Социально-общественные, демографические и культурные процессы

Одним из трагических последствий депортации стали значительные изменения отрицательного характера в социальном, образовательном и профессиональном составе чеченской нации. Так, из-за нарушенной системы народного образования даже в начале 80-х гг. более 15% взрослого сельского населения Чечено-Ингушетии не умели читать и писать.

Кроме того, имевшиеся в республике средние школы почти полностью утратили национальный характер. Если до депортации 1944 г. преподавание в начальных сельских школах велось исключительно на чеченском языке, то теперь почти повсеместно языком преподавания стал русский. Власти объясняли сложившееся положение отсутствием достаточного количества национальных учителей. Вместе с тем власти не спешили исправлять положение, утверждая, что благодаря преподаванию на русском языке с первого года обучения дети хорошо знают русский язык и впоследствии легче усваивают программу старших классов.

Но в чеченских селах, где русское население почти полностью отсутствовало, учителям первых классов приходилось затрачивать огромные усилия, чтобы научить детей русскому языку. В результате школьная программа плохо усваивалась. Все это вело к тому, что в целом образовательный уровень чеченцев к началу 60-х гг. был в 17 раз ниже, чем в среднем по стране.

Такой колоссальный разрыв в образовательном уровне создавал массу проблем в деле адаптации чеченского народа к условиям индустриального общества, которое сложилось в СССР.

Хотя впоследствии разрыв в образовательном уровне между чеченцами и другими народами страны понемногу сокращался, отставание продолжало быть все же ощутимым.

В период 60-80-х гг. ХХ в. произошло близкое знакомство широких слоев чеченского общества с европейской культурой (в ее русско-советском варианте) и усвоение ее основных духовных ценностей на бытовом уровне. Это оказало влияние на весь образ жизни чеченского народа: подавляющее число чеченцев свободно говорило по-русски и носило европейскую одежду, они были знакомы с произведениями русской и мировой литературы и т.д.

Русский язык для многих стал вторым родным языком. Происходила широкая культурная дуализация чеченского общества, когда наряду с национальными духовными ценностями получили признание и духовные ценности советской (русской) культуры. В этом весьма велика была роль русских учителей, многие из которых работали в чеченских школах даже самых глухих аулов. Чеченская молодежь и интеллигенция в первую очередь своим приобщением к мировой культуре были обязаны русскому учителю и русскому языку. Как ни парадоксально, но развитию этого процесса, помимо всего прочего, способствовала и сезонная миграция сотен тысяч чеченских рабочих («шабашников»), которые половину своей жизни проводили вне национальной среды.

Снижение общей численности чеченцев и ингушей в конце 40-х гг. почти в 2 раза в результате сталинского геноцида было быстро преодолено благодаря чрезвычайно высоким темпам рождаемости, характерным на протяжении второй половины ХХ в. Одновременно в равнинных чеченских селениях вновь создалась ситуация аграрного перенаселения, характерная для этих районов уже с последней трети XIX в. Часть избыточного населения направилась из чеченских селений в близлежащие станицы, что в очень короткий срок привело к коренному изменению их национального состава – численность русского населения Чечено-Ингушетии со второй половины 70-х гг. постоянно сокращалась. Однако этот процесс нельзя рассматривать как результат «национального давления». Тут главную роль сыграл чисто экономический фактор – общий упадок Грозненского нефтепромышленного района. Снижение добычи нефти повлекло за собой сокращение числа рабочих мест, уменьшение заработков. Все это вызвало к жизни устойчивую эмиграцию из республики русского и русскоязычного населения.

Неблагоприятную демографическую ситуацию в Чечне создавало «естественное» распределение труда: русские и русскоязычные рабочие и специалисты традиционно занимали всю сферу промышленности и науки. В итоге, за 30 лет, прошедших после возвращения чеченцев и ингушей на Родину доля работников из числа коренных жителей на промышленных предприятиях республики не превышала 15-16%. Между тем, именно в промышленности в 50-70-е гг. были высокие зарплаты и большие льготы. В тех случаях, когда на промышленных предприятиях возникала потребность в рабочей силе и инженерно-технических кадрах, они завозились из российских регионов путем организованного набора. Причем отдельные специалисты в первую очередь обеспечивались благоустроенными квартирами и т.п. И эта практика применялась десятилетиями, хотя за воротами предприятий стояли безработные чеченцы, в том числе и с высшим образованием.

В некоторой степени острота проблемы перенаселения республики в 60-80-е гг. XX в. снималась за счет миграции части избыточного сельского населения за пределы Чечено-Ингушетии. Еще до середины 70-х гг. не менее 20 тыс. чеченцев переехали на постоянное место жительства в Ростовскую область, Калмыкию и на Ставрополье. Чеченцы добровольно возвращались в республики Средней Азии и Казахстан, а затем у чеченских переселенцев появились новые адреса: Астраханская, Волгоградская, Тюменская области и крупнейшие города России, включая Москву. По данным переписи 1989 г., почти четверть чеченцев постоянно проживали вне пределов Чечено-Ингушской АССР. Кроме того, ежегодно более 100 тыс. человек, объединенных в строительные бригады, выезжали за пределы республики на сезонные заработки, что позволяло поддерживать достаточно высокий уровень жизни у большинства сельского населения. Не случайно поэтому, что, когда общий экономический кризис, охвативший советскую экономику в конце 80-х гг., оставил без работы (а, следовательно, и без средств к существованию) тысячи чеченских «шабашников» и их семьи, - социальная напряженность в Чечено-Ингушетии резко усилилась.

Оставшееся население концентрировалось в сельских районах, хотя из-за недостатка земель и не занималось больше сельским хозяйством, что стало причиной социальной и культурной маргинализации чеченского общества.