовщиной Турецкой Республики: «Я знаю, что у вас сильная армия, очень механизированная, но я ее не боюсь, я вообще никого на свете не боюсь, в том числе и вас. За мною стоят восемнадцать миллионов народа, и достаточно только приказать, они пойдут со мной, куда я их поведу. Я могу сильно навредить, но, конечно, этого не сделаю, ибо мои слова, как и моя дружба, святы и нерушимы»^[274].

Параллельно в СССР шло формирование новой социалистической нации, открыто противопоставлявщейся турецкой. Собственно тогда тюрко-татарские народы Закавказья и «трансформировались» в «азербайджанскую нацию». После упразднения ЗСФСР и принятия Конституции в 1936г. новая «азербайджанская нация» стала титульной, и с этого периода начался процесс внедрения в ее массовое сознание «собственных исторических ценностей».

Кстати, о политике открытого противопоставления «азербайджанизма» «тюркизму» свидетельствует и характер созванного в феврале-марте 1937г. пленума ЦК ВКП(б), обвинившего Турцию в подстрекании тюркских народов СССР на борьбу против советской власти. Примечательно, что под диктовку Сталина обвинительную речь зачитал лидер азербайджанских коммунистов Багиров:

«Красной нитью в работе и контрреволюционной агитации буржуазно-националистических элементов проходят следующие положения:

1. Восточные, тюрко-татарские народы, проживающие в СССР, должны равняться на Турцию и следовать ее примеру.

2. Кемалистская Турция – единственное независимое свободное тюркское государство. Поэтому надо отделиться от СССР и образовать мощное тюрко-татарское государство под руководством Турции. По существу вся работа по созданию пантюркистских и панкемалистских настроений подчинена подготовке войны против СССР»^[275].

Тогда же Турция в числе стран членов «Балканского пакта» (Балканская Антанта) выступила против сотрудничества с Советским Союзом. Несмотря даже на то что в 1937г. в ряде двусторонних встреч «взаимная дружба» все еще дежурно характеризовалась в качестве «стабильного элемента» региональной безопасности, однако сторонами прекрасно осознавалась бесперспективность и обреченность подобных заявлений. Уже к февралю 1938г. закрылись советские консульства в Измире, Карсе, Артвине, Эрзеруме, Трапезунде и турецкие – в Одессе, Ленинакане, Ереване и Баку.

Процесс «азербайджанизации» зиждился именно на пантюркистском идеологическом субстрате с характерным отношением ее непосредственных проводников к армянскому фактору в регионе, и традиционным стремлением присоединить «соседние тюркские земли». Синтез «пантюркистского базиса» и «социалистической надстройки» породил в конце тридцатых годов явление «паназербайджанизма», в свою очередь вставленного в контекст пансоветизма. Собственно тогда-то вся территория Азербайджанской ССР и предстала в форме завершенной идейно-политической композиции «Северный Азербайджан» с подчеркнутым акцентом на наличие «южных земель».

***