Ненавистен нам царский чертог.

К началу лета Саратовская губерния стала одним из главных очагов крестьянского движения. В дни революционного подъема в селе среди крестьян распространялись листовки, нелегальная литература и газета “Вперед” аграрной группы Саратовского комитета РСДРП. В прокламации “Товарищи крестьяне! ”, изданной комитетом в марте 1905 года, большевики призывали крестьян отказываться от уплаты податей, не давать рекрутов в армию, не повиноваться начальству, захватывать земли помещиков, удельные и казенные, устраивать демонстрации, вооружаться. [130]

Литература в волость поступала из Камышина через Рудню. Земские агрономы - братья Скачковы - заведовали там складом сельскохозяйственных машин и через надежных крестьян, приезжавших купить машины и запасные части, распространяли книги по селам.

Листовки и прокламации печатали и в селе. Печатал их на гектографе Иван Семенович Овчинников, который был связан с камышинской социал-демократической организацией. Когда он, по окончанию в 1905 году камышинского реального училища, ехал на жительство в Нижнюю Добринку, Нагорнов дал ему два гектографа. Тексты для листовок слали по почте из уезда в конвертах торговых домов Докучаева и Стекольщикова. В уезде листовки распространяли другие лица, так как камышинская организация, из-за конспиративных соображений, не разрешала Овчинникову делать это лично. Он был у полиции на подозрении - на его квартире урядник неоднократно проводил обыски, но крамольной литературы у него не находил.[131]

Смерть купца Эммануила Бореля в 1905 году подтолкнула общество судится с наследником имения из-за лугов. Конфликт разгорелся из-за того, что луга принадлежащие общине не обеспечивали сеном скот граждан. При этом крестьяне считали все луга своими и осуждали их «несправедливый» захват Э. Борелем. Они пытались косить траву на сено, но в ответ на их действия управляющий имением (или сам Эммануил Эммануилович) вызвал из Саратова роту солдат.

Воинскую часть разместили за Лиманом, тем самым командир пресек любые контакта рядовых с местным населением. По вечерам из бивуака доносилась солдатская песня:

Соловей, соловей - пташечка,

Канареечка жалобно поет.

и... безоружное село присмирело.

По случаю, самовольного захвата крестьянами лугов, в Добринку, в сопровождении казаков, прибыл губернатор Петр Аркадьевич Столыпин, будущий премьер России. На пост саратовского губернатора он был назначен в 1903 году и считал, что губерния “одна из самых трудных и запущенных“.

По прибытии, Столыпин первым делом отправился в храм, где отстоял службу, так как каждое дело он начинал с молитвы. После визита в церковь он приказал созвать сельский сход, на котором выступил с краткой речью. В речи Столыпин подчеркнул, что собственность священна и неприкосновенна. А тот, кто попытается посягнуть на чужую собственность - будет сурово наказан. Губернатор в речи крыл бранными словам смутьянов и грозил им Сибирью, каторгой, казаками...” Я не позволю - сказал он, - чтоб в моей губернии мужики бунтовали. А если вы повторите бунт, то вместо одной роты я вышлю батальон”.

По его приказу, за самовольный покос купеческих лугов, были арестованы “смутьяны” - Сергей Милов и Николай Сухинин.[132]

Волостному старшине Кирсанову Столыпин приказал, чтобы впредь крестьянских беспорядков в волости не было, а для предотвращения оных посоветовал начать вывод крестьян из общины.

Вот как его описывает крестьянин, видевший его в те дни: “Высокий рост, косая сажень в плечах, что не мешало стройности его фигуры, соколиный взгляд, властный тон - придавали ему вид достойного представителя власти, начальника и хозяина губернии”. [133]

Из Нижней Добринки Столыпин отбыл на мельницу на тройке присланной Борелем. Новый хозяин - Эммануил Эммануилович, встретил губернатора с распростертыми объятиями.

На другой день борелевская тройка, в окружении казаков, везла губернатора в Саратов. Правил ею кучер Дмитрий Зюзин.

В пролетке со Столыпиным сидела некая молодая женщина. Лицо дамы за вуалью ему рассмотреть не удалось. Утро было тихое и приятное. Солнце поднялось, и часы показывали 10 часов утра. Настроение у Петра Аркадьевича после коньячного похмелья было приподнятое. По лесной дороге тройка шла умеренной рысью. Из-за небольших ухабов кучер не решался пускать её во всю прыть. “В какой-то момент, - вспоминал в последствие Зюзин - я оглянулся и тут же получил от Столыпина такую оплеуху, что у меня стронулась нижняя челюсть”. В Саратове ему ее вправил доктор.

За что же ударили кучера? - вопрошает Ф. Иванов. И сам называет причину “оплеухи” – за то, что он (Зюзин) оглянулся назад, в тот момент, когда Столыпин целовал свою соседку...

В проведении репрессий “хозяин губернии” видел свой долг, свой крест и непременное условие для осуществления программы реформирования. Против крестьян он действовал напористо и бесцеремонно. В глубине губернии он очутился по собственному почину. Разъезжая в июне по мятежным деревням, Петр Аркадьевич потревожил своим присутствием их бытие. После посещения одной из волостей он написал жене: “Мне пришлось в одной волости раскрыть такие злоупотребления и тут же расследовать весь ужас, перенесенный крестьянами… Тут же уволил волостного писаря и земскому начальнику приказал до Нового года подать в отставку. Я выдержал хладнокровие до конца... Крестьяне говорят: “Совесть пропита, правда запродана”, “Ждали тебя, как царя”. Ждали ведь они 25 лет, и я решил тут же на месте распорядиться, чтоб они знали, что могут доискаться правды”. В прочем, добавляет Столыпин, “чтобы водворить порядок, надо бы год не выходить из волостей”. [134]

Полицейские меры, проводимые в губернии, дали свои результаты. Уже 6 августа 1905 г. товарищ (заместитель) министра внутренних дел Д.Ф. Трепов докладывал царю: “ В настоящее время в Саратовской губернии, благодаря энергии, полной распорядительности и весьма умелым действиям губернатора, камергера двора Вашего Императорского Величества Столыпина порядок восстановлен”. [135] Однако спад крестьянского движения был связан еще и с тем, что у крестьян был разгар полевых работ. Осень крестьянские волнения возобновились с невиданной ранее силой.

В своей телеграмме от 26 октября 1905 г. Столыпин дает указание исправникам: “Беспорядки подавляйте решительно, не стесняйтесь при крайности действовать огнем; после подавления немедленно арестовать виновных “. [136]

Устрашить и подавить выступления крестьян губернатору не удалось и ему на помощь прислали бывшего военного министра - генерал- адъютанта В.В. Сахарова. Крестьянское движение с большим трудом поддавалось усмирению, но постепенно оно пошло на убыль. Волнения продолжались и после отъезда в 1906 г. в столицу П.А. Столыпина.

Новый губернатор, как и прежний, при усмирении крестьян опирался на солдатские штыки: в 1906 г. в губернии находилось 4 полка 57-й запасной пехотной бригады, 4 артиллерийские батареи, 12 рот Старосельского полка, 13 казачьих сотен и пулеметная рота.

В начале зимы 1905 года царское правительство обнародовало закон о выборах в I Государственную Думу. О составе будущей Думы можно судить по квоте депутатов: один выборщик избирался от 2000 помещиков избирателей, 30 тысяч крестьян и 90 тысяч рабочих. [137]

Губернские ведомости опубликовали объявление, адресованное саратовским губернатором П.А. Столыпиным волостным старшинам:

На основании ст. 33 правил о введении в действие учреждения Государственной думы я назначил на 28 февраля выборы уполномоченных от волостей.

Волостные сходы на основании ст. 17 Положения о выборах должны избрать из числа крестьян принадлежащих к составу сельских обществ данной волости, двух уполномоченных. Уполномоченные эти съедутся в уездный город в определенный мной день и под председательством уездного предводителя дворянства выберут из своей среды указанное число выборщиков от крестьян уезда. Эти выборщики будут собраны в губернском городе для исполнения важнейшей обязанности – выбора членов Государственной думы.

Сначала они выберут одного члена Государственной думы из числа крестьян выборщиков, а затем вместе с землевладельцами и городскими избирателями будут выбирать остальное число членов Думы, сколько положено от губернии.

Через Государственную думу Императору благоугодно узнавать нужды своих подданных. Дума будет рассматривать новые законы, росписи государственных доходов и расходов, отчеты в исполнении расходов, вообще все важнейшие нужды государства. Кроме того, Дума может просить об изменении существующих законов и об издании новых, а также заявлять министрам о том, что где-либо нарушен закон и просить у них сведений и разъяснений по этому поводу.

Так как крестьяне составляют саму большую часть подданных Государя Императора и у крестьян и больше всего нужд, а в крестьянском сословии больше всего непорядка, то Государю угодно было, чтобы в Думе непременно было от каждой губернии по одному члену от крестьян. Остальные члены могут быть либо крестьяне, либо лица других сословий.

Всякому понятно, какое важное учреждение будет Государственная дума и как важно и необходимо, что Царская воля была свято исполнена и в Думу были избраны самые достойные люди, действительно пользующиеся доверием всего населения.

Населению поэтому никто не будет мешать избирать из своей среды, кого оно пожелает. Начальство совсем не будет вмешиваться в это дело и не будет давать сходам советов, кого выбирать. Сходы должны производить выборы совершенно самостоятельно и свободно. Конечно, для того необходимо, чтобы на сходах не было посторонних лиц и чтобы вообще никто посторонний не вмешивался в это дело. За этим должны следить волостные старшины. Крестьяне издавна привыкли избирать должностных лиц, прекрасно знают лучших и самых разумных людей в сельских обществах и поэтому советы посторонних лиц могут им только помешать исполнить волю Царя, т. е. послать в Государственную думу лиц, которых они считают достойными того.

Надеюсь поэтому, что волостные старшины с полным усердием и добросовестностью отнесутся к возложенному на них делу, которое заключается в созыве волостного схода, разъяснении ему цели собрания, наблюдением за тем, чтобы на сходе были исключительно лица, входящие в состав сего схода, представленные не далее следующего за выборами дня приговора схода в уездную по делам о выборах комиссию и безотлагательное препровождение в ту же комиссию поступающих к нему жалоб на постановления сходов с отметкой, когда они к нему поступили.

На земских начальников и полицию возложено наблюдение, чтобы посторонние лица никакими способами в производство выборов не вмешивались. Уверен, впрочем, что старшины этого не допустят, т. к. присутствие на сходах посторонних лиц может повести к отмене выборов и задержке в деле такой большой важности.

Считаю нужным указать, что закон облегчает возможность попасть в уполномоченные в выборщики и в члены Государственной думы людям бедным, если он удостоятся общественного доверия: волостным сходам предоставляется назначать избранным от них уполномоченным особое вознаграждение из волостных мирских сборов на покрытие расходов по поездке уполномоченных для участия в выборах в уездных город; выборщикам в случае их о том ходатайства, возмещаются из казны путевые издержки по поездке из уездного в губернский город на избирательные собрания по расчету 5 коп. на версту от уездного города до губернского и обратно; члены же Государственной думы на время ее занятий получают суточные от казны довольствие в размере десяти руб. в день. Сверх того, членам Думы возмещаются из казны раз в год путевые издержки по расчету пяти копеек на версту от мест их жительства до Санкт-Петербурга и обратно[138].

Мы не знаем, кто был избран уполномоченными от волости, скажем только, что под влиянием агитации саратовских большевиков, призывавшие бойкотировать выборы, крестьяне Нижнедобринской волости Камышинского уезда требовали вместо Государственной Думы созыва Учредительного собрания и национализации земли. [139]

В революционном движении на селе активное участие принимали нижнедобринские учителя: Степан Тихонович Торгашов, Иван Семенович Овчинников, Ефросинья Григорьевна Мещерякова, Василий Иванович Заулошнов, Груша (Агрипина) Овчинникова. Они часто собирались на квартире Федора Николаевича Мещерякова. К ним часто приходил и Мартемьянов Михаил.

1 мая 1906 года в селе состоялась первая демонстрация организованная С. Торгашовым и И. Овчинниковым. Учителя несли красный флаг с надписью “Пролетарии всех стран, соединяйтесь! ”. [140]

Демонстрация численностью в 300 человек с флагом и песнями подошла к волостному правлению. Навстречу им вышли: старшина Григорий Кирсанов, с медалью на груди, и урядник Битюцкий, которые приказали прекратить пение и всем разойтись по домам. Демонстранты не только не разошлись, но и принудили старшину проявить почтительность к людям и снять перед народом шапку. Старшина подчинился их требованию.

Царское правительство стало делать некоторые уступки крестьянству: 5 октября 1906 года последовал указ об отмене некоторых ограничений в правах крестьян. Указом были окончательно отменены подушная подать и круговая порука, сняты некоторые ограничения свободы передвижения крестьян, свободного избрания ими места жительства, отменен закон против семейных разделов, предпринята попытка уменьшить произвол земских начальников и уездных властей, расширены права крестьян на земских выборах.

Приспосабливаясь к условиям капиталистического развития, правительство стремилось по-своему, по-помещичьи разрешить аграрный вопрос. Оно стало на путь разрушения сельской общины, чтобы расколоть крестьянство, подкупить его зажиточную часть и опереться на кулачество. 9 января 1906 года был издан указ “О дополнении некоторых постановлений действующего закона, касающихся крестьянского землевладения и землепользования” (которое затем было дополнено законом 14 июня 1910 г.). Так началась столыпинская аграрная реформа, о которой и в наши дни много говорят и пишут.

К этому времени П. А. Столыпин, выступавший за “сильную и твердую власть”, в июне 1906 года был назначен на пост председателя Совета министров. Его аграрная реформа не внесла “успокоения” в деревню. Она дала крестьянам право выделяться из общины и право закрепить в частное владение их собственные наделы из общинного земельного фонда. В волости, и особенно в Добринке, земское начальство стало усиленно пропагандировать мысль о выходе из общины.

После окончания революции и до начала первой мировой войны положение крестьян в селе несколько улучшилось. Так, в 1907 году были отменены выкупные платежи, выплачиваемые в течение сорока с лишним лет, им предоставили больше личной свободы, цены на зерно стали расти.

В волости крестьяне реформу встретили враждебно. Часть крестьянской массы оказала ей противодействие, а попросту отказывались выбирать своих представителей в землеустроительные комиссии. В Камышинском уезде на заседание представителей землеустроительных комиссий явились уполномоченные только шести волостей из 16, где состоялись выборы. Нам неизвестно, были ли там представители добринской волости.

Община Нижней Добринки недоброжелательно отнеслись к выделению крестьян на отруба, и резко выступила против растаскивания общинных земель. (Отруба нарезались из расчета 4 десятины на каждого члена семьи). Ожесточенные споры порой доходили до драки.

Такое положение наблюдалось по всей Саратовской губернии, что вынудило губернатора А.А. Ширинского-Шихматова в своем докладе Столыпину признать: " Отношение крестьян-общинников к крестьянам, перешедшим к новым формам землепользования, действительно во многих местах Саратовской губернии враждебно". " Один едет на пашню, а другой на него с топором" — так определили состояние деревни чиновники Министерства внутренних дел.

По мнению Ф. Г. Иванова «только коллективно можно отстоять свои права и на выход из общины мало кто шел. К началу революции 1917 года из общины вышли и получили надел только несколько крестьян: “отрубники” Петр Зюзин, братья Федор и Василий Червяковы, братья Григорий и Василий Веревкины. Выделение отрубов усилило революционную активность крестьян.

Повсюду шли споры как дальше жить, нужно ли разрушать общину».

Несмотря на враждебность основной части крестьян к столыпинской землеустроительной реформе она показала, что урожайность в отрубных и хуторских хозяйствах была в среднем на 15 % выше по сравнению с надельными участками. Брожение в селе стихло лишь с началом Первой мировой войны - 1 августа 1914 года.

В начале 1911 года селяне находились в тяжелом положении. “Приволжеская газета“ в те дни писала, что за крестьянами Саратовской губернии числилось недоимок по налогам и сборам на сумму 34 млн. рублей. Чиновники привычными методами выколачивали недоимки с голодающего населения, что даже губернскому присутствию пришлось обратить внимание на их “усердие”.

29 мая этого же года был издан закон “О землеустройстве”. В 1914 году уездная комиссия по землеустройству установила на фасаде здания церкви репер - для более точной картографический съемки крестьянских наделов. Его и сейчас можно видеть у входа в боковые двери с левой стороны.

В этом же году в губернии разразилась сильнейшая засуха, приведшая к голоду. Голодало 43 % крестьянских семей. Опасаясь новых волнений, губернское начальство в августе 1911 года было вынуждено донести в департамент полиции о том, что: “Деревня продолжает бурлить и если не принимать никаких мер против революционной агитации, то в деревне будет новый бунт”. [141]

Правительство было вынуждено помогать голодающему населению. В селе земство открыло, рядом с поповским домом - столовую-богадельню. Её посещали дети бедняков да старики со старухами. Зажиточные крестьяне не нуждались в такой помощи. В их амбарах хранились годовые запасы хлеба, и они продавали его по спекулятивной цене. Многим беднякам приходилось закладывать душевые земельные наделы зажиточным и кулацким хозяйствам на несколько лет, а самим наниматься к ним в батраки. В городе найти работу было трудно, да и наплыв из сел был большим.

В этом же году село Н-Добринка опять постигло большое несчастье. Та часть села, что сгорела в 1893 году, вновь пострадала от пожара.

За одной бедой пришла другая. В 1911 году на добринские поля напала азиатская саранча, прилетевшая из-за Волги. На своем пути она уничтожала хлеб и всю растительность. На борьбу с саранчой было мобилизовано все население - от мала до велика. На залежах, вокруг посевов /и ближе/ рылись глубокие канавы, куда закладывали солому и поджигали ее. Саранчу гнали на пламя.

Кроме этого, волостное правление давало задание собирать саранчу в мешки и сдавать ее на определенные пункты. Сборщику платили небольшую плату.

Несмотря на то, что в борьбе с саранчой участвовало все село, полностью предотвратить несчастье все же не удалось. Попав на хлебные поля, она уничтожила созревающую пшеницу, рожь и другие культуры. Народ был бессилен вести борьбу с таким бедствием. Крестьяне от несчастья, свалившегося на их головы, еще с большей силой верили в божью помощь, чем в собственные силы и науку.

О засухе в Саратовской губернии, об угрозе нового неурожая и голода писала и газета “Правда”: “В связи с недородами, в корень подорвавших деревенское хозяйство, - отмечалось в корреспонденции, - крестьяне Камышинского уезда массами переселяются в Америку и отчасти в Германию. Некоторые деревни и хутора лишились всех своих трудоспособных работников”. В 1912 г. из Камышинского, Аткарского и Саратовского уездов в Америку уехало 3219 крестьян, за два месяца 1913 г. - 1026. [142] В числе этих переселенцев было 200 добринцев, которые в 1912 году выехали в Америку на заработки, о богатстве которой в то время ходили легенды. Американский вербовщик обеспечил им бесплатный проезд от Балтийского порта до Нового Света, отобрав при этом их паспорта.

Переселенцы на новом месте с трудом могли найти себе работу. Специалистов среди них не было, и работу им давали самую грязную и тяжелую. Иногда везло - они ее находили, но дело осложнялось квартирным вопросом... Много слез было пролито ими, пока обустроились. Об этих невзгодах сельчанам рассказывали братья Иван и Василий Палачевы, которые вернулись через несколько лет из Америки. Не щедро уехавшие высылали оттуда деньги своим семьям: нужно было погасить свой проезд в Америку и заработать на обратный проезд. Результат получился неутешительный - через 5 - 10 лет почти все вернулись. Из далекой Америки большинство уехало не потому, что было им плохо, а потому что скучали по родине, по Добринке... Никто из вернувшихся не построил себе нового дома и не накупил лошадей для хозяйства.

За границей осталось человек двадцать, а в их числе и И. Леляков[143]. Земли Иван не получил, не заработал он и денег, чтобы забрать свою семью в Америку. Однако другим его землякам удалось неплохо устроиться на новой родине - они натурализовались и в дальнейшем стали стопроцентными американцами. Среди них была и семья Василия Иванцова с дочерью Машей.[144]

В 1912 и 1913 годах село оправилось после неурожайного 1911 года. Были получены хорошие урожаи зерновых культур, которые поправили материальное положение крестьян, но пороге уже стояла война - Первая мировая...

Глава 14. События Первой мировой и Гражданской войн

Мы опускаем повествование о событиях и причинах развязавшие ее, поясним только, что 16 июля 1914 года Николай II подписал указ об объявлении общей мобилизации с 17 июля. В Камышинском уезде из 91630 мужчин рабочего возраста 38744 были на фронте. В Добринке в армию были призваны все мужчины запаса в возрасте от 20 до 45 лет.

Чуть позже, 6 августа было объявлено о состоянии войны между Австро-Венгрией и Россией. Европейская война приняла характер мировой.

К началу 1917 года Россия понесла существенные территориальные потери: в ожесточенных боях русская армия потеряла 3, 5 миллиона убитыми, раненными и пленными. В их числе были и мужики далекой Нижней Добринки.

Некоторых участников той войны довелось застать и нашему поколению. Один из них - георгиевский кавалер Ануфрий Иванович Бараков. Будучи в преклонном возрасте он приглядывал за колхозной конюшней, и, отправив в ночное табун, возвращался домой центральной улицей. По дороге он иногда затрагивал нашу мальчишескую компанию предложением: пробежать с ним взапуски метров пятьдесят. Несмотря на наши резвые ноги, Ануфрий Иванович бежал дистанцию с нами наравне. Порой сетовал, что если б не войны и революции, непременно бы стал чемпионом по бегу. Вспоминал о том, как его мужики, в парнях, посылали в кабак за водкой. “Не успеют они закусь порезать, а я уже «сгонял»! Вспоминал о немецком плене и издевательствах часовых над военнопленным в лагерях. Они иногда кидали голодным солдатам через колючую проволоку хлеб, смоченный мочой, и ржали над ними, когда те плевались, отведав его. Бытовала и другая забава: кинув нормальную буханку, часовые стреляли во всякого, кто приближался к ней на метр. Несмотря на превратности судьбы, Ануфрий Иванович прожил на белом свете 101 год.

Изведал “прелестей” немецкого плена и другой георгиевский кавалер - Коньшин Павел Михайлович. В плену он пробыл с 1914 по 1915 гг. В 1916 году безрукий Павел вернулся домой и устроился работать на борельскую мельницу[145].

В автобиографии Иванова Ф. Г. описан эпизод, связанный с первой мировой войной.

«В 1915 году [я был] призван на военную службу – в Самару < …>, в инженерный батальон, а затем 9 месяцев был на передовой линии фронта. Окончил учебную команду и был в команде разведчиков. Во время разведки наскочил на мину и был тяжело ранен [и] меня подобрал неприятель – австрийцы. Это [случилось] 12 ноября 1916 года, в Карпатах. Часть наша [входила в состав] 74-го Ставропольского полка, [а] главнокомандующим армией был генерал Брусилов.

В плену я был всего два года и из них: четыре месяца в лазарете, восемь месяцев в лагерях в [г.] Бургштале, и около года [батрачил] у помещика Шнурс[а] – в Польше.

Когда находился в лагерях, мне удалось прочитать много политической литературы. В лагере была богатая библиотека и для меня [это] было очень удивительно, что там свободно можно было читать о политике. Вот [там] я впервые услышал о Ленине. В лагере часто [происходили политические] споры-диспуты, [так как] многие из военнопленных хорошо разбирались в политике. В спорах с офицерами они [рядовые солдаты и унтер-офицеры] стояли за Ленина, тогда как офицеры были за Керенского. Это мне служило своего рода школой [политграмоты].

В лагере была страшная голодовка. Из четырех тысяч пленных ежедневно умирали не менее 10 человек. Выживали только крепкие – притом не курящие, т.к. курящие [обменивали свою] часть пайки хлеба на табак.

[Часть пленных батрачили в хозяйствах бауэров –Л.М.] У помещика пленным было тоже нелегко, [так как] помещик выжимал из нас все что мог. Нас, пленных, было десять человек, из [них] мне жилось относительно лучше, благодаря тому, что я знал столярное и колесное дело. Мне [платили] больше, а остальным - 50 коп[еек] в месяц, [так как] они были чернорабочими. Питание было [скудным].

Я выписывал газету «Неделя» на русском языке, [которая] выходила раз в неделю - ее издавали русские меньшевики. Кроме этого, я выписал календарь для пленных, где было указано, какими правами должен пользоваться пленный!

На основании этого я стал настоятельно требовать от помещика улучшения бытовых условий для моих пленных товарищей. По ночам нас охранял пост[овой], присланный помещику из армии. С ним я вел все время споры на политические темы и [однажды] дело дошло до того, что он пытался меня приколоть штыком. [Охранник] и помещик по национальности были евреями, а поэтому пост[овой] передавал [ему] о наших спорах и меня [однажды даже] арестовывают. Жандарм скрутил назад руки и надел мне наручники, но под арестом меня продержали всего одни сутки. [За] это время ко мне, по очереди, приходили агитировать: законницы, это вроде наших бывш[их] монашек, только они имели среднее образование; затем жандарм; затем управляющий и наконец сам помещик, он же раввин; чтоб я отказался от [выдвинутых] мною требований.

Конечно, они со мной не стали бы так нянчится, если бы не моя работа, которая была для помещичьего хозяйства очень дефицитная. Я это чувствовал.

Они грозили мне, что отправят [обратно] в лагерь, но я знал, что не отправят, [но все же] пошел на некоторый компромисс. [Мне удалось] все же добился улучшения товарищам – нам сменили постели, улучшили питание и одежду.

В 1918 году в Австрии [возникла] революционная [ситуация] - их солдаты бросили фронт и эшелонами ехали домой. Вот в это время и мы, вместе с ними, добрались до границы, а [затем] уже до Киева.

В Киеве на станции скопилось очень большое количество пленных - поезда не успевали разгружать. В [городе] свирепствовал атаман Петлюра. Петлюровцы устраивали на станциях митинги, стараясь сагитировать пленных и завербовать [их] в свою армию. [Однако] из тысяч пленных я не видел, что бы кто согласился вступить [в их ряды].

Немцы в то время оккупировали Украину - вплоть до Харькова.

Когда я находился в [здании] Киевского вокзала [к перрону] подошел германский поезд с классными вагонами. В дверях вокзала сразу [была выставлена] германская охрана, но один проход [остался свободным]. Я быстро сообразил, что надо [покинуть] вокзал. [Выйдя на перрон, заметил, что] на путях стоит поезд, примерно из восьми вагонов, вдоль [них] прохаживается охрана. [В вагонах, кроме последнего, зажгли] свет. [Воспользовавшись] моментом я вскочил в вагон. В одном из купе [был] слышен немецкий разговор, [но я осторожно] влез на верхнюю полку. Поезд через несколько минут тронулся, [а] я тут же уснул, потому что был измучен дорогой.

Проснулся на рассвете, [когда] поезд остановился, [и], ни кем незамеченный, быстро выскочил [из вагона].

Вскоре я добрался до Харькова – до распределительного пункта, [где] нам [пленным солдатам] выдали проездные билеты. Я получил билет [до] Саратова. [По приезду в пункт назначения бывших] пленных обмундировали и каждого направили по месту своего жительства. [В Камышин] я прибыл пароходом – в ноябре 1918 года…»

Для Федора Иванова начиналась новая эпоха в его жизни, о ней мы расскажем позже, а сейчас вернемся в 1916 год[146].

В глубоком тылу шла своя жизнь: резко поднялись цены на хлеб и продовольствие, а вместе с этим началась спекуляция этими товарами. В село стали возвращаться с войны раненые и искалеченные солдаты - фронтовики. Инвалиды войны были обречены на нищенское существование - пенсии едва хватало на табак.

В селе знали, если раздавались вопли баб и рев детишек, то в те дома принесли похоронки, а семья лишилась кормильца.

С началом войны начался бурный рост различных налогов и военных займов во имя победы. В Нижней Добринке открылось отделение губернского Красного Креста, который под видом милосердия выжимал последние ценности. У крестьян за полцены отбирали лошадей и упряжь. Война принесла стране разруху и голод. Стала голодать и добринская беднота.

Все тяжелее жилось и рабочим борелевской мельницы, зарплата не обеспечивала и полуголодного существования. В борьбе за свои права рабочие организовали заводской комитет и даже провели в лесу несколько тайных маевок. В рабочей среде наиболее активными были грузчик-выбойщики: Сергей Варенцев, Петр Похлебаев, Алексей Бочков, Николай Сухинин, Алексей Овчинников, Иван Богданов, Алексей Малашкин, слесарь Иван Подсоленов и др. Безусловно, отстаивая свои права, рабочие влияли на поведение крестьян Н-Добринки.

Первые сообщения об отречении Николая II от престола и формировании Временного правительства в Камышине были получены вечером 2 марта. Вечером 2 марта в Камышин поступило известие об отречении Николая II, которое вызвало по всему уезду бурю ликования. В течение 28 февраля и 1 марта 1917 года в селе начали циркулировать слухи о падении царской монархии, начале революции в столице и образовании там Временного правительства.

1-го марта, когда известия о свержении царизма подтвердились, на Христорождественской церкви загудел набатный колокол, созывая народ на сходку. Все село высыпало на улицу и потянулось к волостному правлению. “Революция! ”, ”В Петрограде революция! Царя больше нет! ” - говорили сельчане по дороге друг другу, сначала шепотом, а потом все громче и громче. На митинге собравшиеся обсуждали новость отречения царя от престола.

До митингующих донеслись звуки революционной песни. С каждой минутой они усиливались. Со стороны борельской мельницы появилась колонна демонстрантов с флагами. Рабочие пели “Смело товарищи, в ногу”. Одни сельчане ликовали, а другие смотрели настороженно и качали головами: “Что же это будет? Как же это без царя? ” Лозунги «долой войну», «землю крестьянам, фабрики рабочим, власть советам» - превратили большевиков в одну из популярнейших партий.

С этими событиями связан следующий эпизод, рассказанный моим (-Л.М.) дедом: подобное происходило и в уездном городе Камышине. Пока под красными знаменами произносились пылкие и пламенные речи о всеобщем равенстве, братстве и свободе часть солдат местного гарнизона и камышан отправилась под шумок... громить водочный заводик. Слух о погроме мгновенно достиг и Добринки.

Смекалистые добряне решили поживиться на дармовщинку и, погрузив на брички различные емкости, пустились в путь. В городе они быстро разыскали завод, и пред их взором предстала следующая картина: в подвалах стояли продырявленные бочки, а спиртное плескалось в подвале. Тут же валялись пьяные вдрызг мужики. Набрав драгоценной влаги, добряне вернулись домой.

После свержения царя все цензовые, национальные, сословные, религиозные и прочие ограничения были отменены, царских чиновников заменили выборные комитеты и собрания, политические партии вышли из подполья и развернули бурную деятельность, пресса получила полную независимость. Страна упивалась полученной свободой. Различные революционные группы, действующие в селе и на мельзаводе, вышли из подполья. Начались митинги. Ораторы от имени партий излагали свои взгляды на будущее переустройство России.

Органами новой государственной власти на местах стали комиссары Временного правительства. В Камышине таким комиссаром был назначен член Государственной думы, председатель Камышинской Уездной Управы, октябрист Готовицкий. Назначение Готовицкого вызвало недовольство в городе – камышане посчитали Готовицкого недостаточно революционным. 10 марта на имя председателя Государственной Думы Родзянко поступила телеграмма, извещающая, что деятельность Готовицкого вызывает глубокое недовольство местного населения. Временное правительство смещает с поста бывшего комиссара и назначает на его место эсера Фадеева [147].

А тем временем Временное правительство, от имени народа, заявило “о всенародном стремлении довести мировую войну до решительного конца”.

Вопрос о форме правления в Российской империи Временным правительством был не решен и его отложили до созыва Учредительного собрания. Село бурлило, требуя передела земли, но волостная земская управа, как орган Временного правительства в лице председателя Ветохина, только разводили руками и заявляла: - “Ждем-с указаний правительства. Сначала выберем Учредительное собрание, а потом будем делить”. Всероссийские выборы в Учредительное собрание были намечены на 12 ноября 1917 года.

Временное правительство, по сути уже ничем ни управлявшее, к августу 1917, года утратило доверие населения страны. Фронтовики, прибывшие с фронта, говорили: “Земля вся наша! ” и призывали крестьян отнять у Бореля луга и лес. Призыв был услышан, хотя о наказе Столыпина помнили хорошо. В Добринке был создан земельный комитет во главе с Василием Бочковым, который позднее изъял часть земель принадлежавшей ранее помещикам, уделу и казне.

Подобные события происходило по всему Камышинскому уезду. Беднейшие крестьяне получили более 257 тысяч десятин только удобной земли, в их числе были и добринцы.

Рабочие мельзавода создали рабочий комитет, который возглавил Степан Петрович Хлюстов. Комитет, через управляющего, сразу потребовал от Эммануила Эммануиловича Бореля установления 8-ми часового рабочего дня.

1 сентября Временное правительство провозгласило Россию республикой. По осени митинги возобновились, на которых крестьяне кляли затянувшуюся войну и все на свете.

В сентябре 1917 года состоялись новые, третьи по счету, выборы в Камышинский Совет солдатских депутатов. На этих выборах членами Совета стали большевики 23 сентября 1917 года Камышинский Совет принял решение о формирование своих боевых дружин - Красной Гвардии. Советы все чаще игнорировали распоряжения органов власти и присваивали себе их полномочия. 28 сентября Камышинский Совет призвал готовиться к вооруженному свержению местных органов Временного правительства.

В конце октября в Добринке распространились слухи о вооруженном перевороте в Петрограде, низложении Временного правительства и образовании Советского правительства во главе с В.И. Лениным.

Страсти разгорелись с новой силой. Беднота и рабочие настаивают на передаче власти в руки Совета. Отдельные эсеры подбивают крестьян на оставление власти в руках волостной земской управы. В декабре 1917 года земская управа и волостной старшина сложили с себя полномочия, и вся власть в селе оказалась в руках земельного комитета.

Смена власти происходит и в уезде. Прежние органы уездного управления, в том числе и земство, были окончательно упразднены I-м съездом советов Камышинского уезда, который проходил 15 января 1918 года в Народном доме города Камышина[148].

По тому же сценарию происходят события и в Нижнедобринской волости: к середине января 1918 года земельный комитет стал именоваться Советом волости. Волостной исполком возглавил Семен Петрович Милов. В селе создали так же и сельский Совет рабочих и крестьянских депутатов (председатель Василий Иванович Хлюстов).

В феврале избирается революционный Комитет волости, в который вошли сторонники большевиков и левых эсеров[149]. Перед депутатами встал вопрос о выборе своего председателя. Председатель уезда предложил на этот пост сторонника большевиков - Степана Петровича Хлюстова, но большинство членов ревкома настояло на избрании эсера Михаила Степановича Мартемьянова (род. 1885 - 30.3.1919 гг.) - как человека честного и принципиального.

Коренной добринец Мартемьянов был известной в округе личностью. С 1914 года служил в царской армии, где за отличие в боях получил чин прапорщика. В январе 1918 года, по возвращению с фронта, камышинский уездный комитет большевиков назначает его своим уполномоченным - военным комиссаром Нижнедобринской волости.

Михаил Степанович самая противоречивая фигура того смутного времени. Среди сельчан - его современников - почти нет таких, кто о нем отзывался положительно. О его характере и принципиальности можно судить по эпизоду описанному В.И. Червяковым.

Его бабушка - Анастасия Червякова, доводилась Михаилу двоюродной сестрой и рассказывала, что его честность и жажда справедливости не всегда находила поддержку даже со стороны родни. Когда его родная сестра выходила замуж, а годы после войны были голодные, она попросили дать для свадьбы хоть пуд муки. Но он, как председатель волости, категорически отказал. Ибо считал, что это будет несправедливо по отношению к другим. Родню же обругал и наказал - чтоб впредь забыли думать о подобном.

Став во главе волостного ревкома Мартемьянов поставил вопрос о создании вооруженного отряда из сельской бедноты. Часть левых эсеров, во главе с Ашниным Алексеем выступила против, но Михаил, используя свой авторитет, настоял на своем и отряд был создан. В отряд первым вступили: Петр Прокофьевич Похлебаев, Григорий Силантьевич Червяков, Иван Осипович Шабанов, Петр Иванович и Степан Петрович Хлюстовы, Петр и Федор Алексеевичи Ториковы, Федор Тимофеевич Бухов, Василий Яковлевич Романов, Алексей Васильевич Шеин, Федор Иванович Маслов, Иван Иванович Квоков, Василий Иванович и Иван Васильевич Хлюстовы, Федор Павлович Рыбаков, Михаил Дмитриевич Цибизов, Петр Кузьмич Бусалаев, Федор Николаевич Мещеряков, Иван Иванович Бочков, Григорий Васильевич Новиков, Василий Степанович Мещеряков, Сергей Петрович Милов, Василий Антипович Кожевников, Иван Федорович Червяков, Иван Решетов, Иван Иванович Сухинин, Алексей Ильич Цибизов, Василий Яковлевич Червяков, Сергей Васильевич Варенцев, Дмитрий Новиков. За короткий срок в него записалось 60 человек, в основном это были рабочие мельзавода и деревенская беднота. (Позднее удалось установить еще несколько фамилий бойцов отряда - П.Ф. Мельников, И.П. Натрусный, Федор Степанович Мартемьянов, Григорий Силантьевич Червяков)

Членом отряда стал и 16-летний Васька Червяков. На правах родственника командира ему поручали быть вестовым для связи со штабом эсеров в Саратове.

В апреле 1918 года отряд получил первое боевое крещение: группа бойцов с одним пулеметом по тревоге выехала в село Бурлук, чтобы оказать помощь местному краснопартизанскому отряду в отражении атак со стороны белоказачества. К ним присоединились красноярцы, и численность объединенного отряда составила 300 человек.

Местный отряд под командованием бывшего матроса с крейсера “Аврора”, участника штурма Зимнего Кондрата Ефимовича Закатимова занял позиции у моста через реку Бурлучек, а Мартемьянов расположил своих бойцов у бурлукских садов.

С первыми лучами солнца бойцы увидели белоказацкую конницу у дубового леса и озера. Винтовки ударили залпом, и их поддержал пулемет Мартемьянова. Казаки не выдержали лобового удара и повернули вспять. Красногвардейцы преследовали врага через Тарасовские хутора.

Мартемьянов предложил нанести удар на станицу Островскую с левого фланга небольшим отрядом, но план чуть не сорвался из-за внезапной атаки кавалерийского эскадрона противника - конница стала заходить с тыла, намереваясь окружить и уничтожить отряд.

Положение спас матрос Закатимов. Он принял единственно правильное, и не совсем обычное, решение: погнал на врага пулеметную тачанку. Казаки посчитали, что красные сдаются и спокойно ждали ее приближения, однако ездовой развернул тачанку, а пулеметчик Иван Илюшин выпустил длинную очередь. У врага переполох - падают кони, валятся всадники... Тачанка спокойно уходит на взлобок горы, где в терновых кустарниках залегли бойцы отряда. Закатимов с Иваном скрытно соскочили с тачанки и залегли с пулеметом в цепи. Ездовому Матвею Илюшину было приказано срочно гнать в Бузулук. Опомнившись, казаки пошли в атаку на взлобок. В том сражении отряд не потерял ни одного своего бойца[150].

О боевых действиях отряда, созданного в Добринке под командованием Мартемьянова, упоминается в книге “Гражданская война в Поволжье”.

Весной 1918 года в Камышинском уезде было неспокойно. Крестьяне отказывались продавать хлеб по твердым ценам. А хлеб был нужен - голодали рабочие промышленных центров.

В ряде мест кулаки были недовольны уравнительным переделом земли. Зажиточным крестьянам села удалось провести передел земли, где за основу брался не состав семьи, а имеющееся у семьи количество лошадей, ибо, как считали они, бедняки все равно не смогут обработать полученную землю.

В Добринке действовало два Совета - волостной и сельский, постоянно боровшиеся за свое влияние на крестьян: кто из них важнее, точнее главнее. По существу это была борьба между теми, кто стоял за большевиков и теми, кто шел за эсерами.

По всему уезду зажиточные крестьяне выступили против “власти голытьбы”. Так, в селе Топовка, за Верхней Добринкой, они убили, точнее, закололи вилами 17 топовских красногвардейцев и убили военного комиссара Карла Карловича Карлоса. Такое же положение сложилось и в других уездных селах.

Мартемьянову было поручено подавить крестьянский мятеж и очистить в ряде сел Советы от кулацких элементов. Его отряд совершил рейд по маршруту: Морозово - Верхняя Добринка - Топовка - Алешники - Линево - Жирное - Меловатка - Егоровка - Нижняя Добринка. Во время рейда им были переизбраны Советы в Морозове, Алешниках, провозглашена Советская власть в Линево, подавлены выступления зажиточных крестьян в Меловатке и мятеж в Топовке.

Вместе с тем в рейде произошло событие, которое подрывало авторитет Советской власти и имело далеко идущие последствия. " В селе Памятном[151] начальник Нижнее-Добринского, Камышинского уезда, отряда Мещеряков с красногвардейцами наложил контрибуцию в 550 руб. на содержание красногвардейцев, пригрозил контрибуцией в 20.000 рублей в случае неуплаты первой и взыскал для своего отряда суточные и проездные в то время, как их никто не вызывал и не требовал..." [152]

Наложение контрибуции Михаилом Мартемьяновым было единичным случаем – этим больше всего грешили уездные исполкомы, которые не согласовывали их с Поволжским комиссариатом. Эти действия больше походили на грабежи и налеты, в ходе которых практиковалось запугивание, порка, расстрелы без следствия. Все это создавало для центральной власти дипломатические затруднения - немецкие колонисты заваливали жалобами на притеснение их со стороны русских немецкого посла в России графа Мирбаха, который делал по этому поводу дипломатические ноты рабоче-крестьянскому правительству.

ВЦИК и Совет Народных Комиссаров быстро и в полной мере оценили опасность сложившегося положения в немецких колониях отреагировав на это своим постановлением:

" Саратов, Губсовдепу, Комиссариату колоний, Совдепам: Камышинскому, Вольскому, Аткарскому, Новоузенскому и Николаевскому Самарской.

Совет Народных Комиссаров постановил: всякие контрибуции, конфискации и реквизиции хлеба среди немецких колонистов Поволжья могут иметь место только с согласия Комиссариата по немецким делам в Саратове. С точки зрения общегосударственных интересов, всякие самочинные действия местных Советов по отношению к немецким колонистам могут привести к весьма печальным последствиям. < …> Поэтому предлагаем Саратовскому Губсовдепу и всем волостным Совдепам Саратовской и Самарской губерний действовать в тесном контакте с Немецким Комиссариатом. В случае же разногласия запрашивать Совет Народных Комиссаров.

Председатель Совнаркома В. Ульянов (Ленин)

Москва. Кремль 26 июля 1918 года".

Еще более суровым было постановление Наркомата внутренних дел, в котором Народный Комиссар внутренних дел Г. Петровский потребовал от уездных Советов положить конец " всем этим дезорганизующим действиям" и указал, что " дальнейшее неподчинение этому вызовет со стороны Народного комиссариата внутренних дел строжайшее преследование и предание виновных революционному суду".

Мартемьянова конечно, никто не преследовал и не предал «революционному суду», так как отряд со своей задачей справился. Его ждал другой «суд» …

Едва вернувшись из рейда и не успев расседлать своих лошадей, красноармейцы получили тревожную весть из Рудни. Там, с помощью вызванных с Дона белоказаков, были казнены все члены руднянского Совета, в том числе и военный комиссар Валиков. Эту весть привез в Добринку член Руднянского Совета Иван Матвеевич Бирюлин.

За одну ночь добринский отряд увеличил свою численность до 100 человек. Совместно с отрядом из Красного Яра они совершили марш и на рассвете заняли Рудню. Белоказаки, застигнутые врасплох, были уничтожены. Убитых членов Руднянского Совета похоронили в центре Рудни, в братской могиле.

Череда событий показала, что контрреволюция навязывает простому народу кровавый бой, стремясь уничтожить активистов, сторонников Советской власти и запугать бедноту.

Вскоре стало неспокойно и на Дону, весной 1918 года на юге России была сформирована казачья армия генерала Краснова. Она начала свое наступление на Царицын, Камышин, Поворино и Балашов. 29 мая 1918 года город и уезд объявляются на военном положении. Были проведены мобилизации людей, транспортных и материальных средств. Несколько человек из Н-Добринки, в числе которых был и Ф. Иванов, пешим порядком направили в г. Саратов - в пересыльную 235 этапа. Из Саратова этап направили в слободу Николаевскую на барже «Байрам Али». На этой барже Федор вступил в коммунистическую партию.[153]

А примерно в это время Камышинский уездный Совет принял решение о создании крупного отряда на границе Области войска Донского. Отряд Мартемьянова сливается с красноярским отрядом Василия Тимофеевича Ульченко и он уходит в Красный Яр, а Мартемьянов с тремя красногвардейцами по каким-то причинам остался в Добринке.

Этим моментом решили воспользоваться эсеры под тайным руководством купца Ивана Филипповича Тетерина. Внешним поводом для выступления послужил дополнительный призыв в красногвардейский отряд четырех возрастов, но истиной причиной выступления была затянувшаяся борьба между эсерами и большевиками, а также действия комбеда.

Мы отступим от повествования и поясним читателю тогдашнюю ситуацию. Декретом ВЦИК от 13 мая 1918 года Народному Комиссару продовольствия представлялись большие полномочия по борьбе с деревенской буржуазией, укрывающей хлебные запасы и спекулирующей ими. В период военного коммунизма в республике централизуется распределение все промышленных и продовольственных товаров. Рабочим выдавался продовольственный паек на уравнительных началах. Получала продовольственную помощь и беднота деревни и семьи красноармейцев.

Для изъятия излишков сельскохозяйственной продукции у зажиточных крестьян 11 июня 1918 года были созданы комитеты крестьянской бедноты, как “вторая власть”. Для стимуляции активности комбедов большевики оставляли часть конфискованных продуктов членам этого комитета.

Продразверстка восстановила против себя крестьянство. В принудительном порядке у крестьян изымали хлебные запасы, домашний скот, фураж... От действий комбеда и частей “продовольственной армии” больше всего пострадали середняки, так как деревенские сходы груз поборов делило между всеми членами крестьянской общины, по возможности каждого. В селе вспыхнуло всеобщее недовольство продразверсткой - часть мужиков ушло к белым или в банды.

По селу был пущен слух, что мобилизация – выдумка Мартемьянова. Сам, дескать, он остался дома, а мужиков в разгар полевых работ выпроводил в отряд Ульченко.

Шестого июля тревожно загудел церковный колокол. Набат поднял все село, но не все знали какая беда стряслась – толь какая беда, толь набег бандитов.

Перед зданием волостного Совета собралась большая толпа народу. Для переговоров к ним вышел Михаил Степанович и стал разъяснять, что дополнительный призыв молодежи четырех возрастов в Красную Армию происходит по приказу из Камышина, из уездного Совета. Он просил собравшихся выбрать своих представителей, которым будет предоставлена возможность переговорить с Камышином по телефону.

- Если же кулаки недовольны нашей борьбой за хлеб, то так и скажите - бросил он гневно в толпу, но ему не дали договорить и взяли в кольцо. Иван Васильевич Ториков, стоявший сзади, ударил Мартемьянова кулаком, а Яков Цибизов ударом приклада винтовки в голову повалил его наземь. Упавшего Михаила Степановича стали жестоко избивать. Каждый нападавший старался в удар вложить свою злость.

По утверждению Иванова Ф.Г. действиями толпы руководил левый эсер Алексей Иванович Ашнин, он громче всех кричал, когда окружили военкома.

Когда Мартемьянова посчитали мертвым и толпа, удовлетворенная исходом, стала расходиться. Однако, лавочница, по прозвищу Салейчиха, продолжала бить прикладом винтовки по голове Михаила. Потом кто-то привязал к его ногам веревку, а другой конец привязали к седлу. Бездыханное тело отволокли на кладбище и оставили на съедение собакам.

После этого бунтовщики бросились к зданию волостного Совета, чтобы овладеть кассой. Три бойца, занявшие оборону в Совете, предупредили, что будут стрелять, если кто переступит порог здания. Угроза остановила нападавших, и желающих сунуться в Совет не нашлось. Толпа, посовещавшись, решила избрать новый состав волостного Совета. Старшиной волости избрали Ивана Хрюкина, а старостой села Дмитрия Леснова.

Бунтовщики в суматохе забыли перерезать телефонный провод, чем воспользовался дежурный у телефона - Степан Иванович Рыбаков. Он -то и сообщил о бунте в Красный Яр. К концу выборного схода в село, на рысях, прибыл отряд. Выступление было подавлено, а толпа и зачинщики разбежалась.

Среди кладбищенских крестов и могил красногвардейцы разыскали тело Михаила. Внешне он выглядел мертвым, но фельдшер Иван Сергеевич Бударкин определил, что сердце продолжается биться и оказал первую медицинскую помощь. После долгих усилий Михаил очнулся, но долгое время не мог говорить и двигаться.

К августу его здоровье поправилось, и Михаил Степанович приступил к своим обязанностям. Своим обидчикам он отомстил так - приказал бойцам своего отряда живьем закопать в землю зачинщиков крестьянского выступления. С этого дня началась кровавая вражда семей Торикова Ивана и Цибизова Якова с родней Мартемьянова.

Следует сказать, что в ноябре 1918 года комитеты крестьянской бедноты были распущены, а в селе вновь созданы сельский и волостной Советы.

А тем временем войска Краснова П.Н. упорно продвигались к Царицыну, Камышину и Балашову. На границе с Областью войска Донского, в селе Бурлук, мелкие красногвардейские отряды сводились в роты, батальоны, полки и дивизии регулярной Красной Армии. Нижнедобринский отряд Мартемьянова стал первым батальоном, а красноярский отряд Жигарева - вторым батальоном 1-го Камышинского партизанского полка (командир полка тов. Мангельсон).

30 июня 1918 года части армии Краснова подошли к Камышину и, заняв господствующие высоты, начали артиллерийский обстрел города. Было объявлено о начале эвакуации. Белые начали наступление и попытались взять Камышин, но наступление было остановлено.

31 октября 1918 года белые попытались отрезать Камышин от " красных губерний", захватив участок железной дороги Камышин - Тамбов. Тогда же командование красных двинуло сформированный полк в наступление на казачью станицу Островскую, а затем на Молодельскую. Жестокие бои шли с переменным успехом, однако, перевес противника был явным и полк камышинцев был прижат к реке Медведице.

Стоял холодный месяц ноябрь, но льда еще не было. Спасаясь, красноармейцы кинулись вплавь на противоположный берег. Прижатые к берегу огнем противника многие переправиться не успели. В такой сложной обстановке Мартемьянову удалось собрать и сплотить остатки разбитого полка и вывести их из кольца вверх по Медведице. У Плотниковых хуторов он переправил бойцов на левый берег и вновь повернул в сторону Бурлука.

Красные провели в уезде мобилизацию пяти возрастов. Так что по прибытию в село Бурлак потрепанный полк пополнился за счет мобилизованных крестьян. После переформирования часть влилась в " Камышинский революционный полк". Командиром 1- го Камышинского стрелкового полка назначили Мартемьянова М.С., а бывшего комполка - Мангельсона - назначили командовать бригадой. Приказ № 42 от 11 ноября 1918 года по полку - первый, который подписал Михаил Степанович.

В Камышине создается военно-революционный комитет - " ревком", которому предоставляются неограниченные полномочия. На одном из заседаний ревкома его председатель П.Я. Менде заявил: " Проведение добровольной мобилизации в Красную Армию результатов не даёт, население не желает участвовать в гражданской войне и не видит в Белой Армии врагов".

Начались новые ожесточенные бои с противником. Остановить наступление белых у Бурлука не удалось. Под их натиском полк отступил в сторону Слюсарей, а затем на Котово - в сторону Камышина. 19 ноября полк занял оборону в предместьях уездного города, к которому подошли красновские части. Завязались тяжелые бои.

Разведка красных доложила командованию Камышинского укрепрайона о место нахождения штаба соединения белых. В целях срыва наступления белых на город командование поручило Михаилу Степановичу разгромить деникинский штаб, расположенный в одном из прилегающих к городу сел.

Темной ночью, сняв дозор белых, полк скрытно подошел к околице. Ворвавшись в село мартемьяновцы блокировали штаб, а затем забросали его гранатами. Штабные офицеры были уничтожены. Казаки, лишившись руководства, начали медленно отступать к Дону. Таким образом, в результате наступления 1-го и 6-го Камышинских полков, части белых отступили за пределы Камышинского уезда.

Позднее, в составе 14-й стрелковой дивизии полк форсировал Дон и по правому берегу повел наступление в направлении Каменской станицы. Действия полка были успешными и, в конце марта 1919 года, станица была на грани сдачи. На подступах к станице Михаил Степанович был убит.

В приказе № 12 от 31 марта 1919 года по 14 стрелковой дивизии говорится: «30 марта сего года, на рассвете, в хуторе Кастырка, помощник командира 2-й роты - Павел Яковлевич Рожков - будучи дежурным по полку, предательски убил командира первого Камышинского полка - Мартемьянова Михаила Степановича». [154]

По рассказам очевидцев, после ночного обхода сторожевых постов, Михаил Степанович отдыхал в штабе полка. Штаб не охранялся и там находился только дежурный телефонист. Некто Рожков - командир взвода - беспрепятственно проник в штаб и в упор выстрелил в голову спящего комполка из винтовки. Убийца бросился бежать к дому, где квартировал начальник конной разведки полка - Хлюстов Иван Васильевич - с намерением убить и его. По дороге Рожкова задержали и арестовали. Однако, из-под ареста ему удалось бежать в свое село Гуселку. Убив тамошнего председателя сельсовета, Рожков уходит в банду.

Анализируя причины поступка Рожкова, ревтрибунал выяснил, что Рожков примыкал к эсерам и характеризовался крайней неуравновешенностью своего поведения. Так, бывший красногвардеец Дутченко А.М. - уроженец Красного Яра - рассказал, что в Бурлуке Рожков пытался ограбить крестьянскую семью и, что бы ни допустить этого, ему пришлось применить физическую силу. Мартемьянов одобрил этот поступок, чем нанес обиду Рожкову. Красногвардеец Никитин Павел Алексеевич добавил, что он (Никитин) был назначен командиром 1-го конного взвода, а Рожков - второго. Когда их командир эскадрона под Слюсарями, по ранению, выбыл из строя, то командование эскадроном, по положению, переходило к нему как к первому. Под угрозой расправы Рожков взял командование на себя.

Иван Васильевич Хлюстов рассказал следующее: ”Я попросил Михаила Степановича перевести меня с должности начальника конной разведки на другое место. Моя просьба была удовлетворена. На мое место, в разведку, был назначен Рожков, но в первых же действиях конной разведки Рожков потерял доверие у разведчиков и они потребовали вернуть к ним - на должность командира - меня. В этом конфликте Мартемьянов поддержал рядовых разведчиков, а Рожкова перевел на должность помощника командира роты.

У Рожкова обида переросла в месть, которую сумели подогреть некоторые члены партии эсеров, недовольные тем, что к этому времени Мартемьянов прекратил с ними связь. Это воспринималось ими как предательство.

В очерке В.И. Червякова есть интересная запись этого эпизода, сделанная со слов его дяди - Василия Червякова: ”Его гибель загадочна и, хотя я был еще молод, у меня создалось впечатление, что убит он был по чьему-то распоряжению. С эсерами он почти порвал, но и к большевикам полностью не перешел; дела в полку наладились, и он стал не нужен... Это мое мнение, хотя могу и ошибаться. Говорю так потому, что уже в 1925 году Рожкова видели в форме милиционера в Неткачах.” [155]

Тело командира Первого Камышинского полка перевезли в Добринку и похоронили не на кладбище, а на сельской площади - напротив церкви. Похоронили с воинскими почестями, установив над могилой обелиск. Поглазеть на похороны собралось много народу, но собравшихся очень удивила его лошадь: куда бы ни везли гроб с телом, куда бы ни несли - она повсюду следовала за ним и обнюхивала его. Всем казалось, что она плачет...

Ныне на том месте создан мемориальный комплекс: памятная стела с именами сельчан, не вернувшихся с полей Второй мировой войны, братская могила павших в годы Гражданской войны и могила М.С. Мартемьянова, только на ней ошибочно поставлена дата гибели - 1923 год.

Боец артиллерийской батареи отряда Мартемьянова Я. Белоусов (уроженец с. Красный Яр) вспоминал позднее, что «под Балашовым отряд влился в дивизию Блинова», а «после разгрома войск Деникина нашу дивизию передали в 1-ю конную армию С.М. Буденного» и описал боевой путь отряда: Камышин – Филоново – Балашов – Воронеж – Богучар – Ростов – Майкоп. [156]

Однако вернемся в 1918 год: после ухода Мартемьянова и его отряда на Камышинский фронт председателем Исполкома волостного Совета был избран Василий Иванович Хлюстов. В этой должности он пребывал до конца 1920 года.

В ноябре 1918 года село заняли красновцы, а местным властям пришлось эвакуироваться в село Жирное. Часть крестьян с удовольствием восприняла эту перемену, однако белое воинство стало грабить, насиловать и всячески притеснение сельчан. Даже те, кто поначалу был рад их приходу, искренне радовались в декабре приходу в село частей Красной Армии.

Весной 1919 года Белая армия начала новое наступление на Север и для Советской Республики белогвардейская армия Деникина становится главной опасностью. Собрав армию в 150 тысяч человек, А.И. Деникин начал наступление на Москву. Оно развивалось в двух направлениях: на Харьков - Тулу и на Саратов. Линия фронта прошла по территории Саратовской губернии, которая была объявлена на осадном положении.

18 июня 1919 года (ст. стиля) после упорных и ожесточенных боев войска генерала Врангеля захватил Царицын. 19-го утром в городе состоялся парад, и торжества по этому случаю. После парада генерал-лейтенант Деникин собрал в штабе генералов и старших офицеров и зачитал свою директиву. В войска она поступила 20 июня 19191 г. В контексте нашего повествования в ней, в частности, было сказано:

2. Генералу Сидорину - правым крылом, до выхода войск генерала Врангеля, продолжать выполнение прежней задачи по выходу на фронт Камышин - Балашов.

7. Разграничительные линии: а) между группой генерала Эрдели и Кавказской армией - прежняя; б) между Кавказской и Донской армиями - Калач, граница Донской области, Балашов, Тамбов, Моршанск, все пункты для Донской армии;

8. Железная дорога Царицын - Поворино - Балашов предоставляется в общее пользование Кавказской и Донской армиям».

Потерпев поражение у Царицына, красные стали лихорадочно стягивать под Камышин подкрепление для своей разбитой армии, сняв для этой цели даже несколько дивизий с Сибирского фронта.

Отступающие воинские соединения и вновь мобилизованные части пополнили «сибирские» и иные соединения, которые 24-го июня стали на пути наступления белых и преградили ему путь к Камышину. Камышинский участок фронта красных занимал выгодную позицию, сосредоточил значительную массу артиллерии. Со стороны Волги - левый фланг, прикрывала Волжская флотилия. Удержать Камышин не удалось, и 3 июля он был взят белыми. Угроза захвата нависла и над Саратовом.

В августе деникинцы заняли Добринку. Ф.Г. Иванов записал, что террор белых был особенно жестоким и привел факт казни большевистского активиста. По предательскому доносу казаки арестовали бывшего председателя комитета крестьянской бедноты - Федора Мещерякова. На пожарной бочке его привезли к Зелкеной плотине и на берегу речки Добринки изрубили шашками на куски. Тело для похорон еле собрали. Федор погиб мужественно - с революционной песней на устах.

Федор Николаевич был из беднейшей семьи. В детстве батрачил и был в подпасках. Пасти приходилось в худой одежонке, отчего простудился и тяжело заболел полиартритом и, поскольку уже физически работать уже не мог - он самоучкой одолел грамоту. Федька, научившись читать и писать, даже одно время был сельским писарем и под влиянием сельского учителя Степана Тихоновича Торгашова стал почитывать политическую литературу и втянулся в революционную работу. Октябрьскую революцию встретил с воодушевлением. В 1918 организовал бедноту на борьбу с сельской буржуазией, а крестьяне избрали его председателем комбеда.

В округе деникинцы проводили мобилизацию мужиков, тем самым пополняя свое поредевшее войско. О том, как оно происходило и о событиях в селе, вспоминал житель села Жирное Филарет Иванович Кархов, а шел ему в ту пору семнадцатый годок: “Человек двадцать нас, парней, насобирали тогда, да в волостное село (Нижнюю Добринку - Л.М). Обмундировали, винтовки дали, муштруют. “За Отечество воевать будете! ” - говорят на построениях. А мы, словно котята, жмемся, переступаем с ноги на ногу, молчим.

Лето было. Помню, под вечер, еще до сумерек, только-только коров пригнали, оживление какое - то. “Поймали, поймали! ” - кричат. Все, кто свободен, туда, и я со всеми. Гляжу, казаки на конях гарцуют, а рядом два хлопца, руки у них за спиной стянуты. “Кто это? ” Кто это? ” - шум идет. Казаки ухмыляются: “Краснюков схватили! ”

Увели их, заперли в амбаре, что стоял по-над кручей. И до того мне что - то загрустилось, прямо реви! Думаю, ровесники, наверное, и по ним где - то мать с отцом убиваются.

Как стемнело, собрали нас, стали наряды распределять. Слышу - и ушам не верю, назначают меня к тому амбару пленных охранять! Верите, в пот ударило, задрожал весь, а в голове молнией: “ Выпущу, и сам с ними ходу! ” Повел нас разводящий. Иду, ноги не держат, сердце колотится, того и гляди, из груди вон. Поставили меня у глухой амбарной стены. Смотри, дескать, чтоб подкоп в эту сторону не сделали.

Стоять четыре часа. Угомонилось село. Тихо - тихо стало. Слышно только, как филин где - то ухает, да собаки лениво побрехивают. Луна за тучку зашла, темень - глаза коли. Самая ночка для побега, а нельзя: у дверей - то амбара усиленный наряд казаков! И ни о каком подкопе речи быть не может, потому что фундамент у амбара каменный, динамитом не скоро возьмешь. И поставили- то тут новобранца для блезиру: натаскивают, чисто щенка неуклюжего.

Подошел я ближе к амбару, ухо к стенке прислонил. Чу, шепчутся о чем - то хлопцы. “Брось, Митька, - разбираю слова, - не дело это. Им того и нужно: слезу у нас выжать да отпустить на виду у всех. Вот, мол, они какие вояки, красные! ”

Примолкли в амбаре, а потом опять голос, только другой: “Может, обойдется, Сашок? Зато тогда злее гадов рубать станем”. И опять шепчет Сашок: “Поп