ГЛАВА IV. Я бы сказал, что все случившееся, которое привело к той ужасной ночи в конце августа, можно разделить на три этапа

Я бы сказал, что все случившееся, которое привело к той ужасной ночи в конце августа, можно разделить на три этапа. Следующие несколько недель, когда казалось, что почти ничего не происходит, за исключением моих ежедневных походов в дом Маклеода, откуда я возвращался, притаскивая назад домашнее задание, были первым этапом.
Все было очень мирно. Даже Глория не вела по мне свой обычный зенитный огонь, занимаясь в то время своим новым бой-френдом Перси Минтоном (если вы поверите этому имени), околачиваясь каждый день на пляже, или на лодочном пирсе в течение тех критических часов, пока я выполнял домашнее задание, от которого избавлялся примерно к трём тридцати.
Мать пребывала в своеобразном враждебном молчании. Конечно же, она не знала, куда я хожу по утрам. И впервые в своей жизни я был благодарен, что мир делится на жаворонков и сов, и, по утверждению Барри Гудящего Стула, мать, безусловно, была совой. Она могла встать, то есть привести своё тело в вертикальном положении, в семь-восемь утра, но ей никак не удавалось собраться раньше одиннадцати. Так что, когда я возвращался домой от Маклеода, и она пила кофе на кухне, или еще неуверенно готовилась к этому, то, наверное, ей нечего было спрашивать, из-за предположения, что я был на пляже или на пристани с ребятами. Когда же она всё-таки интересовалась, я просто отвечал: «невдалеке», и она обычно удовлетворялась этим, потому что одна из хороших сторон сегодняшней жизни в том, что у нас имеется послушное и хорошо прирученное старшее поколение.
Как только они становятся слишком любопытными, то можно использовать слова «авторитарный» и «нарушение баланса отношений», и они, хорошо подготовленные телевизором, доктором Споком [известный американский педиатр ], и всеми теми статьями в журналах о подростках, сразу же начинают чувствовать себя неадекватно. Они понимают, что сделали что-то не так.
Конечно, время от времени, некий глубоко запрятанный инстинкт выбивался на поверхность, и мама, забыв всю свою хорошую подготовку, уточняла:
- Где именно?

И тогда я отвечал:
- На пирсе, - или, - в эллинге, - или что-то ещё в этом роде.

Однажды, под влиянием того самого атавистического импульса, она, указав на книги под моей рукой, спросила:
- С книгами?

- Разве есть ли причина, по которой я не могу заниматься на свежем воздухе и в тишине? - парировал я, добавив в голос побольше ноток обиженной жертвы. Сообразив, что будет подозрительно, если я поднимусь наверх и останусь там на три часа без свежего воздуха, я немедленно ринулся в наступление.
- Черт возьми, - сказал я, направляясь к черной лестнице, - теперь я понимаю, почему дети начинают принимать наркотики, если в единственном месте, куда они могут пойти, начинают задевать вопросы, словно на допросе в ФБР, - и я, словно невзначай, почесал внутреннюю часть локтя.

- Покажи мне свои руки, - в голосе матери было так много паники, что мне стало смешно, хотя я почувствовал себя немного виновато.

- Я чист! - Я высунул руки из рукавов своей толстовки. - Окей?

Она посмотрела и медленно выдохнула. После чего сделала нечто непонятное. Она положила руки на мои плечи.
- Чак, я так испугалась за тебя. Как мне сказать, чтобы ты понял, что от таблеток или уколов, или чего-то такого станет только хуже. Пожалуйста, не делай этого. Пожалуйста.

Мне стало ужасно неловко, и захотелось сбежать.
- Ну что за дела? Зачем вся эта драма? Я и не собирался их принимать.

Неожиданно она села.
- Отлично.

На минуту, мне почудилось, что я почти вернулся в семью. Но, рано или поздно, заявится Глория, и все, что происходит между матерью и мной, пропадёт. Кроме того, и это, в конце концов, заставило меня подняться наверх - мать как я, была не слишком сообразительна, но Глории хватило бы одного взгляда на мои книги, чтобы мне затем пришлось бы вести арьергардные бои на всем пути до моей комнаты. Ответы, которыми я мог в одночасье запутать мать, с Сестрицей Глорией не проканали бы ни секунды.
Конечно, Мег знала, куда я хожу, но, с опаской, я стал доверять ей. Однажды, когда мы встретились друг с другом на пляже, и не было опасности, что кто-то сможет подслушать, она спросила у меня:
- Как там Человек без Лица?

- Жуть.

- Но он готовит тебя к экзамену?

- Да. Я или умру, или сойду с ума от деформации мозга, но я занимаюсь.

Забавно, будучи уже на полпути с пляжа, я сообразил, что совсем не сомневаюсь, что Маклеод, в любом случае, заставит меня сдать вступительные экзамены.
Я присоединился к ребятам у пирса.

- Ты где был? - спросили они.

- Недалеко.

- Да? Недалеко где?

Тот же вопрос, что и у матери, только на этот раз я знал, где был.
- На материке.

- И чё там, на материке?

Я ухмыльнулся.
- Для вас, парни, ничё.

Это была обновленная версия техники Тома Сойера, но она все еще срабатывала. Конечно, если на пути не появится некто сообразительный, кто раскусит этот блеф. Все дело в том, чтобы не дать им время на раздумье. Я прыгнул в одну из больших лодок, арендованных моей семьёй на лето.
- Никто не желает пойти в бухту поплавать?

На данный момент все вопросы ко мне отпали. Появляться в бухте было строжайше запрещено всеми: властями штата, поселка, лодочного клуба, родителями. Два ребёнка утонули там за последние пять лет из-за какого-то глубинного течения, и корабль береговой обороны патрулировал ту область в течение всего лета. Если кого-то ловили там, то сильно штрафовали семью, так что у родителей была двойная причина считать бухту запретной зоной.
Естественно, мы все направились туда. Прежде всего, там мы могли купаться голышом, и, для тех, кто не знает - это, черт возьми, намного лучше, чем натирать то самое в трусах.

Конечно, если бы у меня была голова на плечах, я не стал бы говорить матери одно, а ребятам другое. Все болтают со всеми; родители детей знают мою мать. Рано или поздно, до неё бы дошло, и у меня появились бы неприятности.
Мег узнала об этом и рассказала мне.
Однажды утром на рассвете, что, кажется, стало её любимым временем для разговоров, она вошла и, растолкав меня, вежливо попросила Moкси подвинуться, чтобы она смогла сесть.
Полагаю, к тому времени Мокси на свой лад решил, что она очень даже ничего, и, приняв вид единственного представителя кошачьего приветственного комитета, не шелохнулся, когда она уронила себя на кровать. И если Мег сидит на кровати, а вы в ней, вы сразу это поймёте. Свет - это не про неё.

- Почему бы тебе не сесть на диету? - начал я не слишком вежливо, ещё не совсем проснувшись.

- Не переходи на личности.

- Большое дело.

Она вздохнула.
- Я ненавижу быть толстой. Весь Zeitgeist [англ. The Zeitgeist Movement) — общественное движение. Тут - местное сообщество.] против этого.

Это было еще одно из любимых словечек Волосатой опухоли. Напоминание о нем в этот час только добавило оскорблений.
- Тогда почему ты не перестаёшь набивать рот всякий раз, как только открываешь его? - я понимал, что говорю как Глория. – Чего тебе?

Но Мег просто сидела в своей белой ночной сорочке, и не смотрела на меня. Две крупные слезинки скатились по ее щекам.
Я почувствовал себя мерзавцем. Я даже не знал, что могу такое чувствовать. Я подумал, что после всего нужно сказать ей, как я люблю её, с жиром, или без жира - нет разницы, и, возможно, стоит обнять её, или что-то подобное. Но все, что вертелось в голове в тот момент - я хам, заставивший её плакать, тем более что она единственный член семьи, которому на меня не наплевать.
- Ну, ладно, Мэг, прости меня. Не плачь.

Она вытерла лицо и нос краем своей ночной сорочки.
- Не важно, - сказала она, конечно же солгав.

- Я люблю тебя намного больше Глории.

- Ты не говорил так раньше.
Это было не так.

- Зачем ты пришла?

- Чтобы помочь тебе придумать убедительную для родителей и сплетников причину, по которой ты каждое утро бываешь на материке, и почему лжёшь об этом матери.

- Зачем? Что случилось?

Мег шмыгнула носом.
- У тебя есть бумажный платок?

- Есть немного в том ящике.

Она встала, вытащила пригоршню, и вернулся на кровать.
- До сих пор ничего не случилось. Но это всего лишь вопрос времени. Дети думают, что ты ездишь на материк покурить травки, а мать - что ты занимаешься под деревьями. Глория сейчас тобой не интересуется. Но, думаю, как только она начнёт нервировать Перси, и тот сбежит, ты знаешь, что случится: Глория ВСЁ своё внимание обратит на тебя.

- Если бы она могла удержать своих бой-френдов, то исчезла бы навсегда из моей жизни. Хочу, чтобы она или сбежала бы, или вышла замуж. Но любой парень, который окажется рядом с ней, должен пожелать себе смерти.

- Вот если бы она смогла подцепить его на крючок, я имею в виду - окольцевать, и все такое, за то время, пока он не охладел к ней, то у неё всё было бы окей. Беда в том, что как только они появляются, то тут же хотят сбежать. Так было и со Стивом, и с Питом, и с Биллом и Майком. И это всего за два последних лета.

Это правда. Глория в бикини была одной из самых больших живописных достопримечательностей северо-восточного побережья. Ходил даже слух, что ей приплачивает местная торговая палата, но я никогда не покупался на это.
По мне, так ей лучше носить нечто больше, чем две узенькие полоски и повязку, но я не хочу прослыть ботаником, поэтому и не говорил про это раньше.
Сейчас же я сказал:
- Мне не хочется, чтобы она голой танцевала у столба. Почему мать её не остановит?

- Потому что не может. А если попытается, то получится один ужас. Кроме того, мама и сама очень хорошо смотрится в бикини.

- Какая тут связь? - Но в тот же момент как произнёс это, я понял, что связь, на самом деле, была довольно явной.

- Мать любит думать о Глории, как о себе самой.

- Выбрось это из своей башки! - сказал я сердито. - Глорию, то есть. Мать, по крайней мере, так не поступает. Просто когда она рядом с Глорией...

- Да, я знаю.
В голосе Мег прозвучала такая печальная нотка, которая дала мне понять: пока я думал, что не такой как все, она думала то же самое.

- Почему она любит нас меньше Глории?

- Не знаю. Меня, может быть, потому что толстая.

- Да ладно, Мегси. Ты знаешь, что это не так. Кроме того, я не толстый, но меня она любит совсем не больше.

- Правда.

Я почти почувствовал, как Мэг слегка просияла. И мне хотелось увести разговор в сторону от матери.
- Всё равно, Барри Гудящий Стул думает, что ты великолепна.

Мэг оживилась еще больше.
- Да. Он такой. И он мне нравится. Хочу, чтобы он почаще был рядом с мамой.

На что я расхохотался вслух.
- Барри не в ее вкусе. Не достаточно умный.

- Тсс! - сказала Мэг. - Ты хочешь, чтобы мать или Глория пришли сюда? И Барри хватает мозгов. Он просто не ходит повсюду, демонстрируя, какой он интеллектуал. И для тебя, Чак было бы очень хорошо, если бы он стал нашим отчимом.

- Я не нуждаюсь в отчиме, и не хочу ещё одного. У меня их было предостаточно.
Я не знаю, почему меня разозлило то, что она сказала, но я почувствовал гнев.
- Смотри, светает. Мне нужно вставать, потому что Маклеод любит давить на кнопку с утра пораньше, и я не хочу, чтобы кто-то проснулся, когда буду уходить. До сих пор мне это удавалось. Тебе лучше вернуться к себе.

- Отлично.

Она встала и пошла к двери. Но, перед тем как открыть её, повернулась.
- А как насчет Маклеода? - прошептала она. - Для мамы.

- Ты с ума сошла, Мэг? Ты шутишь. Ты видела его? Посмотри, разве мать захочет, ну, ты понимаешь, о чём я?

Мег вздохнула.
- Нет, думаю, что нет. Хотя порой мне жаль, что мы не рождены быть слепыми.

- О чём ты? Кому хотелось бы родиться слепым?

- Если бы мы рождались такими, то не знали бы ничего другого, и не чувствовали себя обделенными. Тогда никто бы не судил по тому, кто как выглядит.