Лекция 18. Скандинавский диффузионизм: Монтелиус и Софус Мюллер 10 страница

13. Значение наследия Косинны. Многие критики справедливо отмечали дилетантизм Косинны, его неприязнь к собственному научному методу – систематической проверке выводов на фактах. Эггерс в своей замечательной книжке " Введение в археологию" (не устаревшей и, несомненно, заслуживающей перевода) пишет:

" Для многих его приверженцев его имя звучит так же, как имя Монтелиус. И все же следует воздержаться ставить эти две личности исследователей на одну доску.

Хоть Монтелиус тоже мог ошибаться, у него хватило характера и самокритичности видеть свои ошибки и устранять их. И если сегодня, например, " типологический метод" строжайше запрещен иными исследователями потому, что наследники великого шведского мэтра неверно применяли этот метод, то в этом Монтелиус не повинен – он-то все эти возможные недостатки уже предвидел и знал пути их преодоления: Монтелиус – классик археологии.

Иначе Косинна. Когда сегодня его метод " этнического истолкования" тоже подвергается резкой критике, то он, к сожалению, сам в этом виноват. Ученики лишь повторяют недостатки, которые у их учителей имелись в большей мере... Косинна не довел до конца, до конечного выражения свои идеи. Это была, быть может, гениальная голова, но это не классик" (Eggers 1959: 199 – 200).

Что ж, может быть, тогда прав Даниел, вычеркивая из " ста лет археологии" 50 лет царствования и посмертной беатификации Косинны и 75 лет критики Косиннизма?

И, тем не менее, хоть это и показалось бы, быть может, странным Эггерсу, Косинна, конечно, классик археологии. Ибо он дал классическое выражение одной из главных тенденций развития археологической науки в его время – тенденции рассматривать развитие культуры как развертывание в пространстве и за социальными факторами развития увидеть биологические. У Косинны мы действительно находим классическое выражение этой тенденции. Классическое – значит самое яркое, самое отчетливое, самое развернутое, представительное и авторитетное.

А что классикой в данном случае оказалось дилетантство, что именно такая личность оказалась наиболее ярким и авторитетным выразителем духа времени, классиком, тому есть свои причины. Это и сам характер " духа времени" (сей " дух" не был расположен к объективности), и ситуация в стране, где была осуществлена интенсивнейшая разработка указанной тенденции, и, быть может, конфликт между запросами этой тенденции и тогдашним состоянием фактического материала.

В этих условиях однобокий эрудит и воинствующий дилетант Косинна оказался не только классиком, но еще и классиком первого разряда – основоположником нового учения в археологии. Здание этого учения, несмотря на дилетантскую слабость фундамента, вросло верхними этажами в строгую науку и различными деталями своей структуры цепко в ней укрепилось. Задачи, принципы и приемы этого учения повлияли на ход многих вполне профессиональных исследований.

Понятие " классика" включает в себя еще и признак эталонности, образцовости. Конечно, мы сейчас не воспринимаем Косинну образцом для подражания ­ни в реконструировании " походов", ни в сопоставлениях " культурной высоты", ни во многом другом. Но не следует забывать, что некоторые работы Косинны, все-таки служили в науке образцом для подражания – и не всегда бесплодно и не во всём во зло. Сам же Эггерс отмечает как образцовую работу Косинны " Железные орнаментированные наконечники копий как признак ранних германцев" и констатирует, что из этой работы выросли крупные и полезные труды трех лучших учеников Косинны – Блюме, Яна и Костшевского. Из работ других классиков археологии ­Винкельмана, Мортилье, Флиндерса Питри, Эллиота Смита и даже самого " короля археологии" Монтелиуса (кстати, " королем" его назвал впервые Косинна) тоже не так уж много читаются археологами по сей день. Классики науки отличаются в этом от классиков поэзии. Стихи Шиллера и Пушкина воздействуют с прежней силой на современного читателя и не могут быть заменены стихами Гейне и Маяковского. Произведения классиков науки, при всех своих высоких качествах, имеют возрастной предел, устаревают и выходят на пенсию. Далее они уже не оказывают непосредственного воздействия на ход науки, а участвуют в нем лишь косвенно – своими результатами и идеями, включенными в более современные труды.

Вклад Косинны в археологическую науку нельзя абсолютизировать, но нет надобности и отрицать.

Прежде всего, Косинна первым ввел пространственную определенность в восприятие одной из основных дискретных единиц археологического материала – культуры. Не он первым заметил, что материал на этом уровне дискретен: уже " века" Томсена, " периоды" Монтелиуса и " эпохи" Мортилье были шагами в этом направлении, но эволюционное понимание дискретности имело только временную определенность, временные границы. Не он первым обнаружил пространственную определенность вообще: уже у Шлимана выступали территориально-этнические цивилизации. Но Косинна первым ввел понятие " культурной провинции", позже названное археологической культурой.

Еще одна часть его вклада – изучение культурной преемственности, постановка задач констатации автохтонности и миграций. До него такие вопросы вставали лишь спорадически и решались мимоходом. Эволюционистов это не интересовало. Косинна вывел эту задачу на первый план и первый использовал достижения эволюционистов (идею эволюции, типологический метод) для принципиального решения этой задачи. Предложенные им критерии констатации автохтонности или переселения оказались недостаточными, но ведь и выдвинутые Мортилье критерии отличения кремневых орудий от случайных природных обломков тоже пришлось впоследствии дополнять.

Теперь стало модно говорить, что Косинна крайне преувеличивал место и значение этнических определений и выявления культурной преемственности (миграций и автохтонности) в археологии. Это не совсем так. Косинна скорее исказил их роль, направляя эти исследования на прямолинейную увязку прошлого с современностью и на обслуживание современных политических задач. Раздутым их значение выглядит оттого, что он при этом игнорировал и отбрасывал другие важные аспекты разработки археологических материалов ­– социально-экономическую интерпретацию, выявление политических и религиозных общностей, прослеживание культурных влияний, роль географической среды и пр. Преувеличение относительно. На деле, так сказать, в абсолютном исчислении, важность того аспекта, который выдвинул на первый план Косинна, действительно очень велика, и то, что Косинна обратил археологию лицом к этому аспекту, – несомненная заслуга этого археолога, при всей профанации, в которую он при этом впал.

Как-никак культурно-исторический процесс идет не в каком-то нерасчлененном глобальном пространстве, а в конкретных последовательностях культур, преемственно связанных, - я называю эти последовательности секвенциями. Прослеживание миграций и влияний позволяет выявить эти конкретные секвенции, и начал эту работу скверный и ненавистный Косинна. Это уродливый факт в истории археологии, но это факт.

14. Некоторые уроки. Какие уроки можно извлечь из этой истории одного учения и многих баталий? Вероятно, главное – это неоднозначный взгляд на действующие лица, дела и события. Мы склонны видеть историю в черно-белом свете. А в реальности даже самым светлым фигурам не удается избежать темных пятен (это мы еще можем понять) и даже самые черные фигуры могут внести нечто положительное в науку (это нам труднее всего допустить). Очень трудно, но необходимо, уметь отделять сам вклад от тени того, кто его внес. Возможно, и сейчас деятельность наших идейных противников, которых мы видим исключительно скверными и смешными, не во всём так плоха и вредна, как она нам представляется.

Любопытный урок можно извлечь относительно полемики с антиподами. Уж как советская археология ни воевала против Косинны и его учения – и что же? Через короткое время, еще продолжая проклинать Косинну, использовала его методические принципы. А западные археологи вскоре стали столь же ярыми противниками миграций, какими еще недавно были советские археологи. Этакий феномен перевернутого фронта! О чем это говорит? О том, что нашим воинственным традициям часто нехватает принципиальности и устойчивости. О том, что, критикуя враждебные концепции, всегда стоит подумать: а нет ли в арсенале противника тех достижений, которые пригодятся нам самим. О том, что развивая новые идеи, нужно быть осмотрительными – не старые ли это идеи, не использовались ли они скверном контексте и не сохраняют ли те же зловредные свойства.

Есть и урок по сложению школ в науке. Мы привыкли проводить жесткие линии преемственности от учителя к ученику по принципу " яблоко от яблони" и считать, что все они связаны солидарностью в единый отряд, который и есть школа. Но куда уж прочнее школа, чем коссиновская Siedlungsarchä ologie! А взгляните на отношение самого Косинны к своим учителям – он мало благодарен тем, у кого действительно учился (Геннинг), и тем, у кого почерпнул свои ведущие идеи (Ратцель, Вирхов, Монтелиус). Подчеркивал он свою признательность лингвисту Мюлленгофу и археологу Тишлеру, у которых непосредственно не учился. Но и из его учеников лучшие от него отошли (Кикебуш, Вале, Костшевски, Кюн, Бош-Гимпера), а наследником стал Рейнерт, который его учеником не был. Отрядная солидарность бывает только в некоторые периоды увлеченности учением и нередко складывается вокруг харизматической фигуры, а учение мобилизует кадры из разных мест и от разных учителей.

И еще один урок - для тех, кто склонен ставить археологию на службу политическим целям, националистической пропаганде, словом, кто готов обуть ботфорты Косинны. Политическая конъюнктура изменчива, национальные отношения тоже, а наука и ее открытия остаются. Кем вы останетесь в науке, зависит от того, на что вы сделаете ставку – на суть науки или на конъюнктуру. Очень расплывчата граница между " славный" и " пресловутый", но различие столь же ясное, как между " день" и " ночь".

Вопросы для продумывания:

1. Как быть с ценным вкладом в археологию, если его внес скверный человек? Должна ли археология принять этот дар или отвергнуть?

2. Кто же всё-таки Косинна – миграционист или автохтонист? Ведь у него были оба эти предпочтения (в зависимости от местности приложения). Можно ли вывести некую более общую оценку, и какой она должна оказаться?

3. Какой из методов выяснения территории пранарода имел больше шансов на успех – метод Муха (как его назвать?) или ретроспективный метод Косинны?

4. В Центральной Европе найдены сотни мечей бронзового века, тогда как в Восточной Европе их практически нет. Подтверждает ли это тезис Косинны о превосходстве культуры ранних германцев над культурой соседей и вывод о расовом превосходстве первых над вторыми?

5. Если 14 неолитических " индогерманских походов" столь слабо обоснованы, почему о них так долго спорили и некоторые из этих миграций, по крайней мере, часть археологов опознает до сих пор?

6. Какие из выделенных здесь положений Косинны являются, безусловно, правильными и плодотворными, какие двузначными (т. е. частично приемлемыми), а какие, безусловно, порочными?

7. Согласны ли Вы с оценкой Косинны как классика и чем дополнительно могли бы это обосновать? Если не согласны, то почему?

8. По каким причинам возрождение методов и принципов Косинны произошло в Советском Союзе, несмотря на острую враждебность советской идеологии нацизму и его предшественникам?

9. Где сейчас особенно реальна возможность возрождения коссинизма, и в чем можно видеть ее проявления?

10. Каждый народ должен иметь право на свою территорию, и в международном праве должен быть раздел, который бы обеспечивал неприкосновенность каждой национальной территории от агрессии других сил. В чем порочность принципа " исторического права", лежащего в основе косинновской концепции, и какое право ему противостоит как более основательное?

Литература:

Артамонов М. И. 1947. Археологические теории происхождения индоевропейцев в свете учения Н. Я. Марра. – Вестник Ленинградского университета 2: 79 – 106.

Богаевский Б. Л. 1931. К вопросу о теории миграций. – Сообщения ГАИМК 8: 35 – 38.

Брайчевський М. Ю. 1968. Походження Русi. Київ, Наукова Думка.

Брюсов А. Я. 1965. Восточная Европа в III тыс. до н. э. – СА 2: 47 – 56.

Клейн Л. С. 2000. Археология в седле (Косинна с расстояния в 70 лет). – Stratum plus (Санкт-Петербург – Кишинев – Одесса), 4: 88 - 140.

Монгайт А. Л. 1952. Предисловие. – Чайлд Г. У истоков европейской цивилизации. Москва, Иностр. лит.: 3 – 18.

Равдоникас В. И. 1932. Археология на службе у империализма. – Сообщения ГАИМК 3 – 4: 19 – 35.

Равдоникас В. И. 1935. Археология в Германии после фашистского переворота. – СЭ 1: 140 – 145.

Adler W. 1987. Gustaf Kossinna. – Hachmann R. (Hrsg.). Studien zum Kulturbegriff in der Ur- und Frü hgeschichte (Saarbrü ckener Beihefte zur Altertumskunde, Bd. 48). Bonn, Habelt: 33 – 56.

Blume E. 1912 – 1915. Die germanischen Stä mme und Kulturen zwischen Oder und Passarge zur rö mischen Kaiserzeit. Bd. (Mannus-Bibliothek 8 und 14. Wü rzburg).

Daniel G. E. 1950. A hundred years of archaeology. London, Duckworth.

Eggers H. J. 1959. Einfü hrung in die Vorgeschichte. Mü nchen, Piper.

Gebuehr M. 1987. Das Allerletzte: Montelius und Kossinna im Himmel. – Archä ologische Information, 10: 109 – 115.

Gummel H. 1938. Forschungsgeschichte in Deutschland. Die Urgeschichte und ihre historische Entwicklung in den Kulturstaaten der Welt. Bd. I. Berlin, de Gruyter.

Hahne H. 1922. 25 Jahre der Siedlungsarchä ologie; Arbeiten aus dem Kreis der Berliner Schule. Mannus-Bibliothek 22. Leipzig.

Hoernes M. 1903. Das Campignien, eine angebliche Stammform der neolithischen Kultur Westeuropas. – Globus 83: 139 – 144.

Jakimowicz R. 1929. Ochrona zabytkó w przedhistorychnych. – Wiadomoś ci archeologiczne 10: 1 – 26.

Klejn L. S. 1974. Kossinna im Abstand von vierzig Jahren. – Jahresschrift fü r mitteldeutsche Vorgeschichte (Halle), Bd. 58, Deutscher Verlag der Wissenschaften, S. 7 – 55.

Kossinna G. 1896. Die vorgeschichtliche Ausbreitung der Germanen in Deutschland. – Zeitschrift des Vereins fü r Volkskunde, Berlin, 6, 1: 1 – 14.

Kossinna G. 1902: Die indogermanische Frage archä ologisch beantwortet. – Zeitschrift fü r Ethnologie 34: 161 – 222.

Kossinna G. 1911a. Die Herkunft der Germanen. Zur Methode der Siedlungsarchä ologie. Mannus-Bibliothek 6, Wü rzburg, Kabitzsch.

Kossinna G. 1911b. Zur ä ltesten Bronzezeit Mitteleuropas. – Mannus 3: 325 - 326.

Kossinna G. 1912a. Die deutsche Vorgeschichte eine hervorragend nationale Wissenschaft. Mannus-Bibliothek 9, Wü rzburg Kabitzsch (8. Aufl. 1941).

Kossinna G. 1913. Der Goldfund von Messingwerk bei Eberswalde und die goldenen Kultgefä ß e der Germanen. Mannus-Bibliothek 12. Wü rzburg, Kabitzsch.

Kossinna G. 1926 – 27. Ursprung und Verbreitung der Germanen in vor- und frü hgeschichtlicher Zeit. Teile 1 – 2. Irminsul, Blä tter fü r deutsche Art und Kunst (2. Aufl. 1934. Mannus-Bü cherei 6).

Kossinna G. 1934, 1935. Die altgermanische Kulturhö he. Eine Einfü hrung in die deutsche Vor- und Frü hgeschichte. 3.Aufl. Wü rzburg, Kabitysch (5. Aufl. 1935, 7. Aufl. 1939).

Kossinna G. 1940. Das Weichselland ein uralter Heimatboden der Germanen. 3. verarb. Aufl. Wü ryburg, Kabitysch.

Kostrzewski J. 1964. W walce y szowinizmem. – Z otchÍ ani wiekò w 30, 4.

Majewski E. 1905. Hipoteza Kossiny o germań skiem pochodzeniu indoeuropejczykó w a prawda w nauce. Studium krytyczne. – Ś wiatowit 6: 89 – 144.

Meyer E. 1907. Geschichte des Altertums. 2. Aufl. Bd. II. Stuttgart – Berlin, J. G. Gotta.

Montelius O. 1888. Ü ber Einwanderung unserer Vorfahren in den Norden. – Archiv fü r Anthropologie 17: 151 – 160.

Moszyń ski K. 1957. Pierwotny zasię g ję zyka prasÍ owiań skiego (Prace ję zykoznawcze PAN 16. Wrocł aw – Krakó w).

Ostlandberichte 1928, 4.

Schrader O. 1906 - 1907. Sprachvergleichung und Urgeschichte. Bd. I – II. Jena, Costenoble.

Schuchhardt C. 1913. Besprechung von G. Kossinna " Der germanische Goldfund..." – Prä historische Zeitschrift 5: 585 – 587.

Schuchhardt C. 1919. Alteuropa in seiner Kultur- und Stilentwicklung. Straß burg – Berlin, Trü bner.

Schuchhardt C. 1926. Alteuropa. Eine Vorgeschichte unseres Erdteils. 2. Aufl. Berlin – Leipzig, Walter de Gruyter.

Schwerin von Krosigk H., Grä fin. 1982. Gustaf Kossinna. Der Nachlaß - Versuch einer Analzse. Neumü nster, Wachholz (Offa-Ergä nzungsreihe, 6).

Smolla G. 1980. Das Kossinna-Syndrom. – Fundberichte aus Hessen, 19/20 (Wiesbaden, Jg. 1979/80): 1 – 9.

Smolla G. 1984. Kossinna nach 50 Jahren. Kein Nachruf. – Acta Prä historica et Archaeologica, 16/17 (Berlin, 1984/85): 9 - 14.

Stampfuß R. 1935. Gustaf Kossinna. Ein Leben fü r die deutsche Vorgeschichte. Leipzig, Kabitzsch.

Veit U. 2000. Gustaf Kossinna and his concept of a national archaeology. – Hä rke H. (ed.). Archaeology, ideology and society. The German experience. Frankfurt a. M., Peter Lang: 40 – 64.

Virchow R. 1884. Ü ber ostdeutsche prä historische Altertü mer. – Korrespondenzblatt der Deutscher Anthropologischen Gesellschaft 15 (9): 65 – 75.

Virchow R. 1897. Erö ffnungsrede. – Korrespondenzblatt der Deutscher Anthropologischen Gesellschaft 28 (9): 67 – 75.

Иллюстрации:

1. Портрет Густава Косинны (Malina 1980, 1: 189, в прямоугольнике).

2. Густав Косинна в молодости (Malina 1980, 1: 189, в овале).

3. Портрет Карла Шухардта (Bahn 1996: 138).

4. Карта нордической культуры германцев в бронзовом веке из книги Коссинны 1911 г. (Eggers 1959: 249б, Abb. 24, верх).

5. Карта золотых чаш германцев бронзового века по Косинне (Eggers 1959: 249, Abb. 24, низ).

6. Косинна (помечен х) беседует с фельдмаршалом Гинденбургом (хх) на раскопках Лётценского могильника в 1915 г. (Haß mann 2000: 68, fig. 6).

7. Схема 14 завоевательных походов индогерманцев в неолите (???????????).

8. Портрет Густава Косинны 1931 г. (Mannus 234: 337).

9. Косинна на I Балтийском археологическом конгрессе в Стокгольме в 1912 г. (Mannus IV, 1912, вклейка после с. 444)

10. Косинна на съезде Общества немецкой преистории в Кёнигсберге в 1930 г. (Malina 1975: obr. XIV).

Глава 21. Энвайронментализм (экологическое направление)

1. Географический подход в археологии. Этногеография дала импульс не только диффузионизму в археологии, но и упору на географический фактор, хотя географический детерминизм имеет и более ранние корни. Известными учеными, придерживавшимися этого направления, были немецкий географ певрой половины XIX века Кар Риттер (Ritter), французский географ XIX века Поль Видаль де ла Блаш (Paul Vidal de la Blache, 1845 – 1918). Общие соображения о роли географического фактора, природной среды в истории характеризовали также заметное направление в английской науке XIX века – нач. ХХ века (взгляды Г. Бакла, В. Дрэпера, Э. Хантингтона и др.). В археологии географический характер имела оазисная гипотеза одомашнивания животных и культивации растений, выдвинутая в 1904 г. американцем Рафаэлом Пампелли (Raphael Pumpelli), копавшим Анау в Туркменистане. Согласно Пампелли, усушение климата в конце ледникового периода обратило плодородные степи и лесостепи Ближнего Востока в пустыни, где жизнь сосредоточилась в оазисах. Это привело к сильному сгущению населения в них, что заставило людей искать новые источники питания. Тесное соседство сблизило их со стадами животных и подсказало идею приручения их, а ограниченность растительных ресурсов подсказала идею поддержать их воспроизводство, ухаживать за ними.

Особенно отчетливо проявила себя в географическом направлении британская экологическая школа, которую создали Осберт Крофорд и Сирил Фокс, а до недавнего времени возглавлял Грэйем Кларк. Это материалистическое в основе направление, но материализм этих ученых отличается от марксистского: главный фактор культурного развития усматривается в изменениях экологических условий, географической среды. По философской оценке это географический детерминизм, другое название этого направления – энвайронментализм (от англ. einvironment 'природная среда').

На формировании взглядов этой группы британских ученых сказалось и влияние " лугово-степной теории " (Stepenheidentheorie) немецкого географа конца XIX века Роберта Градмана из школы антропогеографии, согласно которой древнейшее заселение Европы следовало пространствам, свободным от леса (Gradmann 1898). Суть концепции была в том, что первобытные люди были не в силах расчищать гущу лесов и предпочитали участки слабо облесенные, особенно лёссовые. Его идеи развивали далее в Германии археологи Шлиц (1906), Эрнст Вале (1915), Макс Хельмих (1923). Правда, в 1916 г. Ленард фон Пост, используя различия спор и пыльцы разных видов растений под микроскопом и установив наличие спор и пыльцы в образцах погребенных почв, ввел в археологию споропыльцевой анализ. А это означало возможность устанавливать качественный состав древних ландшафтов и даже количественные соотношения видов. В 1940-е годы споропыльцевым анализом было выяснено, что лёссовые пространства, оказывается, были-таки покрыты лесом, так что людям приходилось раскорчёвывать их. Но тогда, на рубеже веков, теория Градмана казалась верной и очень привлекательной.

Обусловленность культурных явлений природными особенностями очень близка к главной идее британского функционализма Бронислова Малиновского в социальной антропологии, впервые выраженного в 1922 г. Для Малиновского культура состоит из социальных ответов на природные потребности организма. Потребности принимают разный облик в разных природных зонах. Культурные явления, вырастающие их этих функций, тесно связаны друг с другом как функционирующие совместно части культурного организма, и их надо изучать именно в этом функционировании – как живые, активные, работающие детали. Малиновский был против исторического изложения – к чему входить в их прошлое? Надо видеть вещи в их функциональных связях, рассматривать культуру как живую взаимозависимость.

Брюс Триггер даже включает энвайронментализм (наряду с контекстуализмом и неоэволюционизмом, а также проявлениями марксизма) в более широкое течение функционализма, называя это ответвление энвайронментным функционализмом (Trigger 1989: 247- 248, ср. 10 – 11). При несомненных связях этих течений и и возможности их объединения (по некоторым показателям) всё же каждое можно сопоставить и с другими течениями (по другим показателям), так что лучше расматривать их по отдельности.

2. Крофорд. Осберт Гай Стэнхоуп Крофорд (Osbert Guy Stanhope Crauford, 1886 – 1957) превратил географический подход в основной принцип конкретного исследования и обобщения археологического материала. Грэйем Кларк сказал о нем, что имя его содержит гораздо больше, чем обозначение его собственных значительных достижений в исследованиях: история науки запомнит его не только за его новации, но даже больше за те толчки, которые он дал другим (Clark 1951: 49).

О. Г. С. (как его обычно обозначают) Крофорд (см. Myres 1951; Crawford 1955; Wheeler 1958; Chippindale 2001) происходит из шотландского рода, родился в Индии, в пригороде Бомбея, а вырос у своих теток в Англии. В Оксфорде Осберт был хорошим спортсменом, гребцом. Познакомился в Университете с Хогартом и Лоренсом, будущими археологами и разведчиками. Окончив Оксфорд по географии, он написал диплом по археологической разведке и отправился в Судан в археологическую экспедицию, отпуск провел у Рейснера на раскопках пирамид, и оценивал впоследствии это как " мою единственную реальную тренировку в археологии, но стó ящую всех остальных вместе взятых" (Myres 1951: 7). Экспедицию в Африку прервала Первая мировая война. Крофорд служил разведчиком в авиации, был сбит, ранен, снова летал над противником, но в результате вынужденной посадки попал в плен и окзалася в лагере военнопленных. Бежал, был схвачен и снова брошен в лагерь.

После войны он использовал свой военный опыт – работал над правкой археологических деталей на топографических картах, а в 1920 г. стал первым археологическим сотрудником службы, ведавшей составлением карт. Этот пост он занимал до самой отставки в 1946 г. и за это время выпустил четыре тома археологических карт Британии – по тому-два на эпоху (римская Британия, два тома Британии Темных Веков, неолитический Уэссекс).

Еще до войны, в 1912 г., Крофорд опубликовал в " Географическом журнале" статью " Распространение поселений раннего бронзового века". Картографировав типы глиняных кубков и бронзовых топоров, он по совпадениям ареалов выделил несколько культурных групп, которые совпали с районами меловых отложений, известняков каменноугольного периода и т. п. По позднейшей оценке самого Крофорда, " это было первой попыткой в Англии взглянуть на прошлую эпоху европейской доистории с географической точки зрения. Распределение типов было картографировано (и до него. – Л. К.) – Лиссауэром в Германии, Пичем в Чехии, Дешелеттом во Франции, (добавлю: Спицыным в Росиии, Косинна очерчивал границы культурных провинций. – Л. К.), но ни один из этих ученых не попытался связать выделенные ареалы с какими-нибудь географическими факторами" (Крофорд 1924). Правда, на деле первенство Крофорда может быть оспорено. В том же 1912 г. Ф. Дж. Хэверфилд (1860 - 1919) продемонстрировал зависимость густоты римского заселения Британии от типов географического ландшафта, но ему не довелось ни развить свое открытие, ни расширить его, а Крофорд это сделал.

Через 9 лет вышла книга Крофорда " Человек и его прошлое". К этому времени Крофорд был уже не одинок в своих устремлениях – в английской археологии работал целый ряд исследователей, придерживавшихся географического направления. Дж. Флёр из Уэлса приложил идею Градмана к истории Британии, где это движение по свободным от леса участкам должно было привести в конце концов к движению с открытых возвышенностей в лесные низины (" valey movement theory") (Fleure 1915: 101 – 140). В работах Дж. П. Уильямса-Фримена (J. P. Williams-Freeman) и Харолда Пика (H. J. E. Peake) археологические памятники рассматривались на фоне " доисторического ландшафта".

Крофорд в своей книге суммировал открытые этой группой возможности и выдвинул обширную программу исследований археологических материалов в географическом аспекте:

1) картографировать типы и сопоставлять ареалы их с реконструкциями древних состояний природной среды;

2) выявлять воздействия природы на культуру (роль залежей полезных ископаемых и т. п.) и влияния человека на окружающую среду (вырубка лесов, распространение культурных злаков и т. п.);

3) прослеживать древние дороги и торговые пути и т. д.

Он предлагал археологам

" рассматривать всю историю … как драму человеческой борьбы с окружающей обстановкой… Один из самых захватывающих актов в этой драме – это постепенное покорение, так сказать, земледельцем площади дикой, невозделанной земли очисткой леса, осушением болот и истреблением диких зверей" (Крофорд 1924: 43).

Разумеется, для реализации этой программы требовалась гораздо более интенсивная кооперация археологии с естественными науками – геологией, ботаникой, зоологией, метеорологией. Редактор русского перевода этой книги, вышедшего в 1924 г., С. И. Руденко, еще тогда же разглядел ее значение: " Книга англичанина Крофрода, - написал он в предисловии, - … знаменует новое направление в изучении человечества (с. 11). Крофорд и его единомышленники повернули археологию к целостному изучению материальных условий жизни первобытных общин, особенно – природных условий".

Археология и география для Крофорда являются не столько науками, сколько аспектами одной науки (с. 97 – 98). " Чистой географии ведь не существует. Существует вместо этого только географический аспект многих наук" (с. 111). Нетрудно заметить, однако, в книге Крофорда абсолютизацию роли природных изменений в истории человечества. Крофорд был готов очень жестко устанавливать соответствия между природной средой и культурой. " Мы постепенно приходим к возможности, - писал он, - поставить знак равенства между последовательными фазами оледенения и последовательными культурными периодами" (с. 105). Он предсказывал, что " Как только это уравнение окажется выполненным", можно будет сравнить заселенные территории с ледниковым покрытием. Между тем, всякому археологу ясно, что это " уравнение" Крофорда противоречит фактам: основные цезуры в археологической периодизации лежат не там, где в геологической. Верхний палеолит начинается в одном из интерстадиалов, неолит и бронзовый век – намного после отступления ледника.

Разумеется, много внимания уделено обоснованию картографирования памятников в природной среде. " Распространение требует карты, а карта – это лучшее из всех обобщений, ибо она является в то же время видимым воплощением всех деталей" (с. 144). Он утверждает, что " работа с картой в археологии стоит выше, чем только описание, ибо за тонкой словесной казуистикой автор может скрыть преступную слабость суждений и другие недостатки" (с. 169. - Правда, это суждение преподнесено в книге, в которой не было ни одной карты).