С.И. Авдеенко 5 страница

Оккупантов тревожило, что открывшиеся православные храмы превратились в центры национального самосознания и проявления патриотических чувств. Вокруг них сплотилась значительная часть населения. Большинство прихожан искренне желали победы в этой войне Красной Армии. Для контроля и наблюдения за деятельностью религиозных организаций гитлеровцами был создан специальный отдел в системе главного управления имперской безопасности (СД). Основным его заданием, кроме контроля, являлось изучение настроений в среде духовенства. Этот отдел имел информаторов во всех религиозных структурах. Фактически контролировались все проповеди священнослужителей, определялась их лояльность к немецким властям.

По другую сторону фронта на советской территории происходили такие события. Накануне немецкого нападения на СССР на своих церковных постах находилось только четыре архиерея. Это митрополиты: патриарший местоблюститель Сергий (Страгородский), Ленинградский Алексий (Симанский), экзарх в Украине Николай (Ярушевич) и посланный в Прибалтику экзархом Сергий (Воскресенский) или Сергий-младший. Весь остальной православный епископат был либо расстрелян, либо находился в лагерях, тюрьмах и ссылках. Вся внелитургическая жизнь Церкви (благотворительность, помощь заключенным и их семьям, духовное воспитание) проводилась подпольно.

В первый же день войны, когда власти растерялись, газеты молчали о начале войны, а Сталин закрылся на своей кунцевской даче и никого не хотел видеть, митрополит Сергий первым объявил в своей воскресной проповеди, что началась война. 22 июня 1941 года выпало не только на воскресенье, но и на праздник Всех Святых в земле Российской просиявших, включая новомучеников. В этом для верующих был и некий мистический момент.

Митрополит Сергий в своей проповеди в тот день призвал православных верующих встать на защиту Родины и повелел разослать эту проповедь-призыв по всем тем немногочисленным храмам, что еще действовали, и зачитывать ее с амвонов. Все это было нарушением советских законов, которые запрещали церкви вмешиваться в общественную, а тем более политическую жизнь страны. Однако Сталин, по-видимому, сразу оценил пользу для обороны страны от такой позиции православной церкви. И митрополиту Сергию не только не было вынесено какого-либо порицания со стороны советских властей, но, наоборот, его многочисленные патриотические призывы печатались в государственных типографиях и разбрасывались с самолетов по ту сторону фронта. Церковь вела активные сборы пожертвований на войну.

4 сентября 1943 года состоялась встреча Сталина с тремя митрополитами. Результатом этой встречи был созыв Собора, который состоялся уже через четыре дня. На нем митрополит Сергий (Страгородский) был избран Патриархом Московским и всея Руси. Сталину нужно было скорейшее открытие союзниками США и Великобританией второго фронта. И он надеялся добиться этого на предстоящей конференции глав антигитлеровской коалиции в Тегеране. Он понимал, что в демократических государствах многое зависит от общественного мнения. А американские и английские представители дали ему понять, что настроить общественное мнение их стран в пользу Советского Союза могут сведения о религиозной свободе в СССР. Видимость восстановления церкви в СССР Сталину нужна была и в связи с начавшимся в 1943 году решительным продвижением Красной Армии на запад. Здесь за время немецкой оккупации было открыто несколько тысяч православных храмов, и с этим тоже нужно было считаться. Церковная политика проводилась в русле общей идеологической линии коммунистической партии на мобилизацию всех патриотических чувств в народе для своей победы.

Однако реальное положение Православной Церкви было совершенно другим. С самого начала у советского руководства не было мысли о снятии ограничений на открытие всех храмов, монастырей и богословских учебных заведений. Совершенно очевидно, что относительно мягкая религиозная политика советского государства – мера временная, которая диктовалась условиями войны, необходимостью сохранить добрые отношения с западными союзниками и населением территорий, попавшим под советскую власть. Но если партийные деятели предупреждались о временности такой политики, то население об этом не знало. И внешнее проявление лояльности между советским правительством и Церковью внушало верующим оптимистические надежды на подлинную нормализацию церковно-государственных отношений и расширение прав Церкви. На епархиально-приходском уровне после возвращения советской власти в места, которые недавно находились под оккупацией, новая советская религиозная политика вызывала у одних недоумение, у других – надежды.

Все это, конечно, не могло вызвать подлинного православного возрождения в Советском Союзе. Но, помимо этого, как и всегда в истории Церкви, было непосредственное действие Божие на людские души. Ежедневная смерть и страдания военного времени направляли мысли многих людей от земной жизни к вечной. Православное богослужение в открытых храмах, даже при отсутствии нормальной, не политизированной проповеди, напоминало о Боге, давало верующим то утешение, которого они больше нигде не могли получить.

Уже в 1943 году немецкое руководство осознало ошибочность выбранного им курса церковной политики на оккупированных территориях. Расчеты на поддержку «нового порядка» со стороны угнетаемых в СССР религиозных организаций не оправдались. Идеологи третьего рейха неоднократно выражали удивление тому, что в патриотическом движении в Советском Союзе значительное место заняла Православная Церковь. В бюллетене Полиции безопасности «Донесения из оккупированных восточных областей» 17 мая 1943 года указывалось: «Советская пропаганда сумела ловко использовать религиозные чувства населения в своих целях. Церкви и массы все в большей степени получают поощрения. Как стало известно из Москвы, наплыв жителей в церкви в пасхальные дни был значительным. Этот факт пропагандистки весьма сильно используется и находит распространение прежде всего у союзников».

Если раньше немецкие власти категорически запрещали религиозным общинам заниматься политикой, то теперь поменяли свое мнение. Они стали требовать, чтобы Православная Церковь выступила на их стороне. Показателен в этом пример епископа Таганрогского Иосифа. Оказавшись на оккупированной территории, он получил от немецкой администрации разрешение на открытие в Таганроге храма. Однако у него сразу же возникли трудности. Немцы не могли простить ему верности Московской Патриархии и поминовения им имени Патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия на богослужениях. Он безбоязненно поминал его даже тогда, когда тот стал Патриархом.

Немецкое командование неоднократно предлагало владыке Иосифу сотрудничество, грозя арестом и расстрелом. Епископ Иосиф отвечал отказом. В августе 1942 года он был вызван в отдел немецкой пропаганды, где начальник этого отдела предложил ему выступить в церкви с антисоветской профашистской речью перед прихожанами по случаю освящения Никольского храма. Эта речь заранее была составлена и отпечатана на листке бумаги. В ней излагалась клевета на Православную Русскую Церковь и на митрополита Сергия. Восхвалялись немецко-фашистские войска и их командование. Жители Таганрога призывались к повиновению, послушанию и преданности оккупационным войскам.

Епископ Иосиф освящение храма совершил, однако с этой речью не выступил. В тот же день он был вызван на допрос к коменданту города. Там он был объявлен советским шпионом, ему грозили расстрелом, если он в этом не сознается. Владыка решительно отверг это обвинение. Тогда комендант спросил, чем он может помочь немецкой армии.

Владыка Иосиф ответил, что может быть поваром, может стирать белье, дрова рубить. Этому он научился во время пребывания в советских лагерях. Немецкий комендант заявил, что они в этом не нуждаются и что им нужно помогать в области пропаганды. Пропаганда дороже золота и сильнее оружия.

Епископ Иосиф отказался заниматься фашистской пропагандой. Некоторое время он провел под арестом, а в феврале 1943 года получил направление и пропуск на проезд из Таганрога в Мелитополь. Это было распоряжение комендатуры, которое он обязан был выполнить. В Мелитополе владыка пробыл несколько дней, а затем без разрешения поехал в Каховку. Как он объяснил, в Мелитополе не было возможности свободно служить в церкви, так как она находилась под пристальным наблюдением гестапо.

Поражение немецко-фашистских войск на Курской дуге летом 1943 года положило начало массовому изгнанию оккупантов с территории Советского Союза, в том числе и освобождению Украины. После поражения, которое немецкие войска потерпели в Донецком регионе, они отступили на новый оборонительный рубеж. Этот рубеж пролегал от Азовского моря, вдоль правого берега реки Молочной до днепровских плавней. Он входил в так называемый «Восточный вал». Большие надежды фашисты возлагали на созданную здесь линию «Вотан» - четко продуманное военно-инженерное сооружение. Оборонительный рубеж прикрывал не только подступы к нижнему течению Днепра, но и к Крыму. Удержать Мелитополь, который был «воротами в Крым» и единственной сухопутной артерией между крымской группировкой и войсками южной группы немецкой армии, - такую задачу перед своими войсками поставило немецкое командование.

Рельеф местности, высокий правый берег реки Молочной, благоприятствовал немцам, будучи природным препятствием, и давал возможность наблюдения на значительную глубину расположения советских войск. С марта 1943 года фашисты начали готовить оборонительный рубеж. В течение весны-лета на строительство военно-инженерных сооружений сгонялись местные жители, военнопленные красноармейцы и узники мелитопольской тюрьмы. В район Мелитополя были переброшены из Берлина саперно-инженерные части. О том, какое огромное значение придавало фашистское командование этому рубежу, свидетельствует приезд в Запорожье Гитлера, который лично ознакомился с планами своих генералов и военных инженеров.

26 сентября всю долину реки Молочной накрыл густой, белый, как молоко, туман. Низко нависшие тучи моросили дождем. Едва туман рассеялся, открыли огонь сотни советских орудий и минометов. Над немецкими позициями нависли черные клубы дыма. Артподготовка продолжалась сорок пять минут. В это время советские саперы навели переправы, обозначили проходы в минных полях. Когда артиллерия перенесла огонь в глубину, поднялась в атаку пехота.

Противник упорно сопротивлялся, и ему удавалось удержать свои позиции. 9 октября наступление советских войск возобновилось, фронт был прорван, танковые и кавалерийские корпуса устремились в прорыв. Немцы спешно перебрасывали из Крыма подкрепления.

В Мелитополе немецкое командование приказало жителям города под страхом смертной казни покинуть свои дома. Всех жителей выгоняли за пределы города в степь. Немцы готовились к уличным боям. Свято-Алексеевскую церковь они сначала превратили в наблюдательный пункт, так как это было самое высокое здание в том районе. Когда же советская артиллерия пристрелялась, взорвали ее, чтобы лишить советских артиллеристов ориентира.

Утром 13 октября начались ожесточенные бои на улицах города. Отдельные здания и кварталы по нескольку раз переходили из рук в руки. Приказ немецкого командования гласил: держать город любой ценой. Однако удержать его им не удалось. 23 октября 1943 года Мелитополь был полностью освобожден от немецко-фашистских захватчиков.

30 октября того же года комиссия, в составе которой были майор И.В. Лебедев, сержант В.Я. Элькин, представители города Д.А. Минько, В.П. Трофимов, В.К. Филипповский, Н.И. Кошкарев и представитель духовенства протоиерей Песчанской кладбищенской церкви Григорий Павлович, документально засвидетельствовала факты зверских расправ фашистских оккупантов над мирным населением.

х х х

По мере наступления советских войск часть священнослужителей, служивших на занятых немцами территориях, ушла на запад и там влилась в состав Русской Зарубежной Церкви. Из оставшихся в СССР некоторые «церковники» были арестованы чекистами, сосланы в лагеря по обвинению в «сотрудничестве с оккупантами». Эта горькая чаша минула протоиерея Феодосия Станкевича. В его послужном списке было написано: «Под судом не был…»

После освобождения Мелитополя верующие по благословению отца Феодосия собирали продукты, готовили обеды и носили их в госпиталь, который располагался в школе № 12. Так как Свято-Алексеевская церковь была взорвана оккупантами, то ее верующие были лишены своего храма. Как писал протоиерей Феодосий Станкевич в своей автобиографии: …я с момента взрыва церкви приютился в частном доме прихожанина по ул. К.Либкнехта № 34 для удовлетворения религиозных нужд, что и получал, и под гром артиллерийской канонады, и под немецкими репрессиями, и теперь под благодетельным крылом нашей доблестной Красной Армии».

Наконец, в мае 1944 года церковная община приобрела у артели «Плодопром» полуразрушенное здание по улице Пушкина. Прихожане сделали своими силами ремонт и начали проводить здесь свои богослужения.

К сожалению, судьба этой церкви наглядно иллюстрирует отношение советской власти к верующим. Прошло полтора десятка лет. В феврале 1958 года староста Свято-Алексеевской церкви Т. Поповский обратился к уполномоченному совета по делам Русской Православной Церкви при облисполкоме Е. Сидоренко с просьбой разрешить капитальный ремонт здания и строительство сторожки.

В здании храма мог в любой момент рухнуть потолок, но областной чиновник ремонт делать не разрешил и строительство сторожки запретил. Тогда староста обратился в Киев к уполномоченному совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров УССР. Его заявление вернулось в область, все к тому же Сидоренко, с сопроводительным письмом. В нем киевский чиновник писал: «Прошу Вас еще раз проверить техническое состояние молитвенного дома в г. Мелитополе на Круче, и если дом действительно окажется аварийным, то необходимо запретить религиозной общине им пользоваться». Последние слова в документе подчеркнуты красным карандашом.

В августе 1958 года здание церкви осмотрели специалисты и признали его аварийным. На этом основании религиозной общине было запрещено им пользоваться. На храм повесили замок, а ремонт делать так и не разрешили. История Свято-Алексеевской церкви закончилась в сентябре 1959 года снятием общины с регистрации. Тот же Сидоренко в своем заключении по этому вопросу написал: «Молитвенное здание общины, произведя капитальное переоборудование, предполагается использовать для размещения городской детской библиотеки, которая до сего времени своего отдельного помещения не имеет».

Сам протоиерей Феодосий Станкевич до времени закрытия своего храма не дожил. Немецкая оккупация, голодные военные и послевоенные годы сказались на его здоровье. У него сильно болели ноги, мучила одышка. Интересные подробности послевоенной жизни отца Феодосия рассказала мне мелитопольская старожилка Людмила Федоровна Щербакова.

Ее мама, Александра Афанасьевна Щербакова, была верующей, как впрочем, и ее сестры. Во время войны в 1942 году она переехала вместе с дочерью Людой в Мелитополь к своим родственникам. Щербаковы поселились на улице Гоголя (район Красной Горки). Александра Афанасьевна стала ходить в Свято-Алексеевскую церковь, которая находилась недалеко. Там она познакомилась с отцом Феодосием, стала казначеем в храме.

Людмила Федоровна помнит, что когда отец Феодосий приходил к ним в гости, то на улице его встречала гурьба детей. В его бездонном кармане всегда находились для них конфеты. Ходил он медленно. У него болели ступни ног, но он никогда не жаловался на здоровье.

Людмила Федоровна запомнила одну послевоенную свадьбу. Венчал молодую пару отец Феодосий. Когда венчание подходило к концу, священник предложил молодым поцеловаться. Жених и невеста оробели, засмущались. Это вызвало смех у присутствующих. Чтобы как-то приободрить молодоженов, отец Феодосий с улыбкой сказал: «Ну, тогда поцелуйте меня!»

Щербакова вспоминает и о таком эпизоде. Ей было в то время пятнадцать лет, она пошла в школу. Ее по возрасту определили в один из старших классов. Но сразу наверстать пропущенный учебный материал за два года немецкой оккупации было сложно. По русскому языку она частенько делала грамматические ошибки.

Однажды отец Феодосий, который зашел к Щербаковым в гости, увидел расстроенную Людмилу. Он сразу же расспросил девочку о том, что случилось. А произошло следующее. У Люды был старший брат Анатолий, который служил в Красной Армии. Он был артиллеристом. Сестра поздравила его с каким-то праздником, но при этом в слове «артиллерист» сделала две грубые грамматические ошибки. Она вместо буквы «и» написала «е», и вместо двух букв «л» - одну. Брат в ответном письме сделал ей замечание.

Отец Феодосий сказал, что нужно сделать так, чтобы больше никогда не повторять этих ошибок. И предложил девочке запомнить два слова: «артист» и «искусство». В первом слове четко слышится буква «и», во втором – подряд пишутся две буквы «с». Хотя эта параллель Людмиле до конца была не ясна, в слове «артиллерист» она никогда больше не делала ошибок.

Многие прихожане знали, что Феодосий Станкевич служил священником на военном корабле, участвовал в русско-японской войне. Он иногда рассказывал о тех событиях, вспоминал о Цусимском сражении, в котором русский флот потерпел тяжелое поражение. Людмила взяла в библиотеке книгу писателя Новикова-Прибоя «Цусима» и прочитала ее на одном дыхании. Те, казалось бы, далекие события, будто ожили перед нею.

Отец Феодосий внимательно следил за положением дел на советско-германском фронте. Из официальной советской прессы с ее бравурным тоном трудно было составить объективную картину событий. Когда прихожане приносили ему письма близких с фронта, отец Феодосий их перечитывал по несколько раз, будто пытаясь между строк письма узнать что-то важное для себя.

Людмила Щербакова вспоминает, что когда в отпуск приезжали братья Владимир и Александр, которые были военными людьми, то обязательно звали отца Феодосия. Он уединялся с гостями, они что-то подолгу обсуждали. Потом братья с уважением говорили, что священник разбирается в военном деле не хуже их.

Когда в ноябре 1950 года отец Феодосий умер, Людмила уже была студенткой педагогического института. Она вошла в комнату, где находилось тело усопшего. У гроба сидела тетя Людмилы – Алла Никитична Мандрик. У покойного было закрыто лицо. Тетя спросила, не хочет ли Людмила поцеловать отца Феодосия. Девушка кивнула. Тетя открыла покрывало, и Людмила поцеловала священника в лоб.

Отец Феодосий Станкевич похоронен в Мелитополе на Красногоровском кладбище. После долгих лет забвения его могилу нашли, за ней ухаживают. Там стоит крест и табличка с надписью: «Здесь покоится прах протоиерея Феодосия Филипповича Станкевича. Родился 11.01. 1872 г. Умер 12.11. 1950». Рядом находится еще одна скромная могила, где похоронена его сестра Анна. Имя Феодосия поминается за божественной литургией в храме.

Вспоминаются последние слова, записанные в послужной список отца Феодосия:

«В «Живой церкви», «в обновленчестве», в немецкой автокефалии (автокефальной церкви. – С.А.) и других подобных сектах и расколах не был и не состою.

От веры Христианской православной, от церкви Христовой, от Святых Правил Апостольских и Соборных, Свято-отеческих и равно от священного сана, который ношу, не отрекался».

Протоиерей Феодосий Станкевич

Броненосный крейсер «Россия», на котором служил

судовым священником Феодосий Станкевич во время русско-японской войны 1904-1905 годов

Крейсер I ранга «Богатырь», на котором

Феодосий Станкевич служил судовым священником

в 1907-1911 годах

Русские моряки спасают жителей острова Сицилия, пострадавших от сильного землетрясения

в декабре 1908 года.

Могила протоиерея Феодосия Станкевича

на Красногоровском кладбище

города Мелитополя