С.И. Авдеенко 4 страница

Архиепископ Никодим был осужден на восемь лет тюремного заключения и отправлен в нижегородскую тюрьму. Епископ Сергий также был привлечен к уголовной ответственности, но «за недостатком улик» получил только год условно.

Власти торжествовали победу. Им казалось, что, осудив архиепископа Никодима и некоторых священнослужителей, они обезглавили православную церковь в Крыму. Они надеялись, что их ставленники «обновленцы» захватят власть в епархии и станут им преданно служить. Однако они забыли о православной пастве и о тех священнослужителях, которые до конца решили отстаивать свои религиозные убеждения, не поддаваясь на уговоры и уловки обновленческих «поводырей». С покаянием обратилась к «Его Преосвященству Преосвященному Сергию, епископу Мелитопольскому» община Николаевской церкви на Татарской слободе при Брестских казармах:

«Совет религиозной общины при Николаевской церкви на Татарской слободе на заседании своем 6-го августа, вынеся постановление по докладу настоятеля протоиерея Феодосия Станкевича о необходимости прекратить общение с ВЦУ (Высшее Церковное Управление – С.А.) и местным ЮКЦУ и дав об этом знать последнему (протокол 6 августа 23 г. за № 18, п.2), почтительнейше доносит об этом Вашему Преосвященству и покорнейше просит Вас принять общину нашу в свое святительское общение, благодатное окормление и управление ко спасению.

Веруем все во Единую Святую Соборную и Апостольскую церковь и в такой вере желаем пребывать в единении с Вами, Владыко, и со святейшим отцем нашим Патриархом Тихоном. Примите же нас, Владыко, и дайте нам радость и утешение своим архипастырским богослужением в нашем храме.

Вашего Преосвященства сыновне предаются

Настоятель: протоиерей Феодосий Станкевич

Диакон Димитрий Ревенко».

Большевики надеялись, что теперь они смогут обобрать все православные храмы, забрав из них все самое ценное. Изъятие ценностей походило на хорошо организованный грабеж. Не скрывая личной заинтересованности, представители власти хотели изъять все, что видели, и очень злились, когда наталкивались на народное сопротивление.

В Севастополе настоятель Покровского храма протоиерей Павел Пересыпкин и священник Николаевской церкви Феодосий Станкевич были вызваны в исполком. Работники исполкома прочитали им постановление ВЦИК от 23 февраля 1922 года об изъятии церковных ценностей. Также предъявили резолюцию какой-то конференции севастопольских рабочих, которая требовала от местных священнослужителей безотлагательного исполнения этого постановления.

Священникам порекомендовали немедленно обратиться к прихожанам с воззванием. Они ответили: «Ясно представляя все ужасы голода, зная, что на помощь погибающим должно спешить, мы все же не можем это делать самостоятельно. Призыв об изъятии не может исходить только от нас. Этот голос принадлежит епископу и народу. Без общеприходских собраний решить такую проблему невозможно».

Священники также сказали, что не могут принять на себя смелость обратиться к народу и должны иметь возможность посоветоваться с духовенством. В исполкоме, скрепя сердце, согласились, дав священникам для обсуждения день сроку.

Получив разрешение на собрание, духовенство и миряне Севастопольского благочиния съехались для решения этих вопросов. После обсуждения, которое длилось несколько часов, собрание пришло к выводу: «Изъятие одобрить, но только так, чтобы не были задеты религиозные чувства верующих. Выполним свой долг, а что касается церковных предметов, о них будут судить приходские советы и выдадут им то, что окажется лишним».

К этому делу севастопольское духовенство подошло с большой осторожностью. Для совета был приглашен известный харьковский адвокат, бывший председатель епархиальных съездов. Будучи профессиональным юристом, понимая всю сложность ситуации, он одобрил действия духовенства и содержание воззвания, которое было представлено в исполком и напечатано в крымской газете «Маяк коммунизма».

Священнослужители Севастополя постановили: «Выпустить воззвание с призывом об оказании активной помощи всем голодающим без различия вероисповедания, которое с разрешения исполкома поместить в местных газетах, а настоятелей церквей просить созвать приходские советы и убедительно предложить им принять меры и усилить помощь голодающим пожертвованием церковных ценностей и обратиться к молящимся об оказании помощи своими личными средствами. Сознавая, что право распоряжаться церковным имуществом принадлежит епископам (апостольское правило 38-40), мы все же осмеливаемся постановить противное, так как к этому вынуждают нас современные, не терпящие отлагательства обстоятельства – голод, смерть наших сограждан».

Воззвание подписал благочинный и другие священники города. Оно начиналось словами: «Возлюбленные во Христе братия…»

В ярких красках оно рисовало ужас голодной смерти. В нем говорилось, что «соввласть, со своей стороны, делала и делает все, что может». Были и ссылки на исторические примеры: «В истории Церкви были случаи, когда церковные ценности отдавались голодающим».

Впоследствии оказалось, что никакая показная лояльность, никакие встречные шаги по примирению с нынешней властью не спасли верующих от обвинений и суда. Советской власти нужны были не только ценности (она знала, что получит их в любой момент), но и головы их владельцев. Вскоре протоиерей Павел Пересыпкин был привлечен к ответственности и обвинен севастопольским трибуналом в расхищении имущества, сокрытии ценностей и прочих «грехах». Эта схема была хорошо отработана чекистами.

Через несколько лет подошел черед и протоиерея Феодосия Станкевича. 13 июня 1927 года уполномоченный секретного отдела Севастопольского ГПУ Козлов начинает следственное дело № 329 по обвинению его по статьям 58-14 и 58-18 Уголовного кодекса. На следующий день был выписан ордер на обыск и арест гражданина Феодосия Филипповича Станкевича, проживающего по адресу: улица Углицкая, 4. Священника обвинили в агитации и пропаганде против Советской власти, в подрыве ее авторитета, организации «тайных сборищ».

Эти «сборища» заключались в вечерних чаепитиях. Там, по замыслу севастопольских чекистов, и замышлялись различные преступления против Советской власти. Доказательствами служили свидетельства некоторых участников чаепитий. Один из них показал, что якобы священник Свято-Митрофаньевской церкви Станкевич заявил, что скоро в Крыму должны высадиться английские войска и тогда Советской власти придет конец.

Доказательств «преступления» протоиерея у севастопольских чекистов, несмотря на их старания, фактически не было. Но и отпустить подследственного они не могли. Это означало признать свою вину в том, что арестовали невиновного человека. А такого быть не могло. Ведь советские люди знали, что органы госбезопасности не ошибаются.

Вероятно, поэтому Особое Совещание при Коллегии ОГПУ от 11 ноября 1927 года постановило: «Станкевича Феодосия Филипповича из-под стражи освободить, лишив права проживания в Москве, Ленинграде, Киеве, Харькове, Одессе, Ростове-на-Дону, означенных губерниях и Крыму сроком на три года. Дело сдать в архив».

Отец Феодосий тогда не знал, что ему повезло. Времена большого террора в СССР еще не настали. Через десять лет, в кровавом тридцать седьмом, не понадобились бы никакие доказательства его вины. Многие его собратья по вере погибли в концентрационных лагерях или были расстреляны как враги народа.

х х х

В декабре 1927 года отца Феодосия выслали в Мелитополь. Он поселился в одном из частных домов по улице Карла Либкнехта. В августе 1929 года православной религиозной общиной был приглашен в село Семеновку Мелитопольского района для богослужения. Но и здесь потребовалось разрешение мелитопольского отдела ГПУ. В 1934 году архиепископом Днепропетровским Георгием протоиерей Станкевич был назначен священником церкви Усекновения Главы Иоанна Крестителя в Мелитополе. И вся его оставшаяся жизнь была связана с этим городом.

Это были тяжелые годы безверия, осквернения и разрушения храмов. Проводимые в Советском Союзе кампании раскулачивания, коллективизации, индустриализации должны были породить нового человека. Он должен был отряхнуть прах прошлого со своих ног, стать строителем еще невиданного в мире общества – социалистического. А значит, верить этот человек должен не в Бога, своего Творца, а в революцию, большевистскую партию и в великого вождя товарища Сталина. Именно тогда начались разрушения церковных храмов. Это была государственная программа.

В Мелитополе местные коммунисты и их младшие товарищи - комсомольцы, тоже рьяно взялись за ее выполнение. Главным объектом нападок стал Александро-Невский собор. Это была историческая достопримечательность города. Большой каменный собор возвели в конце ХІХ века на месте старой деревянной церкви. Собор находился в историческом центре тогдашнего Мелитополя и был самым высоким сооружением в городе. На его колокольне висели колокола с разными голосами. Они были отлиты из бронзы с добавлением серебра. Колокола были слышны по всему городу.

Местные коммунисты считали, что, уничтожив этот собор, они подорвут основы религии в городе. И что вместо храма горожане пойдут развлекаться в клубы. Они добились своего. В 1931-32 годах Александро-Невский собор был уничтожен. Сначала с него сняли колокола, затем разрушили стены. На его месте соорудили крытый рынок. Только стали ли люди после этого лучше жить или быть счастливыми? Но эти вопросы вслух никто не задавал. И ответы на них не спрашивал. Такие наступили времена. За веру в Бога преследовали, за безбожие и бездуховность хвалили.

В СССР появился Союз воинствующих безбожников. В 1932 году он объявил, что через несколько лет в стране окончательно будет уничтожена религия. Подошли к этому с большевистским размахом. Вначале запретили христианские праздники: Рождество, Крещение и Масленицу. Особенно досталось Пасхе. Ее заменили на День Коперника.

Молодоженам вместо венчания в церкви предлагали «комсомольскую свадьбу» в рабочем клубе. Вместо иконы – портрет Ленина, вместо батюшки – секретарь партийной ячейки, в качестве свадебного подарка – произведения классиков марксизма.

Через девять месяцев после комсомольской свадьбы должны были последовать «красные крестины», которые именовали где октябринами, а где и звездинами. «Звездили» детей необычными именами. Один атеистический активист назвал своих сыновей-близнецов Небо (нет Бога) и Бебо (без Бога).

Одновременно развернулась широкая кампания по вступлению граждан в ряды Союза воинствующих безбожников. Эта массовая организация насчитывала в тридцатые годы почти сто тысяч первичных ячеек. Но, несмотря на все эти усилия, имя Бога в СССР не было забыто.

Великий голод 1932-33 годов, или голодомор, как его еще называют, привел к вымиранию целых сел и даже районов. Это была необъявленная война большевистского режима против собственного народа. Раскулачивание на селе, последующая коллективизация убивали у крестьян всякое желание к созидательному труду. Завышенные планы хлебозаготовок, которые утверждались в Москве, привели к тому, что у крестьян отбирали даже посевное зерно и тем самым обрекали их на голодную смерть. Все это усугубилось сильной засухой.

Если голод 1921-22 годов в Советской России еще можно было бы списать на природные катаклизмы, то нынешний был во многом порождением рук человеческих. Верующие люди воспринимали этот голод как Божью кару за те грехи (нарушение Божьих заповедей), которые они совершили. И за то, что допустили сатанинскую власть. Если раньше в каждом доме висели иконы с изображением Христа или Божьей Матери, то теперь их заменили портреты Сталина и других большевистских вождей. Не удивительно, что люди с горечью говорили:

Ни коровы, ни свиньи –

Только Сталин на стене.

Еще показывает рукой –

Куда идти за крапивой.

Священники тоже люди, только находятся они на службе Божией. И так же страдают в часы испытаний, как и их паства. Православная Церковь, ограбленная в годы революции, гражданской войны, лишенная церковных ценностей, уже не могла материально помочь людям. Но она несла духовное слово, которое подчас давало людям последнюю надежду, помогало выстоять.

Феодосий Станкевич страдал от голода, как и многие другие. У него опухли ноги, он с трудом передвигался. Эта болезнь ног у него останется до конца жизни. Как ему удалось выжить в то голодное время, сказать трудно. Тем более, что он был не один. Вместе с ним жила его младшая сестра девица Анна. В свое время она окончила курс Каменец-Подольского женского духовного училища. В 1904 году поступила инокиней в Свято-Николаевский женский монастырь. После революции и закрытия большевиками монастыря она проживала вместе с братом.

Личных сбережений у Станкевичей не было. Единственное, что представляло ценность, - это золотые кресты отца Феодосия, которыми он был награжден. Вот эти награды и помогли им выжить. В тридцатые годы в СССР открылись особые магазины «торгсины». Это означало «торговля с иностранцами». В этих магазинах было все, что душе угодно, – продукты, одежда, обувь, ткани и прочее. Однако продавалось не за советские рубли, а за золото и иностранную валюту.

Иностранной валюты у людей практически не было. А у кого была, старались об этом не говорить. Ведь наличие валюты считалось серьезным преступлением. И даже те, у кого были заграничные родственники, предпочитали голодать, но не иметь с ними связи. В основном население сдавало золотые, серебряные изделия. Это обручальные кольца, серьги, запонки, часы, посуда.

В Мелитополе торгсин размещался на нынешней площади Революции, напротив городской автостанции № 2. Сюда и отнес отец Феодосий свои награды. Взамен получил несколько килограммов муки, пшена. Может быть, эти продукты спасли ему и его сестре тогда жизнь. Сведущие люди говорили, что каждый день перед закрытием магазина инкассаторы, вооруженные наганами, в сумках относили драгоценности в отделение Госбанка, которое находилось на соседней улице.

Показательна судьба другого священнослужителя протоиерея Димитрия Игнатенко. Он так же, как и Феодосий Станкевич, в 1927 году был лишен права проживания в Крыму и также поселился в Мелитополе. Через некоторое время получил Свято-Алексеевский приход в поселке Кручи Кизиярского сельсовета.

Жизнь для православных с каждым годом становилась все более сложной и даже безысходной. У отца Димитрия прихожан становилось все меньше и меньше. Давала знать агрессивная атеистическая пропаганда властей. Кроме того, чувство страха у многих людей деформировало сознание. Советская власть методически старалась уничтожить вековой, традиционный образ жизни. Создание колхозов и совхозов, строительство новых заводов совпали с самой оголтелой пропагандой безбожия, отрывания людей от церковной жизни. А те, кто ходил в церковь, сами с трудом выживали в условиях советской действительности.

Семья священника Димитрия Игнатенко часто голодала. Устроиться на работу в какое-нибудь советское учреждение, будучи священнослужителем, было невозможно. Оставалось лишь с молитвой уповать на помощь Божию, искать выход из безвыходного положения.

Выход подсказала одна из прихожанок. Она рассказала отцу Димитрию, что можно обратиться за помощью в зарубежные благотворительные организации. По благословению отца Димитрия эта прихожанка написала по всем имеющимся адресам. Через некоторое время стали поступать денежные переводы в иностранной валюте. Суммы были незначительные - от трех до десяти долларов. Но эти доллары можно было обменять на продукты в торгсине, что оставляло надежду выжить и не умереть с голода. О такой возможности хоть как-то поддержать свое существование отец Димитрий рассказал и другим священнослужителям.

Однако Советской власти такая благотворительность зарубежных организаций показалась подозрительной. Чекисты отследили всю переписку, и в 1935 году протоиерей Димитрий Игнатенко был арестован вместе со всеми, кто дерзнул обратиться за помощью к иностранцам. Священник был обвинен в антисоветских проповедях, что, по мнению следователя, было тяжким преступлением. Пребывание в тюрьме окончательно подорвало его здоровье, и он вскоре умер.

Несмотря на все лишения и испытания, на агрессивную атеистическую пропаганду, верующих людей оставалось еще много. Согласно переписи населения 1937 года, верующими в Стране Советов себя считали около 70 проц. сельских жителей и более 30 проц. горожан. Начавшаяся Великая Отечественная война и оккупация немецкими войсками части густонаселенной территории Советского Союза еще больше увеличили число верующих.

х х х

В течение первых месяцев войны немецкая армия заняла огромные территории – почти половину европейской части Советского Союза. Управление оккупированными территориями осуществлялось «Рейхсминистерством восточных земель» во главе с Альфредом Розенбергом. Захваченные земли были разделены оккупационной администрацией, которая обладала всей полнотой политической, административной и судебной власти, на рейхскомиссариаты, состоявшие из округов, областей, районов, уездов и волостей. Переход через границы административных зон был жестко ограничен.

Целью войны для Гитлера и руководства нацистской партии было расчленение Советского Союза и порабощение славянских народов. Поэтому в случае победы Германии Православной Церкви грозило жестокое гонение. Однако фашистские идеологи прикрывали свое нападение именем Бога, называли его крестовым походом против большевизма. В пропагандистских целях оккупационные власти выдавали разрешения на открытие церквей. При этом в проведении религиозной политики оккупационные власти исполняли коварное указание Гитлера:

«Мы должны избегать, чтобы одна Церковь удовлетворяла нужды больших районов, и каждая деревня должна быть превращена в независимую секту. Если некоторые деревни в результате захотят практиковать черную магию, как это делают негры или индейцы, мы не должны ничего делать, чтобы воспрепятствовать им. Коротко говоря, наша политика на широких просторах должна заключаться в поощрении любой и каждой формы разъединения и раскола».

Выполняя это указание, Розенберг в письме рейхскомиссарам наметил основные принципы религиозной политики Германии на оккупированных территориях:

1. Религиозным группам категорически воспрещается заниматься политикой.

2. Религиозные группы должны быть разделены по признакам национальным и территориальным. При этом национальный признак должен особенно соблюдаться при подборе возглавления религиозных групп. Территориально же религиозные объединения не должны выходить за границы Генералбецирка, т.е. приблизительно, в применении к Православной Церкви, за границы одной епархии.

3. Религиозные общества не должны мешать деятельности оккупационных властей.

Тот же Розенберг так определял конечную цель нацистской политики на оккупированных территориях: «Христианский крест должен быть изгнан из всех церквей, соборов и часовен и должен быть заменен единственным символом – свастикой».

Установка Розенберга в отношении Русской Православной Церкви была основана на ограничении ее влияния. Рейхскомиссарам прямо указывалось, что украинцы должны иметь свою, отдельную от русских, православную церковь, а главным врагом германской политики расчленения России является Русская Православная Церковь. И тем удивительнее, что на территории Украины оккупантам не удалось достичь главной цели – создания антирусской православной церкви.

18 августа 1941 года православные епископы, оказавшиеся на территории Украины, занятой немцами, собрались на Собор в Почаевской лавре на Волыни. Собор наделил архиепископа Алексия (Громадского) титулом митрополита и решил организовать Церковь на основе постановления Всероссийского Поместного Собора 1918 года, даровавшего украинской Церкви автономию в рамках Русской Православной Церкви. От участия в Соборе уклонились епископы Поликарп (Сикорский) и Александр (Иноземцев).

В феврале 1942 года в городе Пинске собрались епископы – противники Автономной Церкви: Александр (Иноземцев) и Поликарп (Сикорский). Они объявили, что будут поддерживать Украинскую Автокефальную Церковь. В самой сущности автокефальной Украинской Церкви отразились антирусские настроения украинских националистов. Помимо разрыва канонического общения с Москвой и отказа от молитвенного поминовения митрополита (Страгородского), борцы за национальное возрождение упразднили даже церковнославянский язык богослужения, заменив его украинским. В своем национальном рвении раскольники доходили до курьезов. Один автокефальный протоиерей потребовал, чтобы Божья Матерь на иконах непременно была в украинском крестьянском платье, и чтобы архангел Михаил на иконе держал в руках трезубец. В то же время националистическая пресса подвергала травле священнослужителей, которые не признали автокефалию.

18 октября 1942 года была сделана попытка объединить оба направления. В Почаевской лавре встретились: глава Автономной Церкви митрополит Алексий (Громадский) и два епископа Автокефальной Церкви – Мстислав и Никанор. Епископ Мстислав (до посвящения в епископы Стефан Скрыпник) был племянником Симона Петлюры. Он был доверенным лицом немецкой армии. Заключенное им с митрополитом Алексием соглашение не было принято епископами Автономной Церкви по той причине, что ставило Автономную Церковь под фактический контроль Автокефальной Церкви.

Вскоре после Почаевского соглашения митрополит Алексий был убит на дороге в лесу украинскими националистами. Смерть главы Автономной Церкви была не единственным случаем террора в отношении духовенства, настроенного поддерживать каноническую связь с Русской Православной Церковью. Известно о более двадцати убийствах священнослужителей Автономной Церкви. После убийства митрополита Алексия главой Автономной Церкви стал архиепископ Дамаскин (Малюта).

В таких непростых условиях проходило возрождение Православия. Бурное развитие церковной жизни на оккупированной территории Украины началось стихийно и сразу же приняло массовый характер. Религиозный подъем среди населения был так велик, что удалось восстановить значительную часть храмов, которые существовали до революции 1917 года. Фактически на всей оккупированной территории была восстановлена каноническая Православная Церковь. Не только религиозность украинцев, но и Церковь как организация оказалась более сильной и живучей, чем полагали немецкие власти.

Не остался в стороне от религиозного возрождения и Мелитополь. 6 октября 1941 года после успешных операций на юге Украины немецкие войска вступили в Мелитополь. Жители города неоднозначно отнеслись к оккупантам. Одни ожидали их со страхом, другие встречали с хлебом и солью. Они надеялись на восстановление «старых порядков», возврата недвижимости и земли. Однако действительность оказалась совсем не радужной.

Город Мелитополь фашисты превратили в краевой центр «Мелитопольского края», в который входило 24 района, включая часть Крыма до Джанкоя и всю Херсонскую область. В самом городе разместились многочисленные административные и карательные органы. В «Мелитопольском крае» функционировал гебитскомиссариат, во главе которого стоял гебитскомиссар Г. Гейниш. Бургомистром города стал немец-колонист Д. Классен. После его смерти на эту должность был назначен Е. Гороновский, а потом – бывший директор местного музея, староста села Вознесенки И. Курило-Крымчак.

Фашисты, как только заняли Мелитополь, сразу стали вводить свой «новый порядок». Начали они с массовых арестов коммунистов, комсомольцев и других советских активистов. Многие жители города, кто не успел эвакуироваться на восток, были расстреляны или попали в концентрационные лагеря и тюрьмы. Большая беда постигла еврейское население. Вблизи сел Вознесенка, Константиновка и Данило-Ивановка в конце 1941 – начале 1942 годов были расстреляны более 14 тысяч стариков, женщин и детей.

Вместе с тем немецкая оккупационная власть разрешила открытие в Мелитополе православных храмов. В октябре прихожане Свято-Алексеевской церкви на Круче на общем собрании избрали своим священником прото-иерея Феодосия Станкевича. К тому времени Кручанский поселок стал частью города Мелитополя. Как известно, предыдущий священник этой церкви, Димитрий Игнатенко, был арестован советскими чекистами и умер в тюремной больнице.

Его последователю, отцу Феодосию, пришлось восстанавливать разрушенное, хотя само прекрасное кирпичное здание храма, названного во имя Святого Алексия, митрополита Московского Чудотворного, сохранилось. И в этом ему помогали прихожане. Голодные, нищие, разоренные войной, люди самоотверженно трудились над восстановлением храма Божия, украшая его уцелевшими иконами. Они приносили из дома в дар церкви богослужебные книги, которые в годы гонений прятали от безбожной власти. Уже вскоре были возобновлены богослужения, которые проходили в переполненном храме.

Великое множество народа, дети и взрослые, принимали крещение. В Мелитополе многие из тех, кто происходил из православных семей, но не получил крещения в годы гонений на церковь, были крещены во время немецкой оккупации. Протоиерей Феодосий Станкевич в своей церкви крестил несколько сотен людей. Порой при большом стечении желающих креститься или крестить своих детей таинство совершалось, по древнему обычаю, в реке Молочной.

«Днесь вод освящается естество, и разделяется Иордан, и своих вод возвращает струи, Владыку зря крещаема».

Под пение этого праздничного тропаря священнослужители Мелитополя освятили воды реки Молочной, установив на ней крест.

На праздничные богослужения сходилось большое количество верующих, совершались крестные ходы. Религиозный энтузиазм у населения был очень велик.

Хотя оккупационные немецкие власти давали разрешение на открытие церквей, идеология господствующей нацистской партии была направлена против христианства, которое клеймилось как еврейское изобретение, призванное разложить народы арийской расы. Если в при-фронтовой полосе, где власть находилась в руках военной администрации, православные христиане могли встречать со стороны немцев какое-то сочувствие, то в глубоком тылу, где тон задавали партийные функционеры и сотрудники спецслужб, только пропагандистские и политические соображения диктовали оккупационным властям известную терпимость по отношению к православной церкви. Однако и она была очень ограниченной.

Так, на оккупированной территории было сохранено действие большей части советского законодательства. В частности, действовал ленинский декрет 1918 года об отделении церкви от государства и школы от церкви. В начальных школах и ремесленных училищах (открывать другие школы немецкие власти не разрешали) запрещено было обучать детей религии. Как в самой Германии, воспитание детей в школах велось в нацистском, расистском духе. Великие праздники Православной Церкви не стали официальными выходными. Впрочем, в «восточном министерстве» Розенберга были чиновники, которые считали, что Православной Церкви следует давать преимущество в сравнении с католической и протестантской как политически менее зависимой. Преследовалась цель, чтобы столкнуть между собой христиан разных вероисповеданий, заставить их бороться за благожелательное расположение к ним немецких властей. В конечном же счете, скомпрометировать все христианство в целом в глазах народов.

В Мелитополе, который к концу 1941 года находился в глубоком тылу немецких войск, идеологическая обработка жителей города была поставлена оккупантами на высокий уровень. Вот что писала подконтрольная немцам газета «Мелитопольский край» 7 ноября 1942 года. Это была дата, которая в Советском Союзе отмечалась как большой праздник – день Великой Октябрьской социалистической революции. Немецкие идеологи тоже решили ее отметить, но по-своему, как разоблачение преступного советского режима.

«Большевистская власть, возглавляемая убийцею, кровопийцею и угнетателем Сталиным, ознаменовала себя за годы своего управления неслыханною дотоле и при том немилосердною эксплуатациею всей страны и всего населения… Советская система за 24 года своего кровавого владычества и ужасающего террора не оставила после себя никаких иных следов, кроме гор обломков на всей необъятной территории страны, бесконечных стенаний и горя, огромного голода и смерти…»

Дальше в статье говорилось, что Сталин – это ставленник жидов, притворных паразитов на здоровом теле, покрывших всю страну густой сетью тюрем, концентрационных лагерей, устроивший в стране в 1933 году искусственный голод, погубивший миллионы людей на Украине. Сообщалось, что преступный сталинский режим, который довел страну до полного обнищания и разрухи, держится лишь с помощью палачей из НКВД, испытывая долготерпение несчастного и темного народа.

Часть этой информации была правдой. Но что взамен «преступному режиму» предлагали фашистские «освободители»? В этой статье, в отличие от Сталина, Гитлер показан освободителем порабощенных большевизмом народов:

«Грядущая новая Европа во главе с творцом ее – Адольфом Гитлером – верховным руководителем могущественнейшей во всем мире германской армии, взорвавшим преграды большевистских застенков и тюрем, благодаря этому спасшим народы востока от большевистской нечисти, дает всем этим народам, при условии введения ими у себя надлежащего порядка, полную возможность приобщиться к новому счастливому будущему, позабыв кошмарное прошлое».

Фашистские идеологи говорили лишь о прошлом и будущем. А что было делать с настоящим, которое оказалось жестоким и кровавым? Жители Мелитополя наглядно видели, что «новый порядок» – это расстрелы, виселицы, тот же голод и нищета, принудительные работы. Так что Гитлер явно не тянул на благодетеля. Объяснить все эти жестокости, видимо, должна была упомянутая выше короткая фраза – «при условии введения ими у себя надлежащего порядка». Вывод был такой: мол, пока не будет «порядка», мы вас тоже будем убивать и угнетать, а когда он наступит, мы вам об этом сообщим.