Значение которого выходило бы далеко за пределы региона.

Именно в этот период в большевистской среде стали озвучиваться мысли о желательности передачи Советской Армении и некоторых западно-армянских областей, которые турки уже все настойчивее называли «Восточной Анатолией». Исходя из стратегического характера российско-кемалистского сотрудничества, подобные мысли анонсировались осторожно и сдержанно, в большей степени они походили на «предложения» или «добрые намерения», но ни в коем случае – «требования». Сторонником включения в состав Советской Армении отдельных западных регионов был нарком Георгий Чичерин, который сочувствовал армянам, пережившим все ужасы мировой войны, подвергшимся чудовищной резне и лишившимся возможности жить на большей части своей исторической родины.

Диаметрально противоположный взгляд на вещи царил в кемалистском стане. Практически весь политический истеблишмент этой формирующейся республики усматривал в советизации Восточной Армении вполне реальное препятствие на пути создания сплошной «тюркской полосы» до Баку. Особое раздражение вызвало большевистское решение передать Советской Армении исторические области Нахиджеван, Зангезур и Карабах (так как географическое расположение последних – друг за другом, с запада на восток – и призвано было, с точки зрения «анатолийцев», стать «несущей конструкцией вожделенного моста»). Поводом для еще большего негодования стало муссирование темы о «желательности» передачи Советской Армении некоторых западно-армянских земель.

В числе главных факторов, вызывавших «турецкую настороженность» в отношении определенных шагов большевистского руководства, был также и отказ последних признать Александропольский договор, заключенный через несколько часов после того, как представители армянского правительства подписали с полпредом России Борисом Леграном соглашение об установлении советской власти в Армении. Новое большевистское руководство республики объявило Александропольский договор аннулированным.

Аннулированный договор был подписан между Турцией и армянским правительством в ночь на 3 декабря 1920г. Выше отмечалось, что с сентября Армения вынуждена была воевать сразу на двух фронтах: Восточном – откуда шла XI Красная Армия и мусульманские формирования, и Западном – откуда наступала Турция. Александропольский договор констатировал поражение Армении в войне. Как позже напишет глава армянской внешнеполитической миссии Аветис Агаронян в открытом письме на имя наркома Чичерина, «если побежденная Армения была вынуждена принять бесчеловечные условия предложенного турками мира, то только по той причине, что ваша союзница Турция действовала против нас, опираясь на вашу политическую и военную поддержку»^[236].

Чтобы представить степень турецкого (кемалистского) негодования в связи с непризнанием советским правительством этого документа, отметим, что, согласно его положениям, Армения сама признавала аннулированными все договоры, которые заключались «во вред интересам Турции». Специально был оговорен вопрос Севрского договора: «Эриванское правительство соглашается признать и объявить Севрский договор <...> аннулированным».

Помимо прочего, к Турции также отходили восточно-армянские области Карс и Сурмали. Южные же области Среднеараксинской равнины (на которых еще в мае 1918г. младотурки «учредили» Аразскую Тюркскую Республику с центром в Нахиджеване) объявлялись под временным протекторатом Турции, причем «впоследствии там посредством плебисцита будет установлена особая администрация». Впрочем, даже вне зависимости от национального состава и формы этой «новой администрации» Армения лишалась права вмешиваться и в ее дела.

Александропольский договор превращал армянскую государственность в формальность. Взамен приостановления своего дальнейшего продвижения, чреватого истреблением армянского населения, «анатолийское правительство» выдвинуло требования, заведомо рассчитанные на неизбежность скорой утраты армянами своего национального государства. Кроме указанных выше пунктов Турции отводилось право производить инспекцию в Армении, контролировать пролегающие по территории республики железные дороги, при необходимости принимать военные меры…

Более того, армянское правительство обязывалось принять и разместить мусульманское население, «не препятствовать организации мусульманских обществ и их праву непосредственного избрания муфтиев и утверждения главного муфтия», «отказаться от всяких прав на транзитные пошлины в отношении товаров, повозок, вагонов, идущих транзитом из Турции в Азербайджан, Персию, Грузию и обратно», «отозвать из западных стран свои делегации», «отказаться от обязательной воинской повинности», причем максимальная численность армянской армии определялась в 1500 штыков при восьми горных или полевых орудиях и двадцати пулеметах.

Таким образом, вследствие провозглашенной на I съезде угнетенных народов Востока «священной войны» пантюркистская программа по полной и окончательной ликвидации «армянского барьера» на пути создания Великого Турана была близка к своему завершению. Если бы не героическая армянская самооборона в Зангезуре и Карабахе, со всей очевидностью обнажившая перед большевиками преемственный характер пантюркистских устремлений и, таким образом, вскрывшая необходимость поддержания «армянского барьера» в качестве разграничительной стены, то сегодня политическая карта региона (и не только кавказского) была бы, вероятно, иной. Аннулирование советским правительством Александропольского договора вкупе с решением о передаче Советской Армении Нахиджевана, Зангезура и Карабаха шокировало Кемаля и все анатолийское руководство.

В подписанном между полпредом РСФСР Леграном и дашнакцаканским правительством 2 декабря 1920г. соглашении о советизации республики было одно положение, которое в свою очередь стало дополнительным импульсом «кемалистского раздражения». В частности, специально подчеркивалось, что «командный состав армянской армии не подвергается никакой ответственности за действия, совершенные в рядах армии до провозглашения советской власти в Армении». Дело в том, что бывшие офицеры императорской армии, вошедшие после революции в высший командный состав вооруженных сил независимой республики, воспринимались в Турции в качестве «злейших врагов»: в канун провозглашения (в конце мая 1918г.) суверенитета Армении именно эти силы нанесли наступавшим турецким частям ряд серьезных поражаений.

Более того, руководителем военного ведомства в первом правительстве Советской Армении был назначен член «Дашнакцутюн», военный министр упраздненной республики, бывший комиссар Армянского корпуса Драстамат Канаян (Дро). Фигура этого деятеля, в мае 1918г. нанесшего ряд поражений турецкой армии, равно как и партия, которую он представлял, воспринимались кемалистами крайне враждебно, соответственно факт подобного назначения также анонсировался ими в качестве серьезного препятствия в плане перспектив военно-идеологического сотрудничества с большевиками. Канаян был также причастен к убийству одного из главных организаторов резни армян в Баку, губернатора Накашидзе. Эта акция возмездия имела место в мае 1905г.

Совокупность всех перечисленных факторов спровоцировала ситуацию, когда союзники в какой-то момент (декабрь 1920 – январь 1921гг.) «перестали понимать друг друга». Кемалистская сторона демонстративно игнорировала те или иные договоренности, бойкотировала встречи с большевиками, глушила связь. Иллюстрацией данного периода является январское письмо наркома Чичерина на имя члена Кавказского бюро ЦК РКП(б) и РВС Кавказского фронта Орджоникидзе: «Куда девалась турецкая делегация, почему не едет? Мдивани еще в Александрополе, надо указать туркам на тяжелые последствия увоза ими продовольствия. Они наносят глубокий вред советскому строю. Это определенно контрреволюционный акт, возобновление антисоветской старой политики Нури паши девятьсот восемнадцатого года. Сообщено ли туркам, что мы настаиваем на очистке Александрополя?... Неужели нельзя улучшить телеграфную связь с турками?!»^[237].

Уже 3 января 1921г. народный комиссар иностранных дел правительства Великого Национального Собрания Турции Ахмед Мухтар заявил на заседании парламента: «После поражения Дашнакского правительства и заключенного с ним мира в Армении организовалось Советское правительство, и Москва, указывая, что тяжелые условия мира с дашнаками не могут быть применены к Советской Армении, предложила созвать в Баку конференцию для исправления условий договора. Новое армянское правительство, обратясь непосредственно к нам, тоже просит изменить условия мира, заключенного нами с дашнаками. Ангорское правительство ответило, что пока перемена образа правления в Армении является поверхностной, что искренности и глубине этой перемены доверять нельзя, и пока не определилась действительная сущность переворота, о перемене мирных условий не может быть и речи»^[238].

Поступающие из Турции сигналы носили характер шантажа. Депутаты обвиняли большевиков в том, что именно они вынудили власти Советского Азербайджана отказаться от областей (впрочем, областей восточно-армянских); турки рассматривали даже вопрос о целесообразности заключения с Россией стратегического союза против Антанты, обещали новую волну пантюркистских настроений, способных взорвать весь российский юг и восток, что на фоне Гражданской войны реально угрожало советскому строю. И наоборот: в случае «уважения интересов турецких трудящихся» обещалось приложить «максимум усилий в деле удержания мусульман».

8 января полномочный представитель Российской Федерации в Ангоре П.Мдивани телеграфировал в Москву: «Турки начинают верить в силу нашей военной мощи и определенно хотят заключить с нами союз против Антанты, но еще находятся в нерешительности: верить нам или нет, не уверены, не хочет ли Россия использовать Турцию только для своих интересов. С этой точки зрения изучают нас в каждом нашем шаге, предложении и, в особенности, в нашем отношении к армянскому вопросу. Наше поведение в этом вопросе смущает турок и содействует утверждению у них убеждения, что мы заботимся только об интересах Армении, а не Турции, и даже Турцию хотим использовать в пользу Армении. Сомнения эти у турок вызывают: объявление нашим представителем в Эривани от имени России о включении в пределы Армении Нахичевани, Зангезура и Карабаха, причем признание этого Азербайджаном приписывается тоже нашему влиянию; исключительно бережным отношением к дашнакам, исконным врагам Турции <...> также требование для Армении Вана, Битлиса и Муша. Все это наносит серьезный вред делу нашего союза с Турцией. Для того, чтобы достигнуть в переговорах с турками реальных и практических результатов и, что особенно важно, сохранить и развить в турецких массах его несомненные симпатии к Советской России, необходимо в корне изменить нашу политику к дашнакам, к тому же ненавидимым трудовым армянским населением, и политически уничтожить их. Создать красную армянскую армию в очень ограниченном размере и ввести нашу Красную Армию в достаточном количестве, дабы отнять у турок возможность говорить о необеспеченности их тыла со стороны Армении, ни в коем случае не требовать для Армении турецких провинций, на что турки никогда не согласятся, также турки вряд ли захотят отказаться от Карса»^[239].

В январе 1921г. большевистское руководство изменило свой подход к армянской проблеме. Фактор «справедливости», который в той или иной форме пытался вписаться в прагматический контекст перспективного стратегического сотрудничества с турками, был полностью поглощен девятым валом холодного политического расчета.

***