Спелая слива

Наш любимый Мастер...

Однажды, направляясь домой из Цзянси, Ма-цзы решил посетить своего старого учителя Нангаку. После того как Ма-цзы возжег благово­ния и поклонился Нангаку, тот прочел ему сле­дующий стих:

«Мой совет тебе — не возвращайся домой.

Если же ты отправишься,

Дао останется недвижимым.

Старуха,

живущая по соседству,

заговорит с тобой, назвав тебя по имени,

которое ты носил в детстве».

Ма-цзы, выслушав с почтением слова своего учителя, поклялся себе никогда не возвращаться домой, как часто бы он ни перерождался. Оста­ваясь в Цзянси, он собрал учеников из всех уголков Китая.

Однажды монах по имени Та-мэй посетил за­нятия, которые проводил Ма-цзы. Та-мэй спро­сил учителя:

— Что есть будда?

— Это ум, находящийся в «здесь и сейчас», — ответил Ма-цзы.

Услышав это, Та-мэй обрел просветление. Он отправился в горы и в течение многих лет почти не замечал, как движется время, — лишь видел, что склоны становятся то зелеными, то желтыми. Как-то Ма-цзы послал в горы монаха, чтобы тот испытал Та-мэя. Монах спросил:

— Помнишь, когда ты впервые увидел Ма-цзы, какие его слова помогли тебе обрести просвет­ление?

— Когда Ма-цзы сказал мне: «Ум, находящийся в «здесь и сейчас» и есть будда», — ответил Та-мэй.

— А сейчас он говорит совсем по-иному, — продолжал монах.

— И как же? — спросил в свою очередь Та-мэй.

— Сейчас Ма-цзы говорит, что тот самый ум, который является буддой, не является ни умом, ни буддой, — ответил монах.

— Ах этот старый хитрец! — воскликнул Та-мэй. — И когда он в конце концов прекратит сбивать с толку людей? Пускай же ему остается его «ни ум, ни будда», мне же по душе старое вы­сказывание: «Ум, находящийся в «здесь и сейчас», и есть будда».

Когда Ма-цзы услышал об этом диалоге, он сказал: «Слива созрела».

Маниша, очень важно помнить о том, что мастер дзэн не философ. Он не рационален. По суще­ству, он глубоко иррационален и абсурден, но в аб­сурдности и противоречивости своих высказываний ему каким-то образом удается донести до тебя ясную мысль. Сегодня он может говорить одно, завтра — что-то совершенно другое. Если попытаешься применить логику, может показаться, что тебя хотят запутать. Но одну и ту же вещь можно сказать по-разному. А мысль может быть донесена и сквозь противоречия.

Одно из величайших достижений дзэн состоит в том, что он не знает противоречий. Все здесь выража­ет одну и ту же истину, одну и ту же реальность. Са­мый маленький листочек и самая большая звезда несут вам одно и то же послание. Ничто не ниже и ничто не выше — здесь нет иерархии. Истину невозможно вы­разить каким-либо образом. Но, желая выразить невыразимое, можно применять противоречивые слова. Они будут указывать на одно и то же.

Два разных пальца двух разных людей под разными углами могут указывать на одну и ту же луну. Уму это может показаться слишком сложным для постижения. Но задача дзэн состоит в том, чтобы так нагрузить ваш ум, чтобы вы, устав от ума, решили бы от него отдох­нуть. И в этот самый миг, в миг отдыха от ума, вы ока­зываетесь перед дверью истоков бытия.

Вот маленькая, но очень поучительная история:

Ма-цзы оставался при своим учителе, Нанга­ку, более десяти лет.

Покинув его, он стал настоятелем храма Гай-цзюанъ в Цзянси.

Отправляя службу, он всегда придерживался наставлений шестого патриарха Эно. Особен­но важной он считал мысль о том, что будда не может существовать за пределами чьего-либо ума.

Слово «ум» можно понимать как ум обыденный, полный мыслей, эмоций, воспоминаний и привязанно­стей. И этот же ум можно представлять себе пустым. Вы можете освободить его от всех мыслей и эмоций. И в тот самый миг, когда ум станет пустым, различие между умом и не-умом исчезнет — здесь нет внутрен­него противоречия.

Далеко не все мастера способны сказать: «Ум, нахо­дящийся в здесь и сейчас содержит в себе будду». Глав­ным условием здесь является то, что ум пуст. Тогда сам ум и есть будда.

Будда говорил так: «Само это тело — будда. Сам этот ум — райский лотос». И в то же время он неоднократно повторял, что не существует ни тела, ни ума. Что же он хотел выразить этим противоречием? Он просто хо­тел сказать, что, если не отождествлять себя с телом, это тело может стать буддой, как и любое другое тело в этом мире. Если же ум не наполнен мыслями, он столь же просторен, как само небо. Будда не противоречит самому себе. Он просто использует противоречивые способы, чтобы указать вам на истину.

Именно Эно представил Ма-цзы Нангаку. Эно был уже стар, а Ма-цзы — очень молод, поэтому Эно не стал брать на себя ответственность обучать Ма-цзы медитации. Ответственность за его обучение была пе­редана преемнику Эно, Нангаку. Слова же, с которыми Эно обратился к Нангаку, представляя Ма-цзы, были сами по себе очень значительными: «Отнесись к этому юноше с большим вниманием. Он будет буддой и будет твоим преемником, как и ты — моим. Будь почтителен с ним — ведь в твоих руках сейчас находится человек, готовый стать буддой в любое мгновение».

Ма-цзы оставался очень близким к Эно, хотя тот и не был его учителем. Но Эно сумел увидеть его потен­циал — его возможности, его незримое для других бу­дущее. В то же время он видел приближение собствен­ной смерти. Потому Эно считал, что не вправе сейчас брать на себя ответственность воспитывать ученика, тем более ученика, нуждающегося в особой заботе, ученика, в котором в любую секунду мог произойти взрыв. Вот почему старик Эно решил, что для Ма-цзы будет лучше, если он передаст его в руки своего пре­емника Нангаку.

Нангаку же был вполне самостоятельным масте­ром. Его учение не было слепым повторением настав­лений Эно. В мире дзэн вовсе не требуется, чтобы уче­ник следовал своему учителю во всех деталях. Главное здесь, чтобы ученик осознавал присутствие учителя, его основные взгляды. Ученик не может полагаться на собственную веру — он должен пройти испытание. Доктрины и воззрения не важны в дзэн. Важно лишь присутствие учителя и его осознание, а также то богатство, которое несет с собой осознание.

Эно никогда не просил Нангаку следовать его уче­нию — у Нангаку был свой собственный взгляд на вещи. Но Эно избрал своим преемником именно Нангаку. Это очень странно. Такое не происходит больше ни в одном уголке мира. Люди требуют от своих пре­емников, чтобы те следовали им в каждой детали. Но дзэн уникален во всем. Здесь не ставится вопрос о том, что кто-то должен кому-то следовать. Здесь речь идет только о реализации. У человека могут быть иные ме­тоды, иные средства, иной подход, но, если этот человек реализовался, он может стать преемником.

Но как ни странно, несмотря на то, что Эно передал ответственность инициации в руки Нангаку, Ма-цзы оставался близок к учению Эно, указывал на истину теми же способами, что и Эно. Эно увидел его буду­щее. Нангаку заботился о нем и помог ему стать просветленным мастером. Ма-цзы неизменно чувствовал благодарность к Эно именно за то, что тот отказался посвящать его в дзэн — ведь смерть шестого патриар­ха была не за горами, — а передал его в руки нужного человека. Близилась весна Ма-цзы. Он должен был рас­цвести, когда Эно уже не станет.

Безусловно, Ма-цзы и Эно, хоть их и не связывали отношения учителя и ученика, были очень близки друг к другу. Их сердца начали биться в одном ритме. Уче­ние его учителя во многом разнилось от учения Эно.

Это касалось и высказывания о том, что «нет будды за пределами ума».

Но не забывайте, когда Эно говорит «ум», вы може­те перевести его слова для себя как «не-ум». Он под­разумевает «пустой ум», а это то же самое, что и «не-ум». Что остается в пустом уме? Только пространство. Вы можете называть это как вам вздумается — умом или не-умом. Это одно и то же, но не с точки зрения доктрины, а с точки зрения экзистенциального опыта.

Однажды, направляясь домой из Цзянси, Ма-цзы ре­шил посетить своего старого учителя Нангаку.

Да, Ма-цзы сейчас уже самостоятельный мастер. Он ушел в Цзянси, а сейчас направлялся оттуда домой и «решил посетить своего старого учителя Нангаку. По­сле того как Ма-цзы возжег благовония и поклонился Нангаку, тот прочел ему следующий стих...»

К этому тоже следует отнестись с вниманием. По­сле того как ученик обретает просветление, чувство благодарности к учителю становится еще более глубоким. И речь вовсе не идет об отказе от учителя. Здесь неуместна мысль: «Сейчас я ровня учителю — ведь я обрел то же просветление, что и он». Нет, эта мысль не­допустима, ведь думать так может лишь эго, а эго давно уже утрачено. Благодарность же и скромность выра­жают себя так: «Возможно, я и стал буддой, но верный путь указал мне учитель, и я навсегда сохраню чувство глубокой благодарности к нему в своем сердце».

Шарипутта, один из ближайших учеников Будды, обрел просветление. Со слезами на глазах он пришел к Будде и сказал:

— Я старался не обретать просветления, но ты на­стоял на этом. Сейчас же я обрел его, и мои глаза полны слез, так как ты пошлешь меня распространять огонь вдали от себя. Я понимаю, что в сострадании своем ты постоянно думаешь о тех, кто может стать буддой в лю­бой момент, кто нуждается лишь в небольшой помощи. Ведь те, кто ушел от себя недалеко, могут легко быть призваны назад.

—Так почему же ты плачешь? — спросил Будда.

— Я плачу оттого, что не смогу каждый день при­касаться к твоим стопам, как делал это на протяжении двадцати лет, — ответил Шарипутта.

— В таком случае, сделай вот что, — сказал ему Будда, — возьми с собой карту. Руководствуясь ею, ты сможешь легко определить, где находится мое жили­ще. Кланяйся в этом направлении. Прикасайся к моим стопам символически — просто склоняйся к земле и касайся ее рукой. Ведь тело создано из земли, и рано или поздно каждый из нас уйдет назад в землю. Таким образом, прикасаясь к земле, ты будешь касаться не только моих стоп, но и стоп всех будд, когда-либо жив­ших на земле. Их тела растворились в земле. Не плачь, в этом нет нужды, да и не пристало плакать просвет­ленному!

—Мне нет дела до того, что говорят люди. Но слезы сами накатились мне на глаза, а согласно твоему уче­нию я должен быть естественным и непосредственным. Даже если ты скажешь мне: «Не плачь», я все равно буду плакать. Слезы сами льются, что же мне делать? Должен ли я улыбаться, как лицемер, когда глаза полны слез?

Говорят, что после этого разговора Шарипутта, где бы он ни был, раскрывал карту каждое утро и, опреде­лив направление, где находился Будда, кланялся и ка­сался его стоп. У него самого появились тысячи учени­ков, и они говорили ему: «Зачем ты делаешь все это? Ты ведь и сам — будда».

На что Шарипутта отвечал: «Это верно, я — будда. Но я бы никогда не стал буддой, если бы не встретил Будду Гаутаму. Благодаря встрече с этим человеком я сумел сжечь все, что было фальшивым во мне, и напол­нить себя только чистотой. Я стольким обязан этому человеку, что могу отплатить ему лишь одним спосо­бом — кланяться ему и касаться его стоп, находясь за тысячи миль от него».

Так он делал до своего последнего вздоха. Когда же он умирал (а умер он раньше, чем Будда Гаутама), он сказал своим ученикам: «Простите меня — ведь вы не можете увидеть эти незримые ноги. Позвольте же мне прикоснуться к стопам моего учителя в последний раз». И он склонился к земле со слезами на глазах и умер в этой позе. Он так и не встал. Это и есть подлин­ный гуманизм — скромность, преданность, любовь, доверие.

Ма-цзы при встрече со своим учителем поклонился ему и возжег благовония, как делают это посетители храма перед изображением будды. Нангаку же прочел ему гатху, стихотворение:

«Мой совет тебе — не возвращайся домой.

Если же ты отправишься,

Дао останется недвижимым.

Старуха,

живущая по соседству,

заговорит с тобой, назвав тебя по имени,

которое ты носил в детстве».

Ма-цзы, выслушав с почтением слова своего учите­ля, поклялся себе никогда не возвращаться домой, как бы часто он ни перерождался. Оставаясь в Цзянси, он собрал учеников из всех уголков Китая.

Странный, но очень глубокомысленный совет. Нан­гаку велел ему не возвращаться домой. За этими словами кроется многое. Они предполагают, что человек стал бездомным. В тот миг, когда ты обретаешь про­светление, ты становишься бездомным — даже твое собственное тело уже больше не твой дом. Твой дом — Вселенная. Потому следует раз и навсегда отказаться от этой старой привычки — возвращаться домой. Для тебя дома больше не существует. Ты — бездомная туча, плывущая в небесах: совершенно свободная, ни к чему не привязанная туча.

Если же ты отправишься, Дао останется недви­жимым.

Этим Нангаку хотел сказать: «Если же ты не послу­шаешься моего совета и вернешься домой, помни, что Дао, пустой будда в тебе, никуда не пойдет. Твоя ис­тинная сущность останется недвижимой: она никог­да никуда не движется, она всегда пребывает в здесь и сейчас». И он также сказал: «Старуха, живущая по соседству, заговорит с тобой, назвав тебя по имени, которое ты носил в детстве».

Басо — имя, которое Ма-цзы носил в детстве. Нан­гаку шутит по поводу его детского имени, говоря, что старуха, живущая по соседству, назовет его «Басо». Со­седи не поймут, что он уже не Басо, а великий мастер — Ма-цзы. Для них он всегда будет Басо. Они присутство­вали при его рождении, видели, как он рос. Им будет очень трудно осознать, что этот мальчик стал буддой. Они решат, что подумать такое — значит оскорбить Будду.

Ма-цзы, выслушав с почтением слова своего учи­теля, поклялся себе никогда не возвращаться до­мой, как бы часто он ни перерождался. Остава­ясь в Цзянси, он собрал учеников из всех уголков Китая.

Он сказал себе, что, даже если родится вновь — хотя просветленные вновь не рождаются, — он по­клялся себе, что, даже если родится вновь, он никогда не вернется домой. Он осознал свою бездомность, свое одиночество.

Однажды монах по имени Та-мэй посетил за­нятия, которые проводил Ма-цзы. Та-мэй спро­сил учителя:

— Что есть будда?

— Это ум, находящийся в «здесь и сейчас», — ответил Ма-цзы.

Это то, чему учил Эно и чему Ма-цзы следовал всю свою жизнь.

Не забывайте, ум никогда не пребывает в настоя­щем — он либо в прошлом, либо в будущем. В настоя­щем может пребывать лишь пустой ум. Вы можете называть его «умом в здесь и сейчас», если вы предпо­читаете положительные определения, или «не-умом», если вам больше по душе отрицательные. Истина мо­жет быть выражена обоими способами — как положи­тельным, так и отрицательным. Ум, присутствующий в настоящем, на самом деле является не-умом. Для того, кто понимает настоящее, всякий ум исчезает. Ум может находиться в прошлом, ум может находиться в буду­щем, но в настоящем — никогда. И потому пребывание в настоящем означает, что ты вырвался из хватки ума.

«Это ум, находящийся в здесь и сейчас», — от­ветил Ма-цзы. Услышав это, Та-мэй обрел про­светление. Он отправился в горы и в течение мно­гих лет почти не замечал, как движется время, — лишь видел, как склоны становятся то зелеными, то желтыми. Как-то Ма-цзы послал в горы мона­ха, чтобы тот испытал Та-мэя. Монах спросил:

— Помнишь, когда ты впервые увидел Ма-цзы, благодаря каким его словам ты обрел просветление?

— Когда Ма-цзы сказал мне: «Ум, находящийся в «здесь и сейчас» и есть будда», — ответил Та-мэй.

— А сейчас он говорит совсем по-иному, — продолжал монах.

— И как же? — спросил в свою очередь Та-мэй.

— Сейчас Ма-цзы говорит, что тот самый ум, который является буддой, не является ни умом, ни буддой, — ответил монах.

Иэтот ум не является ни умом, ни буддой. Сейчас Ма-цзы учит так.

«Ах этот старый хитрец! — воскликнул Та-мэй. — И когда он в конце концов прекратит сбивать с толку людей? Пускай же ему остается его «ни ум, ни будда», мне же по душе старое вы­сказывание: «Ум, находящийся в «здесь и сейчас» и есть будда».

Он понял, просто изменил утверждение, сделав его негативным вместо позитивного. Он может сбить с толку кого угодно, но только не просветленного.

«Ах этот старый хитрец! — воскликнул Та-мэй. — И когда он в конце концов прекратит сбивать с толку людей?»

Не было никакой необходимости изменять старое выражение.

«Пускай же ему остается его «ни ум, ни будда», мне же по душе старое высказывание: «Ум, нахо­дящийся в «здесь и сейчас», и есть будда».

Вам может показаться, что он не согласен со своим старым учителем, Ма-цзы, но тогда вы просто ничего не помяли. Он во всем согласен с ним, понимая, что оба вы­ражения означают одно и то же. Утверждение измени­лось — из позитивного оно превратилось в негативное. Изменилось лишь выражение мысли, но не сама мысль. Именно поэтому он сказал: «Пускай старик делает все, что ему вздумается, я же буду продолжать утверждать, что ум, находящийся в здесь и сейчас, и есть будда».

Когда Ма-цзы услышал об этом диалоге, он ска­зал: «Слива созрела».

Ма-цзы прекрасно понял, что Та-мэй обрел про­светление. Для непросветленного ума это было бы неразрешимой задачей: как же может положительное стать отрицательным? Но есть место, где «да» и «нет» не противоречат друг другу.

Ма-цзы сказал: «Слива созрела».

По-китайски «Та-мэй» означает «большая слива». Такуан писал так:

У луны нет намерения где-либо отражаться, и пруд не создан для того, чтобы отражать луну. Как спокойны воды Хиросавы!

Монастырь, где жил Такуан, стоял на берегу озера Хиросава. В этом маленьком стихе содержится вся суть дзэн. У луны нет намерения где-либо отражаться...

Неужели вы думаете, что у луны есть намерение от­ражаться в тысячах морей, озер и прудов? Нет у нее такого намерения.

С другой же стороны, и пруд не создан для того, чтобы отражать луну. Ни пруд, ни озеро, ни океан не созданы для того, чтобы отражать луну. Они в этом ничуть не заинтересованы.

Как спокойны воды Хиросавы!

Их не может потревожить даже отражение луны. Им все безразлично. Этот стих советует всем вам жить без всяких намерений, без цели, без честолюбивых устрем­лений. Что бы ни происходило, относитесь ко всему радостно, без тени недовольства.

Даже если к вам постучит смерть — приветствуйте ее приход. Танцуйте, пойте песни. Такова традиция в дзэн. Считается, что каждый мастер должен (и все они делали так) перед смертью написать хайку, содержа­щую все его учение.

Это демонстрирует две вещи: во-первых, они осо­знают приближение смерти, во-вторых, их это ни в коей мере не огорчает. Их хайку говорит о радости. Бытие дало вам все, не дожидаясь вашей просьбы.

Человек, живущий с намерениями, неизбежно испы­тывает разочарования, ибо у бытия нет никаких обяза­тельств по отношению к нему. Но если вы живете без всяких намерений и устремлений, все, о чем вы когда-либо мечтали, исполняется как по волшебству. Луна отражается в озере. Озеро никогда не просило об этом луну. У луны никогда не было подобных намерений. Бытие непредсказуемо. Не приносите с собой желаний, устремлений и ожиданий: все это ведет лишь к беспо­койству. В ваших умах воцаряется хаос. Но если у вас нет никаких намерений... Как спокойны воды Хиросавы!

Луна отражается, не потревожив воды. До чего пре­красна эта луна! И озеро Хиросава принимает ее в свое лоно совершенно естественно, не задумываясь. Если бы луна не отразилась, озеро не испытало бы никакого огорчения. Есть луна, нет луны... какая разница! Озеро Хиросава безмолвствует. Таким должно быть ваше вну­треннее сознание — безмолвным озером.

Маниша спрашивает:

Наш любимый Мастер!

Представляю себе, каково бы это было, если бы однажды, войдя в аудиторию Гаутамы Будды, Ты увидел, что всю ее занимают лишь пустые зерка­ла или сочные спелые сливы, сидящие рядами.

Думаешь ли ты, что такое действительно возможно? Происходит ли что-то? Или лучше сказать: ничего не происходит?

Маниша, это случается каждый день. Большой зал полон пустых зеркал и крупных спелых слив. Посмо­три на Авирбхаву, танцующую сливу!

Но пришло время немного посмеяться, и Сардар Гурудаял Сингх сегодня сидит в первых рядах. Эта серия анекдотов посвящена ему.

У аппетитной мисс Всегдахочу возникли про­блемы со сном. Ее сны, как и явь, были полны сексу­альных переживаний, и она совсем запуталась: что происходит на деле, а что во сне. Итак, она решила обратиться за помощью к доктору Айболиту.

Доктор Айболит внимательно выслушивает свою пациентку, а затем начинает вешать ей на уши лапшу, обильно приправив ее фрейдистской терминологией.

— Погодите минутку, — перебивает его мисс Всегдахочу, — а что это такое: «фаллический символ»?

— Фаллический символ — это то, что симво­лизирует фаллос.

— А что такое фаллос? — снова спрашивает девушка.

— Думаю, — отвечает Айболит с улыбкой на лице, — что вы лучше поймете, если я покажу вам, что это такое.

С этими словами он расстегивает брюки и с гордостью извлекает на свет свой аппарат.

— Вот это, юная леди, и есть фаллос! — с гор­достью говорит Айболит.

— Ага! — радостно восклицает девушка. — Вы хотите сказать, что это то же, что и член, только поменьше!

Стареющий, дряхлеющий президент Рональд Рейган собирается подняться на борт самолета, чтобы лететь в Европу.

Пришедший с ним попрощаться личный секре­тарь Реджинальд, склонившись к уху президента, шепчет:

— Что вы можете сказать насчет «Билля о правах гомосексуалистов» ^[2] ?

— Скажите, — отвечает Рейган, — что я оплачу его, как только вернусь!

— Что-то я не вижу, чтобы ты в последнее вре­мя участвовал в групповухе, — говорит Марвин из банды «Адские ангелы» своему дружку Пигпену.

— Я недавно женился, — отвечает Пигпен.

— А что, законным путем трахаться лучше, чем обычным? — спрашивает Марвин.

— Да нет! Даже хуже, — отвечает молодожен — Просто не приходится выстаивать в очереди.

Фердус и Фанки потерялись среди знойных пе­сков Сахары. Много дней они проползали на коле­нях в поисках воды. Совсем уже выбившись из сил, они заметили на горизонте человека, стоящего за прилавком.

Кое-как доползли до этого человека. Высунув языки, Фердус и Фанки просят хриплыми голо­сами:

— Воды! Пожалуйста, воды!

— Извините, ребята, — отвечает им незна­комец, — я бы с удовольствием помог вам, но у меня нет с собой ни капли. Я продаю галстуки. Можете выбрать себе любой. Вы будете неот­разимы!

— Галстуки?! — только и может выдавить из себя Фанки, прежде чем упасть в обморок.

—Не нужны нам никакие чертовы галстуки, — кричит Фердус, — нам нужна только вода!

И двое несчастных ползут по песку дальше.

Через три дня на горизонте вырисовывает­ся большое здание. Обрадованная парочка бодро ползет прямиком к зданию. Это оказывается шикарный отель «Гребаные Пески».

Фердус подползает к швейцару в форменном костюме-тройке и говорит только одно слово:

—Воды.

— Извините, ребята, — отвечает им швей­цар, — я бы с удовольствием помог вам, но без галстуков сюда входить нельзя!

Ниведано...

Ниведано...

Погрузись в тишину.

Закрой глаза.

Почувствуй, как замерло твое тело.

А теперь обрати свой взгляд внутрь себя с полным осознанием.

Погружайся в себя, насколько можешь.

Глубже и глубже —

Пока не достигнешь самих истоков своего существа...

Оно совсем рядом — нужно лишь сделать шаг, и ты — будда.

Необходимы лишь абсолютная честность

и твердое намерение

взглянуть прямо в суть своего существа.

Там — зеркало, о котором мы говорили.

Это зеркало и есть будда.

Это твоя вечная сущность.

Глубже и глубже...

Ты должен идти вглубь, пока не найдешь себя.

Не сомневайся.

Не бойся ничего.

Безусловно, ты одинок,

но это одиночество — прекрасное переживание.

На этом пути ты не встретишься ни с кем, кроме себя.

Чтобы стало понятно: ты просто зеркало, отражающее твое тело, твой ум, отражающее все...

Ниведано...

Расслабься. Наблюдай.

Ты просто наблюдатель, просто зеркало,

отражающее все.

У всех этих вещей

нет намерения отражаться,

как и у тебя нет намерения

ловить их отражение.

Просто будь безмолвен как Хиросава

и блаженствуй.

Этот вечер придет как благословение.

Настоящее становится не-умом, не-временем —

просто чистотой, безграничным простором.

Это твоя свобода.

Но если ты не стал буддой — ты не стал свободным.

Ты ничего не знаешь о свободе.

Пусть это переживание глубоко просочится

во все фибры твоего существа.

Пропитайся им, утони в нем.

Возвращаясь, неси в себе

всю свежесть своей природы будды.

И запомни это пространство, этот путь —

ты должен носить его в себе все двадцать четыре

часа в сутки,

привносить его в каждый поступок.

Когда сидишь, стоишь, ходишь и спишь,

ты должен оставаться буддой.

Тогда само бытие становится непрерывным экстазом.

Ниведано...

Возвращайся, но возвращайся как Будда:

с изяществом, с безмолвием, со спокойствием.

Посиди несколько минут, вспоминая место, где ты был,

вспоминая радость и безмолвие

зеркала, которым ты был,

вспоминая ту безграничную свободу,

которая приходит, когда ты — зеркало,

ни к чему не привязанное зеркало,

бездомное, одинокое зеркало.

Ты становишься Эверестом сознания.

— Хорошо, Маниша?

— Да, любимый Мастер.

— Можем ли мы отпраздновать праздник десяти тысяч будд?

— Да, любимый Мастер.