Зеркало. Когда Нангаку впервые увидел Ма-цзы, он ин­туитивно угадал в нем сосуд, наполненный дхар­мой.

Наш любимый Мастер...

Когда Нангаку впервые увидел Ма-цзы, он ин­туитивно угадал в нем сосуд, наполненный дхар­мой.

Он вошел в келью, где медитировал Ма-цзы, и спросил:

— Чего желает достичь высокочтимый, меди­тируя сидя?

— Я хочу, как и Будда, достичь просветле­ния, — ответил Ма-цзы.

Тогда Нангаку взял кусок кирпича и начал те­реть его о камень перед комнатой Ма-цзы. Ма-цзы спросил:

— Зачем ты трешь кирпич?

— Я хочу сделать из него зеркало, — ответил Нангаку.

— Каким образом ты собираешься превратить кусок кирпича в зеркало? — изумился Ма-цзы.

— Если кусок кирпича невозможно отполиро­вать до зеркального блеска, как можно досидеть­ся до того, чтобы стать буддой? — был ответ.

— Что же мне в таком случае делать? — спро­сил Ма-цзы.

— Возьмем, к примеру, быка в упряжи. Если телега не движется, станешь ли ты бить хлы­стом по телеге — или подхлестнешь быка? — ответил Нангаку.

Ма-цзы промолчал.

— Обучаясь медитировать сидя, — продол­жал Нангаку, — стремишься ли ты подражать сидящему Будде или намереваешься изучить си­дячий дзэн? Если первое, то Будда не застыл в одной позе, если же второе, дзэн не состоит из сидения и лежания.

Дхарма вечно движется и не имеет оби­тели. Потому нельзя привязываться к одной-единственной ее фазе или оставлять без вни­мания любую иную. Досидеться до того, чтобы стать Буддой, — значит убить Будду. Привя­заться к сидячей позе — значит не суметь по­стичь саму суть учения.

Маниша, мы переходим к новой серии бесед: «Ма-цзы — пустое зеркало». Ма-цзы также известен под именем Басо. Но я не употребляю имени Басо, так как наша вторая серия будет посвящена великому японскому мистическому поэту дзэн — Басё. К тому же имя Ма-цзы имеет большее значение, чем его другое, более известное имя, Басо.

Но прежде чем начать разговор о сутрах, необходимо вкратце рассказать о жизни Ма-цзы, так как он не изве­стен миру. Он — один из тех непризнанных гениев, чье существование мир старается полностью игнорировать, память о которых стремится всеми силами стереть. Даже сам факт их существования невыносим для эго толпы. От этого страдает каждый гений, ибо само появление ге­ния заставляет других людей чувствовать себя умствен­но отсталыми существами. Всякий же просветленный мастер — живое свидетельство тому, что ты живешь во тьме и должен преобразить тьму в жизнь, в свет.

Кажется, что это почти непосильная задача (на са­мом деле это не так, но задача кажется почти невыпол­нимой) — преобразить свою слепоту в ясные, зоркие глаза, свою тьму — в прекрасный утренний свет. Это очень просто — самая простая вещь на свете, но имен­но из-за своей простоты она не приходит на ум. Ум ин­тересуют великие вещи. За всеми амбициями ума стоит желание быть особенным. И ты можешь быть особен­ным, лишь достигнув чего-то особенного.

Проблема с дзэн заключается в том, что он хочет, чтобы ты был совершенно простым, а не особенным. Он идет против желания ума — а желание это далеко не пустяк — ему четыре миллиона лет, и каждый несет его и себе через множество жизней. Ум не может по­нять, почему ты должен быть простым, если можешь быть особенным, почему ты должен быть скромным, если можешь быть могущественным. И ум тяжел — и нем заключен тяжкий груз прошлого. Как только ум видит кого-то простого, скромного, естественного — будду, — он тут же осуждает его, ибо такой человек не соответствует самому устройству человеческого ума.

И ум по-своему прав. Быть буддой — значит полностью отказаться от ума, стать пустым зеркалом.

Ма-цзы родился в Китае в 709 году. После ше­стого патриарха Эно он был виднейшей фигурой в истории дзэн. Эно сказал Нангаку, ставшему впоследствии учителем Ма-цзы, пророческие слова, согласно которым Нангаку будет иметь среди своих учеников «норовистую молодую ло­шадку, которая перевернет весь мир». Первая часть имени «Ма-цзы» — «Ма» — по-китайски значит «лошадь».

Еще в детстве Ма-цзы ушел в монастырь и к двадцати годам уже был состоявшимся монахом.

Он родился гением, и многие учителя пророчили, что он станет великим мастером. Их пророчества ис­полнились.

Иногда учитель, взглянув на ребенка (пока ребенок этот еще не испорчен влиянием общества), может ясно увидеть его потенциальные возможности. Вот почему великий мастер Эно и сказал это Нангаку.

Эно был шестым патриархом — шестым великим учителем после Бодхидхармы. И вот что он сказал Нангаку: «Это дитя будет великим мастером. Береги его». И Ма-цзы стал не только великим мастером, но и вторым по величине мастером после Эно. Исполнение пророчества превзошло все ожидания. Ма-цзы дока­зал, что он может стать более выдающимся мастером, чем ему пророчили.

Но по иронии судьбы он не известен миру. Оче­видно, он слишком опередил свое время; очевидно, он слишком возвышался над толпой; очевидно, его мане­ра учить была настолько утонченной, что рядовой ум был не в силах постичь ее.

Но, как бы там ни было, воскресим Ма-цзы. Мы хо­тим, чтобы он вошел в историю сознания, хотим, что­бы он занял в ней достойное место.

Вот история, которую принесла нам Маниша:

Когда Нангаку впервые увидел Ма-цзы, он интуи­тивно угадал в нем сосуд, наполненный дхармой.

Учитель — сама ясность, сама прозрачность. Он ви­дит то, что для вас остается невидимым. Ваш потенци­ал суть нечто невидимое, тайна вашего существа. Но для учителя это все равно что открытая книга, он мо­жет читать в ней. Поистине, благословен тот, кто имеет учителя, способного прочесть его потенциал и помочь ему развиться настолько, насколько позволяет этот по­тенциал, а не идеология учителя.

Когда Нангаку впервые увидел Ма-цзы, он интуи­тивно угадал в нем сосуд, наполненный дхармой.

Это метафора. «Сосуд, наполненный дхармой» означает, что он станет существом, которое будет излу­чать свет. Люди будут тянуться к нему за тысячи миль, словно под действием незримой, подобной гравитации силы, не ведая, что их притягивает к себе определен­ная личность. Они поймут все, лишь приблизившись к этому человеку, — ощутят его энергию, утолят жажду. Затем они узнают, что некая незримая сила тянула их, чтобы они исполнили свое предназначение.

Несколько дней назад я узнал, что деревья могут чувствовать, где находится вода. Ученый, исследую­щий это явление, был удивлен, обнаружив, что дере­во росло в совершенно безводной местности, если не считать водопроводной трубы, проходящей в двухстах футах от него. Но дерево послало свои корни к трубе, сломало ее и стало питаться водой из этой трубы.

Ученый был не на шутку озадачен — ведь он не су­мел найти никакой воды вокруг дерева и даже не мог подумать, что оно питается лишь водой из трубы, ко­торую сломали его корни. Он недоумевал — как дерево могло знать о трубе, проходящей в двухстах футах от него? Оно не тянуло корни ни в какую другую сторо­ну — лишь прямиком к трубе.

Дерево не может жить без воды. Безусловно, оно должно обладать определенной чувствительностью, неким скрытым знанием о том, где находится вода, даже если та протекает по трубе в двухстах футах.

То же можно сказать и о вас: если ваш поиск прав­ды искренен, а не порожден любопытством, вас и за тысячи миль притянет к тому месту, где жажда может быть утолена. Бытие создает жажду лишь после того, как создаст воду, чтобы утолить ее. Если существуют ученики, искатели, последователи, значит, бытие поза­ботилось о том, чтобы они нашли учителя, способного распознать их возможное будущее и помочь им стать самими собой.

Учитель не привязан к идеологии. Учитель — не мис­сионер. Учитель не будет программировать вас. Напротив, он рас -программирует вас. Он забирает у вас всю вашу идеологию, ваши предвзятые мнения, да и сам ваш ум, — таким образом, в вас начинает расти чистая пустота.

Но учителя исчезли, и весь мир, где был возможен поиск золотой истины, стал лишь воспоминанием. Иногда человек думает: «Все эти будды — не более чем вымысел» — ведь они исчезли из обыденного мира.

Ваша миссия на этой земле — возродить этот поиск золотой истины. И я пытаюсь всевозможными путя­ми и ухищрениями приблизить к вам истину, надеясь, что что-то щелкнет в глубине вашего сознания — и от­кроется та дверь, которая была заперта многие годы… многие столетия.

Он вошел в комнату, где медитировал Ма-цзы, и спросил:

— Чего желает достичь высокочтимый, меди­тируя сидя?

Обратите внимание: Нангаку был признанным ма­стером, тогда как Ма-цзы был всего лишь молодым учеником, но Нангаку назвал его «высокочтимый». Для учителя ваше настоящее не просто настоящее, но и наше будущее. Он знает вас, знает, что однажды вы станете буддой. Не важно, придется ли вам ждать этого несколько дней, лет или жизней. Поскольку Нан­гаку смог увидеть в нем будду, он обратился к ученику, назвав того «высокочтимым».

Это напомнило мне историю из прошлой жизни Будды Гаутамы, когда тот еще не был буддой. Он про­слышал о великом учителе, обретшем просветление. Тогда он, просто из любопытства, отправился посмо­треть, что же это такое — «просветление» и чем раз­нится от других такой человек.

Он прикоснулся к стопам этого человека, хотя и не намеревался делать этого. Это произошло само собой, после того как он попал в энергетическое поле про­светленного. Он сам себе удивился, касаясь стоп, ведь он пришел сюда не для того, чтобы стать учеником. Но само место, сама атмосфера, сама среда обитания за­ставила зазвенеть что-то в его сердце — ведь он при­ближался к дому просветленного без какого-либо со­знательного намерения.

И, неожиданно, он прикоснулся к стопам этого че­ловека. Для него это было чем-то вроде чуда, так как прежде он не прикасался ни к чьим стопам. Он не был ни верующим, ни легковерным человеком. Он был молод и задирист. Для него это был очень странный поступок — коснуться чьих-то стоп. Но то, что после­довало, было еще более странным: когда он поднялся, учитель склонился и коснулся его стоп. Он сказал:

— Что ты делаешь? У меня вначале не было ника­кой мысли, никакого желания, никакого намерения прикасаться к твоим стопам — но это случилось. Я просто наблюдал словно со стороны, как это про­исходит... само по себе. А сейчас ты касаешься моих стоп! Но ведь я никто! Мне не известны даже азы про­светления. Я явился сюда просто из любопытства.

— Ты можешь и не знать, что заложено в тебе, — ответил учитель, — но мне это известно. Я вижу, что в один прекрасный день ты станешь буддой. Вчера я не был буддой, но сегодня я им стал. Сегодня ты не будда, но завтра будешь буддой. Эта небольшая разница во времени ничего не значит.

Войдя в келью, где медитировал Ма-цзы, Нангаку спросил:

— Чего желает достичь высокочтимый, меди­тируя сидя?

— Я хочу, как и Будда, достичь просветле­ния, — ответил Ма-цзы.

Нужно понимать, что просветление не может быть достигнуто, оно уже является частью твоей природы. Пытаясь достичь его, ты упустишь его. Нужно просто расслабиться и заглянуть вглубь себя — там ты най­дешь будду во всем его великолепии.

Слово «достичь» предполагает, что нужно действо­вать, куда-то идти. Существует вероятность провала — но возможно, тебе повезет, а может, и нет. Достижение всегда связано с внешним миром — богатством, славой, властью...

Но просветление — не достижение. Это просто воспоминание — словно забыл что-то и вдруг, в минуту безмолвия и покоя, приходит воспоминание.

Я думаю, каждый из вас когда-либо переживал подобное — тебе кажется, что ты что-то знаешь, и нуж­ное слово уже вертится на кончике языка, и все же не можешь припомнить. В такой момент возникает очень странное и необычное чувство. Ты знаешь имя этого человека — можешь закрыть глаза и увидеть его лицо, — имя это вертится на кончике языка, но ты ни­как не можешь его произнести.

Это очень странное чувство — когда знаешь это, знаешь о том, что знаешь, и все же не можешь это вы­разить. Слово уже на кончике языка, но чем больше стараешься, тем труднее задача.

Причина заключается в том, что всякое усилие вы­зывает напряжение ума; а чем сильнее напрягается ум, тем больше он закрывается. Вот что в таком случае нужно сделать: отправляйтесь в сад и начните вска­пывать грядку или поливать цветы — выбросьте из головы того парня, чье имя вертится у вас на кончике языка. Плюньте на него. Займитесь чем-то простым — поливкой роз. И пока вы будете поливать розы, ваш ум расслабится. То, что было закрыто, откроется. И вне­запно, откуда ни возьмись — бац — и нужное имя всплывет на поверхность.

Пока вы старались, воспоминание ускользало от вас. Но как только вы отказались от мысли вспомнить забытое, воспоминания сами нахлынули на вас. Быть буддой означает то же.

Все, чему я учу вас, не является философией, это даже нельзя назвать учением. Это просто поможет вам расслабиться настолько, что вы сумеете вспомнить то, о чем полностью забыли.

Это воспоминание даст вам осознание собственно­го просветления.

Такое воспоминание — вовсе не достижение, ведь будда всегда был в вас. Потому слово «достижение» тут не годится. Но к ответу Ма-цзы следует отнестись с большим пониманием — он еще не знает, что озна­чает слово «просветление». Он просто чувствует, что в его жизни чего-то недостает и, чтобы жизнь обрела значение и смысл, ему следует это что-то найти.

Слово же «будда» означает, что он ищет осознания. И, поскольку он не знает, что то, что он ищет, нахо­дится в нем самом, он совершенно искренне употреб­ляет слово «достижение», он использует не то слово, но стремится он к тому. И вы должны простить ему это — ведь он только искатель, он еще не мастер.

Тогда Нангаку взял кусок кирпича и начал те­реть его о камень перед комнатой Ма-цзы. Ма-цзы спросил:

— Зачем ты трешь кирпич?

Это даст вам представление о том, сколь уникаль­ными способами пользовались дзэнские мастера, что­бы пробудить своих учеников. Это, безусловно, стран­ный и совершенно неожиданный способ, поскольку ни один человек ни прежде, ни потом не пользовался им. Этот способ применил лишь Нангаку.

Ма-цзы спросил:

— Зачем ты трешь кирпич?

— Я хочу сделать из него зеркало, — ответил Нангаку.

— Каким образом ты собираешься превратить кусок кирпича в зеркало? — изумился Ма-цзы.

— Если кусок кирпича невозможно отполи­ровать до зеркального блеска, как можно доси­деться до того, чтобы стать буддой? — был ответ.

«Как можешь ты, сидя здесь в комнате, оставаясь самим собой, стать буддой? Как кирпич не может пре­вратиться в зеркало, так и ты не сможешь досидеться до того, чтобы стать буддой. Ты можешь принять ту же позу — сесть в позу лотоса. Но, просто сидя в этой позе, ты не станешь буддой. Твоя попытка столь же безнадежна, как и моя — превратить кирпич в зеркало, шлифуя его о камень».

По существу, его слова означают, что человек не может превратить свой ум в зеркало, просто шлифуя его. Что ты делаешь здесь? Просто шлифуешь свой ум, чтобы он превратился в зеркало? Но будда сам и есть зеркало. Он просто отражает, он не реагирует. Он всег­да пуст, подобно зеркалу. Вещи проплывают перед зер­калом, не оставляя на нем следа.

— Что же мне в таком случае, делать? — спросил Ма-цзы.

— Возьмем, к примеру, быка в упряжи. Если телега не движется, станешь ли ты бить хлы­стом по телеге, или подхлестнешь быка? — ска­зал в ответ Нангаку.

Ма-цзы промолчал.

— Обучаясь медитировать сидя, — продол­жал Нангаку, — стремишься ли ты подражать сидящему Будде или намериваешься изучить сидячий дзэн? Если первое, то Будда не застыл в одной позе, — иногда он встает, иногда ходит, а иногда и спит, — если же второе, дзэн не состо­ит из сидения и лежания.

Дхарма вечно движется и не имеет обители.

У нее нет определенной формы, у нее нет посто­янного места — дхарма вечно движется, принимая всевозможные формы. Вы не сможете найти ее ни в одной форме, ни в одном теле, ни в одной позе. Вы должны заглянуть внутрь себя и обнаружить ее в пу­стоте — ведь пустота не может сесть, не может встать, не может лечь. Пустота — это лишь пустота. Она веч­но пуста. Единственная вечная вещь — ваше пустое сердце.

Дхарма вечно движется и не имеет обители. По­тому нельзя привязываться к одной-единственной ее фазе или оставлять без внимания любую иную. Досидеться до того, чтобы стать Буддой, — зна­чит убить Будду.

Говорить без обиняков, называть вещи своими име­нами — прерогатива дзэн. Ни одна иная религия не от­важится на это.

Нангаку говорит Ма-цзы: «Досидеться до того, чтобы стать Буддой (принимать позу Будды), — зна­чит убить Будду». Не убивай...

Перед смертью Гаутама Будда говорил своим учени­кам: «Не делайте из меня статую — из-за этого у людей сложится обо мне неверное впечатление. Они будут счи­тать, что, сидя в такой позе, они смогут стать буддой».

Но кто его послушал? В наши дни статуй, изобра­жающих Будду, больше, чем каких-либо иных. Знаете ли вы, что на арабском, персидском и урду (а последо­ватели Магомета — противники статуй) слово «будт» означает «статуя». «Будт» для них то же, что и «Будда». «Будда» имеет санскритский корень «буддх». А «буддх» очень просто превращается в «будт».

Это произошло потому, что последователи Магоме­та встречали на своем пути больше статуй Будды, чем каких-либо иных статуй. И они уничтожали статуи, где бы ни встречали их. Они уничтожали прекрасные произведении искусства — быть противником статуй вовсе не значит, что нужно разрушать их.

На этом примере вы можете убедиться, как бессознательный ум бросается от одной крайности к другой. Гаутама Будда сказал: «Не делайте из меня статуи — из-за этого у людей сложится обо мне неверное впечатление. Они будут считать, что, сидя в такой позе, они смогут прийти к осознанию. Оставьте все, как есть, — осозна­ние не имеет формы, его нужно найти в себе. Осознание не отыщешь в статуе будды. Не отвлекайте людей стату­ями — ведь ум так легко отвлечь, он может привязаться к чему угодно...»

Когда-то мне рассказали историю об одной буддий­ской монахине, у которой была собственная малень­кая статуя Гаутамы Будды, отлитая из чистого золота. Путешествуя из монастыря в монастырь, она носила ее с собой. И у нее вечно возникала одна и та же про­блема: поклоняясь собственному будде, она возжигала перед ним благовония, но дым невозможно направить в одну сторону, и он разносился по всему храму, где находились другие будды. Разве можно было с этим смириться? Ее будда сидел рядом с ней, а дым, предна­значенный ему, достигал другого будды!

Тогда во многих храмах (как иногда и сейчас) стояло много статуй Будды. А монахиня настолько привяза­лась к собственному будде, что для нее это стало на­стоящей проблемой: ее будда и все остальные будды...

Но вскоре она нашла способ сделать так, чтобы дым достигал ноздрей лишь ее собственного будды. Она сделала из стебля бамбука трубочку и держала ее так, что дым от благовоний поднимался к носу ее будды.

Но тут возникла другая проблема: нос ее будды по­чернел. Она не на шутку расстроилась — ее будда, ее, отлитый из чистого золота, будда — с черным носом! Он стал похож на негра!..

Она обратилась за советом к старому монаху: «Что мне делать? Если я не буду приставлять трубочку из бамбука к носу своего будды, дым благовоний улетит... неизвестно куда. Он разлетится ко всем буддам, но ведь я жгу благовония для собственного будды. Но из-за этой трубочки его нос, да и часть лица стали черны­ми. Я просто не знаю, что делать!»

Старый монах ответил ей со смехом: «Женщина, да ты просто глупа! Ты не понимаешь той простой исти­ны, что все будды — лишь один-единственный будда. А все учение Будды сводится к разрушению привязан­ности.

Все верно — Будда показал, что твоя привязанность делает тебя грязной. Остерегайся этого! Отправляйся к ювелиру и попроси его, чтобы он отчистил и отполи­ровал твоего будду. Но с этого дня думай лишь о Будде. Каждый будда, окуренный твоими благовониями, за­служил этого. И ты должна быть счастлива, что дым, поднимающийся от твоих благовоний, достиг не одной статуи — ведь все они являются изображением лишь одного человека».

Буддисты, последователи Будды, не услышали по­следних слов своего учителя: «Не делайте из меня статуи. Пусть я останусь символом того, что не имеет формы, — не цветок, а лишь его аромат».

Но существует еще одна крайность. Магомет был против статуй, так как, поклоняясь статуе, ты поклоня­ешься... камню. А камень — это барьер на пути к Богу. Все барьеры должны быть снесены.

Устранять барьеры — полезное стремление, но по­следователи Магомета стали сносить чужие барьеры, они позабыли о Боге. Вся их история — это история разрушения статуй.

Ни воздвижение статуй, ни их разрушение не при­близят нас к будде вам следует обратить свой взор вовнутрь. Снаружи нет ничего вечного и бесспорного — там вы не найдете истины, способной утолить вашу жажду.

Досидеться до того, чтобы стать Буддой, — зна­чит убить Будду. Привязаться к сидячей позе — значит не суметь постичь саму суть учения.

Суть никогда не бывает объективной; это твой субъективизм. Суть не имеет формы; это абсолютная пустота. Суть — это лишь зеркало; зеркало только от­ражает, не вынося суждений ни о добре, ни о зле, ни о красоте, ни об уродстве.

Ци Синь писал:

Во мне скрыты возможности;

это видно сразу.

Тот, кто этого не понимает

не может зваться монахом.

Это так же относится к вам, как и к ученикам Ци Синя. Во мне скрыты возможности; это видно сразу. Это не какое-то экзотическое явление. Просто закрой­те глаза и в безмолвии загляните вглубь — вы найдете это. Оно находилось там вечно и просто ждало, когда вы вернетесь домой.

Маниша спрашивает:

Наш любимый Мастер!

Все ли мы, все десять тысяч будд, являемся по­тенциальным вместилищем дхармы?

Маниша, потенциальным вместилищем дхармы мо­жет быть каждый без исключения. Потенциальными возможностями — теми же высшими взлетами созна­ния, что и будда, — обладает каждый. Но ты должна по­грузиться вовнутрь, чтобы найти там свои сокровища. Снаружи — ты нищая. Каждый из нас нищий снаружи.

Александр Великий пришел в Индию как раз через три столетия после смерти Будды. Он хотел найти там какого-нибудь просветленного мастера. Слава о Будде достигла даже Греции и Афин.

Учителем Александра был отец западной логики — Аристотель. Аристотель сказал ему: «Ты собираешься завоевать весь мир. Отправляйся в Индию. Я не хочу никаких даров, просто постарайся встретиться с про­светленным мастером. Я слышал о них, но мне это не понятно. А главное, поскольку я логик, я не могу при­нять ничего на веру — если это не доказано и не под­тверждено свидетельствами».

Возвращаясь назад, Александр не забыл, что он дол­жен найти мастера. Он стал расспрашивать людей, и те сказали ему: «Это очень трудно. Даже если тебе удастся найти мастера, вряд ли он согласится отправиться с то­бой в Грецию». Александр же подумал: «Не беспокой­тесь об этом. Если я собираюсь принести в дар Греции Гималаи, то с этой задачей справлюсь и подавно!»

Наконец он нашел мастера. Люди сказали ему: «Да, есть один просветленный человек. Он живет голый на берегу реки».

Александр нашел этого человека и, приблизившись к нему с обнаженным мечом, сказал:

— Я хочу, чтобы ты следовал за мной. Тебя ждет царский прием. Ты будешь жить, где пожелаешь. Ты будешь царским гостем, так что не беспокойся ни о чем. Я лишь хочу, чтобы ты отправился со мной в Грецию. Мой учитель желает увидеть просветленного человека.

В ответ старец расхохотался и сказал:

Во-первых, вложи свой меч в ножны — так не встречают мастера. И сойди с лошади на землю!

Александр прежде никогда не слышал такого власт­ного тона особенно от голого человека, у которого нет за душой ни гроша.

А старец продолжал:

— Помни, что ты можешь завоевать весь мир, но при этом остаться нищим. Сейчас ты упрашиваешь меня отправиться с тобой в Грецию. Но я уже пришел к той точке, где движения не существует. Я никуда не двигаюсь, я никогда не двигался. Я всегда был здесь и сейчас. Время остановилось, ум остановился...

— Я отрублю тебе голову, если ты не сдвинешься с этого места! — в гневе закричал Александр.

—Это хорошая мысль, — ответил ему старец. — Ты сможешь забрать мою голову с собой, но я останусь. И помни, отрубив мне голову, ты будешь наблюдать, как она падает на землю, и я тоже буду наблюдать. Нам известен этот секрет — наблюдать.

Очень трудно отрубить голову человеку, который этого совсем не боится. И Александр сказал:

—Придется мне вернуться в Грецию без мастера.

— Скажи своему учителю, — ответил ему старец, — что просветление — это не та вещь, которую можно принести со стороны. Его нельзя доставить — его мож­но лишь найти в себе. Оставь в стороне логику, оставь в стороне рациональный ум. Уйди внутрь как можно глубже. В самой глубине ты обнаружишь будду.

От моего прибытия в Грецию не будет никакой пользы. Я бы не отказался отправиться с тобой — мне совершенно безразлично, где находиться. Но, видя меня, разве ты видишь просветление? Твой учитель тоже не увидит никакого просветления. Для того что­бы увидеть просветление, нужно иметь хоть какой-то опыт просветления. По крайней мере, хотя бы какую-то способность углубиться в себя. Но я не думаю, что медитация хоть 'немного коснулась сознания людей, живущих на Западе.

Как ни странно, но и сейчас — спустя 23 столетия после того, как Александр получил этот ответ, — ме­дитация так и осталась концепцией Востока. Только на Востоке люди чувствуют потребность искать истину в глубине себя.

Я стремлюсь разжечь огонь, чтобы он охватил весь мир и стер различия между Востоком и Западом. Но мне мешают, как могут. Все вы должны унести с собой в свои страны огонь медитации. Пока это лишь огонь­ки, но вскоре из них разгорится настоящий пожар.

Чтобы познать себя во всей чистоте, во всей невин­ности, стать подобным зеркалу, нет иного пути, кроме медитации. Но каждый из вас является вместилищем дхармы — Основного Закона. Вы можете понять это, а можете не понять. Вы носите ее в себе, словно бере­менная женщина носит плод; состоится рождение или не состоится — уже другой вопрос. Нужно лишь чуть-чуть расслабиться, заглянуть внутрь себя, и дверь, за которой кроются безграничные возможности, тут же распахнется. Вы больше не нищие. Не покоряя мир, вы покорили всю Вселенную.

Вы просто покорили самих себя.

Дожди пришли сюда, чтобы услышать ваш смех. (Знакомый громкий смех раздается в задних рядах.) Пришло время Сардара Гурудаяла Сингха:

Трое детей, повстречавшись в ашраме, стали хвастаться друг перед другом.

— А вы знаете, начал маленький немец, — что мои дядя священник и все люди зовут его «святой отец».

— Подумаешь, — ответил маленький япо­нец, — мой дедушка — мастер дзэн, и даже импе­ратор склоняется, чтобы коснуться его стоп.

— Это все чепуха, ребята, — заявил малень­кий американец. — Моя мама весит триста фун­тов, и, когда она идет по улице, люди, едва зави­дев ее, говорят: «Господи!»

У святого отца Пальца возникли неприятно­сти с полицией из-за романа с шестнадцатилет­ней блондинкой. Он тут же отправился к своему адвокату Борису Мозгинабекрень.

— Если ты выиграешь мое дело, — пообещал Палец, — я заплачу тебе тысячу долларов.

— Раз плюнуть, — ответил Мозгинабе­крень, — только добудь парочку свидетелей.

Палец стал искать свидетелей среди своей паствы и нашел двух пьянчуг и одну побирушку. Они дали показания, и Пальца оправдали.

— Я выиграл это дело, — заявил Мозгинабе­крень. — Как насчет моей тысячи долларов?

— Ладно, — ответил святой отец, — только приведи свидетелей.

На Голливудской тусовке сказочно богатый нефтяной магнат, шейх Али Баба, увидел Бренду Мозгинабекрень и потерял покой.

Шейх подошел к ее мужу, известному адвока­ту Борису Мозгинабекрень и, отведя его в угол, обратился к нему с деловым предложением:

— Я должен переспать с твоей женой. За это я дам тебе столько же золота, сколько она весит.

Борис подумал, а затем попросил дать ему не­дельку отсрочки.

—Ты хочешь хорошенько подумать над моим предложением? — с тревогой спросил шейх Али Баба.

— Да нет же! Просто я хочу откормить ее! Ниведано...

Ниведано…

Погрузись в тишину.

Закрой глаза.

Почувствуй, как замерло твое тело.

А теперь обрати свой взгляд внутрь себя с полным осознанием.

Погружайся в себя насколько можешь.

Глубже и глубже...

Ты достигнешь пространства, которое мы зовем буддой.

Этот прекрасный вечер

может стать поворотной точкой твоей жизни,

если ты достаточно смел, чтобы продолжать,

чтобы лететь как стрела к самому центру себя.

Ты просто наблюдатель,

ты — пустое зеркало.

Чтобы было понятнее, Ниведано...

Расслабься.

Наблюдай. Ты — не твой ум. Ты — не твое тело.

Ты просто наблюдатель. Наблюдение — это ты.

В этом наблюдении — вся твоя вечность.

Благодаря наблюдению приходит экстаз,

все богатство, которое тебе предлагает бытие.

Чем глубже ты погружаешься, тем больше видишь,

тем безмолвнее, тем спокойнее ты становишься.

Это большое событие.

Каждый вечер ты все глубже уходишь в свое

просветление.

Огляди это пустое пространство, окружающее тебя.

Тебе следует помнить о нем все двадцать четыре часа в сутки,

после того как вернешься из путешествия вглубь себя.

Ниведано...

Возвращайся, но возвращайся как Будда:

с изяществом, с безмолвием, со спокойствием.

Посиди несколько минут, отражая, как зеркало,

вспоминая свой внутренний мир,

взяв с собой переживание, чтобы оно стало подводным течением в твоей обыден­ной жизни.

Я не хочу, чтобы кто-либо избегал жизни. Я хочу, чтобы жизнь каждого становилась более богатой,

благословенной, экстатичной.

Я весь принадлежу жизни,

так как жизнь для меня единственный Бог.

Будда — это еще одно имя жизни.

— Хорошо, Маниша?

— Да, любимый Мастер.

— Можем ли мы отпраздновать праздник десяти тысяч будд?

— Да, любимый Мастер.