Суббота 15 июля 1944 г.

Дорогая Китти,

Нам из библиотеки принесли книгу с интригующим названием " Что вы

думаете о современной девушке? " Сегодня я и хочу поговорить на эту тему.

Писательница беспощадно критикует " современную молодежь", но при этом

не отвергает ее совершенно и не считает никчемной. Наоборот, она уверяет,

что молодые, если захотят, смогут построить новый лучший мир, и что они на

это способны, но вместо этого занимаются пустыми вещами, не замечая

прекрасное вокруг.

При каждом новом абзаце мне все больше казалось, что он обращен именно

ко мне, что писательница критикует меня. Вот я и хочу наконец выступить в

собственную защиту. У меня есть одна особая черта, известная тем, кто хорошо

меня знает: я могу смотреть на себя со стороны. Без предубеждений и поблажек

я ежедневно сужу о том, что Анна сделала хорошо, а что плохо. Это

самонаблюдение прочно вошло в привычку: стоит мне произнести слово, как я

уже знаю, верно оно или ошибочно. Я очень часто порицаю саму себя и все

больше убеждаюсь в справедливости папиных слов: " Каждый ребенок должен сам

себя воспитывать". Родители могут лишь направить, дать хороший совет, но

истинное формирование характера в твоих собственных руках. А ведь во мне

немало жизненной силы, я молодая и свободная и могу много вынести! Когда я

открыла это в себе, то очень обрадовалась: я поверила, что не отступлю перед

жизненными трудностями, с которыми каждому приходится сталкиваться.

Но об этом я уже говорила достаточно, а сейчас хочу остановиться на

главе: " Папа и мама меня не понимают". Родители всегда очень меня баловали,

были добры и ласковы, защищали, в общем, делали все, что могут сделать

хорошие родители. Но несмотря на это я долгое время чувствовала себя ужасно

одинокой, заброшенной и непонятой. Папа все пытался усмирить мое своенравие,

но безрезультатно. Я сама исправилась, учась на собственных ошибках.

Как же так случилось, что папа не смог поддержать меня, и его попытки -

протянуть мне руку помощи -- окончились провалом? Папа выбрал неправильный

путь: он всегда говорил со мной, как с ребенком, переживающим детские

трудности. Это кажется странным, потому что именно он уделял мне всегда

столько внимания, и как никто другой, сумел заставить меня поверить в

собственные силы. Но одну вещь он не понял: как важно было для меня суметь

преодолеть трудности. Я совсем не хотела слышать от него утешения типа

" возрастные явления", " у других девочек так же", " пройдет со временем", я

хотела, чтобы со мной обращались не как с одной из многих, а как с Анной,

личностью. Пим не смог этого понять. И еще: я не могу довериться тому, кто

сам полностью не раскрылся передо мной, а поскольку про Пима я почти ничего

не знаю, настоящая близость между нами невозможна. Пим занял позицию

умудренного жизненным опытом отца, который тоже когда-то мечтал и

сомневался, и сейчас сочувствует современной молодежи. Но по-настоящему

понять меня он не смог, как не пытался. Это научило меня никому не доверять

свои жизненные наблюдения и выводы, кроме дневника, и иногда -- Марго. От

папы я скрывала то, что волновало меня, никогда не делилась с ним своими

идеалами и сознательно отдалилась от него.

Иначе нельзя было, я действовала, исходя из собственных чувств,

возможно, эгоистично, но так мне было хорошо и спокойно. Мои внутренний

покой и уверенность в себе достигнуты с таким огромным трудом и еще так не

прочны, что могли бы не выдержать критики. А ими я бы не пожертвовала даже

для Пима, хоть это, может, и бессердечно по отношению к нему. Ведь я не

только не пустила его в свою внутреннюю жизнь, но и из-за своей

раздражительности отдаляюсь от него все больше. Как раз этот вопрос очень

мучает меня: почему я так злюсь на Пима? Я его сейчас просто не выношу, его

ласки кажутся мне неискренними, и мне хочется, чтобы он оставил меня в

покое, пока я не стану достаточно уверенной! До сих пор не могу опомниться

от его упреков за то жестокое письмо, которое я в запальчивости написала

ему. Ах, как трудно быть сильной во всем!

Но это не самое большое мое разочарование. Гораздо больше, чем о папе,

я мучаюсь мыслями о Петере. Я прекрасно знаю, что сама завоевала его, а не

он меня, я создала из него идеальную картину скромного, милого и ранимого

мальчика, так нуждающегося в любви и дружбе. И мне самой необходимо было

выговориться перед кем-то! Я искала друга, который поддержал бы меня, я

проделала большую работу, в результате чего Петер медленно, но верно

приблизился ко мне. После того, как я позволила ему выразить свои дружеские

чувства, наши отношения как-то незаметно стали более интимными, но сейчас я

осознала, что этого нельзя было допустить. Мы говорили на разные запретные

темы, но не затрагивали того, что лежало у меня на сердце. Я до сих пор не

могу понять Петера: или он такой поверхностный, или застенчивость не

позволяет ему раскрыться передо мной? Но как бы то ни было, я совершила

ошибку: позволив ему интимности, я закрыла путь для развития нашей дружбы.

Он жаждет любви и с каждым днем привязывается ко мне все больше - я вижу его

насквозь! Он счастлив каждый раз, оставаясь со мной наедине, для меня же эти

встречи означают новые напрасные попытки коснуться волнующих меня вопросов.

Петер и не сознает до конца, что я почти насильно притянула его к себе, и

теперь цепляется за меня, а не знаю, как отдалить его. Ведь я очень быстро

поняла, что он не сможет стать мне настоящим другом (согласно моим

представлениям о дружбе), и теперь хочу по крайней мере помочь ему вырваться

из его ограниченного мира и почувствовать свою молодость.

"... Потому что на самом деле одиночество в молодости острее, чем в

старости". Эту фразу я прочитала в какой-то книжке и нахожу ее очень верной.

Разве взрослым в Убежище труднее, чем детям? Нет, как раз наоборот.

Люди постарше составили уже суждение обо всем и не колеблются в решениях. А

нам, молодым, вдвойне тяжелее отстаивать свое мнение в то время, когда

рушатся идеалы, люди проявляют свою подлую сущность, и нет больше твердой

веры в правду, справедливость и Бога.

И если кто-то все же утверждает, что взрослым в Убежище тяжелее, то он

не имеет представления о том, какое огромное количество трудностей

наваливается здесь на нас, молодых. У нас еще слишком мало опыта для решения

проблем, и если мы после долгих поисков все же находим выход, то часто на

поверку он оказывается ошибочным. Сложность нашего времени в том, что стоит

только возникнуть идеалам, новым прекрасным надеждам, как жестокая

действительность уничтожает их. Удивительно, что я еще сохранила какие-то

ожидания, хотя они и кажутся абсурдными и неисполнимыми. Но я сберегла их

несмотря ни на что, потому что по-прежнему верю в человеческую доброту. Я не

могу строить свою жизнь на безнадежности, горе и хаосе. Я вижу, как Земля

постепенно превращается в пустыню, и настойчиво слышу приближающийся гром,

несущий смерть, я ощущаю страдания миллионов людей, и все же, когда смотрю

на небо, то снова наполняюсь уверенностью, что хорошее победит, жестокость

исчезнет и мир восстановится.

А пока я не откажусь от своих идеалов: ведь могут прийти времена, когда

их можно будет осуществить!

Анна Франк.