Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Точка как сигнал остановки
Ставьте сильные слова в начале и в конце предложений и абзацев. Точка служит сигналом остановки. Любое слово после точки говорит: " Посмотрите на меня". В книге " Элементы стиля" авторы Странк и Уайт [Strunk & White, " The Elements of Style" ] советуют авторам " ставить ударные слова предложения в конец" — сама эта фраза наглядно подтверждает правило. Самое главное слово появляется " в конце". Использование этого правила (античной риторической фигуры) улучшит Вашу прозу в мгновение ока. В предложении, запятая — это " лежачий полицейский", замедляющий скорость чтения, а точка — это знак остановки. На точке мысль, выраженная в предложении, завершается. Небольшая пауза в потоке чтения акцентирует последнее слово. Этот эффект усиливается в конце абзаца, когда последние слова граничат с белым пространством. " Выразительный" порядок слов помогает новостнику разрешать самые сложные вопросы. Рассмотрим лид из " Филадельфия Инквайерер" [The Philadelphia Inquirer]. Задача автора донести три важных элемента: смерть сенатора штата, крушение частного самолета и трагедия в начальной школе: " Частный самолет сенатора Джона Хайнса [John Heinz]столкнулся вчера в чистом небе над Лоуэр Мерион Тауншип [Lower Merion Township]с вертолетом. Столкновение вызвало пожар. Осколки от взрыва в воздухе падали дождем на игровую площадку начальной школы. Семь человек погибли: Хайнс, четыре пилота и две девочки-первоклассницы, которые играли на улице. По крайней мере пять человек на земле были ранены, трое из них дети, один в критическом состоянии от полученных ожогов. Горящие и дымящиеся осколки падали на землю вокруг начальной школы Мерион [Merion Elementary School]на Боуман Авеню [Bowman Avenue] в 12: 15 по полудню, но здание и те, кто были в нем, не пострадали. Напуганные дети убегали с площадки, пока учителя собирали оставшихся. Через несколько минут обеспокоенные родители начали стекаться к школе: кто в спортивной форме, кто в деловых костюмах, кто в домашней одежде. Большинство семей трогательно воссоединилось среди едкого запаха дыма". В другое время любой из элементов истории мог стать гвоздем первой полосы. Все вместе они формируют эмоционально насыщенный новостной узор, с которым репортер и редактор должны обращаться весьма осторожно. Что самое важное в сюжете: смерть сенатора? Мощное столкновение? Смерть детей? В первом абзаце автор решил упомянуть столкновение и сенатора. " Игровую площадку начальной школы" он поставил в конец. На протяжении абзаца впереди стоят существительные и глаголы — как локомотив поезда, остальные важные слова разместились в хвосте — как тормозной вагон. Обратите внимание, в каком порядке автор перечисляет " обеспокоенных родителей", которые появляются " кто в спортивной форме, кто в деловых костюмах, кто в домашней одежде". Любой другой порядок ослабил бы силу предложения. " Домашняя одежда" в конце создает драматизм: родители примчались из дома, в чем были. Размещение сильных элементов в начале и в конце позволяет скрыть слабые в середине. Посмотрите, как репортер скрывает менее важные детали — кто и когда (" вчера над Лоу Мерион Тауншип") в середине лида. Эта тактика хорошо работает при указании источника цитаты: " Ужасно было это видеть, — сказала Хелен Амэдио [Helen Amadio], которая шла мимо, когда случилась трагедия. — Он взорвался, как бомба. Повалил черный дым". Начинайте с хорошей цитаты. Спрячьте фамилию говорящего в середине. Заканчивайте также хорошей цитатой. Этот прием так же стар, как сама риторика. В финале знаменитой шекспировской трагедии Сейтон объявляет Макбету: " Мой государь, скончалась королева". За этим восхитительным примером силы выразительного порядка слов идет один из мрачнейших пассажей во всей литературе. Макбет говорит: Ей надлежало бы скончаться позже: Уместнее была бы эта весть. Бесчисленные " завтра", " завтра", " завтра" Крадутся мелким шагом, день за днем, К последней букве вписанного срока; И все " вчера" безумцам освещали Путь к пыльной смерти. Истлевай, огарок! Жизнь — ускользающая тень, фигляр, Который час кривляется на сцене И навсегда смолкает; это — повесть, Рассказанная дураком, где много И шума и страстей, но смысла нет. У поэта есть огромное преимущество перед теми, кто пишет прозу. Он знает, где закончится строка. Он акцентирует слова в конце строки, предложения, абзаца. Мы, прозаики, обходимся лишь предложениями и абзацами — где смысл есть. Практикум 1. Прочтите " Геттисбергскую речь" А. Линкольна [Lincoln's " Gettysburg Address" ] и " У меня есть мечта" Мартина Лютера Кинга [Dr. King's " I Have a Dream" ], чтобы изучить ораторские приемы построения фразы. 2. С карандашом в руке прочтите эссе, которое Вам нравится. Обведите последнее слово в каждом абзаце. 3. Проделайте то же самое с одним из Ваших последних текстов. Поищите возможность перестроения предложений, чтобы в конце оказывались сильные и интересные слова. 4. Спросите у друзей, как зовут их собак. Запишите клички в алфавитном порядке. Представьте, что все эти клички должны присутствовать в рассказе. Экспериментируйте с порядком упоминания имен. Что пойдет вперед, что в конец? Почему? № 5: Позвольте словам работать в полную силу Я выдумал выражение " территория слова", чтобы описать тенденцию, которую я наблюдаю в собственных текстах. Когда я читаю то, что написал месяц или год назад, я удивляюсь, как часто я бездумно повторяю слова. Писатели прибегают к приему повторения слова или фразы для усиления рифмы. Авраам Линкольн не был избыточно красноречив, надеясь, что " власть народа, волей народа и для народа". Только вредный или тугой на ухо редактор сократил бы повторяющееся слово " народ". Чтобы соблюдать территорию слова, нужно видеть разницу между намеренным и ненамеренным повторением. Например, я однажды написал следующее предложение, чтобы описать прием письма. " Длинные предложения создают течение, которое несет читателя по реке понимания, создавая эффект, который Дон Фрай [Don Fry] называет " уверенное продвижение". Прошло несколько лет, я сотни раз перечитывал текст прежде, чем я заметил, что написал " создает" и " создавая" в одном предложении. Я легко избавился от " создавая", оставив более сильную глагольную форму " создает". И сохранил территорию слова. В 1978 году я написал следующую концовку истории о жизни и смерти Джека Керуака [Jack Kerouac] — поэте-битнике из моего родного города Санкт-Петербурга, штат Флорида: " Как хорошо сложилось, что этот ребенок счастья приехал в конце концов в Санкт-Петербург. В наш город золотого солнца, успокаивающей безмятежности и беззаботного счастья, рай для тех, кто знавал тяжелые времена. И, в то же время, город жалкого одиночества, бесцельного выживания и непрестанного бродяжничества; город, куда многие приходят умирать". Спустя годы я доволен этим отрывком, за исключением ненамеренного повторения важного слова " счастье". Хуже того, двумя абзацами ранее в статье я уже употреблял его. У меня нет оправдания кроме того, что работы Керуака были переполнены чувством счастья. Я слышал историю, которую не смог проверить, что Эрнест Хэмингуэй старался писать книги так, чтобы ключевые слова не повторялись на одной странице. Такой подход подтвердил бы привязанность к " территории слова", но, по сути не говорит ничего о стиле Хэмингуэя. Он часто повторяет такие слова, как " стол", " скала", " рыба", " река", " море" — потому что попытка найти для них синоним напрягает авторский глаз и читательское ухо. Рассмотрим отрывок из " Праздника, который всегда с тобой": Тебе надо написать только одну настоящую фразу. Самую настоящую, какую знаешь. И в конце концов я писал настоящую фразу, а за ней уже шло все остальное. Тогда это было легко, потому что всегда из виденного, слышанного, пережитого всплывала одна настоящая фраза. Если же я старался писать изысканно и витиевато, как некоторые авторы, то убеждался, что могу безболезненно вычеркнуть все эти украшения, выбросить их и начать повествование с настоящей, простой фразы, которую я уже написал. Как читатель, я уважаю повторы в тексте Хэмингуэя. Эффект сравним с ударом турецкого барабана. Авторская мысль проникает сквозь поры на коже. Некоторые слова — как " настоящий" и " фраза" — это кирпичики, их повторение дает нужный эффект. Слова особые — как " витиевато" и " украшения" — требуют уникального пространства. Итак, оставьте " сказал" в покое. Не позволяйте музе разнообразия соблазнить вас, заставив героев " высказывать мнение", " уточнять", " пробурчать", " польстить" или " посмеяться". Практикум а) Служебные слова (сказал, который). б) Базовые слова (дом, река). в) Особые слова (силуэт, звенеть). 2. Проделайте то же самое с черновиком, над которым работаете сейчас. Ваша цель — выявить повторения до того, как текст будет напечатан. 3. Прочитайте пассажи из романов или другой прозы, где используются диалоги. Изучите, как автор вводит прямую речь: когда он использует " говорит", " сказал", а когда выбирает более описательный оборот. № 6: Играйте со словами Как скульптор работает с глиной, так писатель создает мир из слов. На самом деле, ранних английских поэтов называли " создателями"; художники, которые шлифовали язык, чтобы создавать истории, подобно тому, как Великий Творец — Бог — создал небо и землю. Хорошие авторы обыгрываю слова, даже когда пишут о смерти: " Не уходи спокойный в эту мягкую ночь", — написал уэльский поэт Дилан Томас [Dylan Thomas] своему умирающему отцу, " Борись, борись против умирания света". Игра и смерть не могут, казалось бы, идти рядом, но поэт находит, что их связывает. Чтобы выразить печаль, он обыгрывает слова, предпочитает " спокойный" вместо " спокойно", выбирает антитезу " ночь-свет", повторяет слово " борись". Позже в поэме, он даже использует каламбур о тех " могильных людях, на пороге смерти, кто видит ослепшими глазами". Двоякий смысл " могильных людей" переходит в оксюморон слепого видения. Игра слов. Журналист, который пишет заголовки, сродни поэту: он умещает большое содержание в одну строку. Приведу заголовок о шокирующих буднях войны в Ираке: " Торжествующая толпа растерзала трупы четырех американцев". Подробности статьи устрашающи: гражданские иракцы напали на американских офицеров по безопасности, сожгли их заживо в машинах, избили и расчленили обугленные трупы, протащили останки через всю улицу и повесили на мосту то, что от них осталось. Все это происходило под одобрительные крики толпы. Даже повествуя о такой бойне, автор играет с языком. Он повторяет согласные (т, рж, щ, т, лп, тр) для ударения и обыгрывает контраст " торжествующая — трупы". " Торжествующая" — не случайное слово, оно означает " выражающий торжество, победу, ликование". " Толпа", " трупы", " американцы", кочуют из репортажа в репортаж. " Растерзать" мы могли бы встретить в истории о бешенной собаке, напавшей на ребенка. Но " торжествующий" — это заметное слово, понятное большинству читателей, но редко используемое в контексте новостей. Слишком часто авторы зажимают собственный словарный запас из ложного стремления понизить уровень сложности языка до стандартов средней аудитории. Непонятные слова должны быть объяснены в тексте или быть ясными из контекста. Но словарный запас рядового потребителя новостей существенно шире, чем словарный запас рядового репортера. В результате те, кто тщательно отбирают слова, получают особое внимание читателей и зарабатывают репутацию " писателей". Келли Бенхам [Kelly Benham] из газеты " Санкт-Петербург Таймс" [St. Petersburg Times] одна из них: " Когда все услышали крики, никто не подозревал петуха. Двухлетняя Дешардонэ Гейнс [Dechardonae Gaines] прогуливалась по дорожке, волоча за собой игрушечную чудо-печку, когда она стала жертвой одного из страннейших нападений животного на человека на памяти полиции". Авторский выбор слов живописует диковатую историю нападения петуха на маленькую девочку. " Крики" встречаются в новостях постоянно, но не " петух". Слова " прогуливаться" и " волочить" знакомы читателю, но редки в новостях. Журналистка использует и другие слова, знакомые читателям, но необычные в репортаже: отважилась, животик, тузить, причудливый, шлепнуть, косой, перемешивать, прилепиться, дубасить, кукарекать, обритый. Каждый из нас владеет пассивным запасом слов размером с озеро, но пользуется активным запасом малюсеньким, как прудик. Хорошая новость в том, что репортерство расширяет активный словарный запас. Репортер видит, слышит, записывает. Превращает увиденное в слова. " Писатель должен уметь чувствовать слова внутренне, каждое в отдельности, — пишет поэт Дональд Холл [Donald Hall], — Он также должен уметь отступить мысленно назад и увидеть предложение как целое. Но начинает он с единичного слова". Холл приводит в пример писателей, " самобытных, будто они видят вещи впервые, в то же время, они передают свое видение языком, доступным остальным. Первое необходимое качество писателя — воображение, второе — мастерство. Воображение без мастерства создает живописный хаос; мастерство без воображения — мертвый порядок". Практикум 2. Напишите черновик статьи или эссе, намеренно расширяя свой письменный лексикон. Покажите черновик своему другу-читателю, попросите охарактеризовать выбор слов и уровень сложности текста. 3. Почитайте автора, который Вам особенно нравится, обращая внимание на выбор слов. Выделите любые признаки игры со словами, особенно, когда речь идет о серьезной теме. 4. Найдите автора, возможно поэта, чьи работы вдохновляют Вас писать. № 7: Выясняйте подробности Писатель Джозеф Конрад так формулирует писательскую задачу: " Силой письменного слова заставить услышать, заставить почувствовать — и прежде всего увидеть. Когда Джин Робертс [Gene Roberts], великий американский газетный редактор, был начинающим репортером в Северной Каролине, он читал свои опусы вслух слепому редактору. Последний критиковал молодого Робертса за то, что репортер не заставляет его увидеть. Подробности о герое и его окружении нравятся читателю, дают возможность лучше понять его. Когда мы говорим " я вижу", очень часто это означает " я понимаю". Неопытный автор выбирает очевидные детали: человек с дымящей сигаретой, молодая девушка грызет то, что было ее ногтями. Это " неговорящие" детали, если, конечно, мужчина не умирает от рака легких, а девушка не страдает анорексией. У нас в Санкт-Петербурге (штат Флорида) редакторы и преподаватели письма предупреждают репортеров не возвращаться в офис " без имени собаки". Это не значит, что журналист использует в материале эту информацию, просто это задание напоминает ему держать ухо востро. Когда Келли Бенхам [Kelly Benham] писала статью о свирепом петухе, напавшем на ребенка, она не только записала кличку петуха — Рокадудл Второй, но и клички его родителей — Рокадудл и Одноногая Хенни-Пенни (я не могу объяснить, какое значение имеет тот факт, что у матери обидчика была только одна нога, но какое-то имеет). Накануне приведения в исполнение смертного приговора серийного убийцы, репортер Кристофер Сканлан [Christopher Scanlan] полетел в штат Юта посетить семью одной из предполагаемых жертв преступника. Несколько лет назад молодая девушка вышла из дома и никогда не вернулась. Сканлан нашел деталь, которая передала безграничное горе родных девушки. Он заметил, что выключатель у входной двери заклеен скотчем — чтобы никто не смог погасить свет. Мать всегда оставляла свет включенным до прихода дочери. И хотя уже прошли годы, свет продолжал гореть, как вечный огонь. Вот разгадка: Сканлан увидел заклеенный выключатель и спросил об этом. Важная деталь, которую он схватил — следствие любопытства, не воображения. Поиск таких деталей идет на протяжении веков. Убедиться в этом можно, раскрыв любую антологию репортажного жанра. Британский исследователь Джон Каррей [John Carey] приводит ряд примеров из коллекции под названием " Свидетели истории": Эта книга… полна необычных, или непристойных, или случайных образов, которые врезаются в память, как-будто Вы видели все своими глазами: посол, рассматривающий вырез платья Елизаветы Первый, замечает там морщинки; тамильский мародер в Куалу Лумпур рассыпает коробку белоснежных слейзенгеровских теннисных мячей; Плиний озирает толпу людей с подушками на голове, убегающих от извергающегося вулкана; отрубленная голова Мэри, королевы Шотландии, резко состарившаяся от насильственной смерти, и ее собачка, пронесенная на казнь и запутавшаяся в складках платья; отрубленная голова Мэри удерживается на одном непокорном хряще; голодающие ирландцы с губами, зелеными от травяной диеты. (Хотя не сохранилось записи о том, как звали собаку Мэри, я выяснил, что это был скай-терьер. Шотландская порода, известная своей верностью и отвагой!) Хороший автор пользуется говорящими деталями не только для того, чтобы информировать, но и для того, чтобы убеждать. В 1963 году Джин Патерсон [Gene Patterson] написал следующий абзац в колонке скорби о четырех девочках, погибших при взрыве бомбы в штате Алабама: Чернокожая мать рыдала в воскресное утро перед баптистской церковью в Бирмингеме. В руке у нее туфелька — туфелька с ноги погибшего ребенка. Мы держим эту туфельку вместе с ней. Патерсон не позволит белым южанам уйти от ответственности за убийство детей. Он заставляет их услышать рыдания матери и увидеть крошечную туфельку. Автор заставляет нас обратить внимание, скорбеть и понимать. Он заставляет нас увидеть. Практикум 1. Прочтите свежую газету, выискивая абзацы, обращенные к чувствам. Найдите такие пассажи в романе. 2. Попросите коллег или студентов назвать клички их домашних животных. Какие имена красноречиво характеризуют самого хозяина? 3. Изучите с друзьями подборку работ известного фоторепортера. Представьте, что Вам нужно написать репортаж о том, что схвачено на снимке. Какие детали Вы возьмете? В каком порядке их расположите? 4. Найдите добровольца, который раскроет содержание своего бумажника, сумки, ящика стола. Попросите владельца прокомментировать содержимое. Делайте записи. Какие детали лучше других передают характер владельца? № 8: Ищите оригинальные образы Мэр хочет перестроить разрушенный деловой центр города, но не намерен посвящать в детали своего плана. " Мэр не раскрывает карты", — пишите Вы. Вы написали клише, использовали стертую метафору. Она пришла из мира карточной игры. " Противники мэра хотели бы заглянуть в его карты", — первый человек, употребивший эту метафору, написал бы нечто свежее. Но из-за чрезмерного употребления она стала избитой. " Никогда не используйте метафору, сравнение или другую фигуру речи, которую Вы часто видите в печатном тексте", — писал Джорж Оруэлл. Он утверждает, что клише — это заменитель мысли, форма автоматического письма: " Проза все меньше и меньше состоит из слов, выбранных ради их смысла, и все больше и больше из фраз, собранных вместе, как секции типового курятника". Последняя фраза Оруэлла и есть свежий образ, образец оригинального стиля. Язык цитирования угрожает хорошему писателю на каждом шагу. И это нигде так не справедливо, как в спортивной журналистике. Интервью спортсмена после игры в любом виде спорта воспроизводит нарезку из клише: мы боролись до конца. Мы сделали невозможное. Мы просто слегка развлеклись. Удивительно, как лучшие спортивные репортеры сохраняют индивидуальность письма. Любимый мной автор — Билл Конлин [Bill Conlin] — как-то написал о добродетелях звезды бейсбола: Кол Рипкен [Cal Ripken] — аномалия в мире суперзвезд… его подстриженные в кружок волосы серые от природы, они не выкрашены модным стилистом в зеленый, вишневый или ярко-розовый цвет. Он надевает кольцо на биту во время игры, а не вставляет его в нос, соски или другие части тела. Итак, как же поступить самобытному автору? Когда Вы соблазнитесь банальной фразой в духе " белый, как снег", прекратите писать. Сделайте то, что сторонники естественного деторождения называют " очищающим вдохом". Затем запишите фразу на листке бумаги. Начните придумывать варианты: Белый, как снег Белее самой белоснежки Снежно-белый Серый, как снег в городе Белый, как Принц Чарльз Сол Петт [Saul Pett], репортер, тонкий стилист, однажды рассказал мне, как он создает и отвергает дюжину образов прежде, чем процесс приведет его к единственно верному варианту. Такое отношение к ремеслу должно вдохновлять нас, но напряженность такой работы обескураживает. Накануне дэдлайна пишите просто: " Мэр умолчал о дальнейших планах". Если Вы все же используете клише, убедитесь, что по соседству не спряталось еще одно. Еще убийственнее, чем языковые клише, то, что Дональд Мюррей [Donald Murray] называет " клише восприятия": узкие рамки, через которые журналист воспринимает окружающий мир. В книге " Пишем в срок" (Writing to deadline) Мюррей перечисляет распространенные " мертвые" фразы: жертвы всегда невинные, бюрократы — ленивые, политики — коррумпированные, на верху всегда одиноко, пригороды всегда унылы. Я описывал одно из " клише восприятия" как " творчество первого уровня". Например, не проходит и недели, чтобы в американской прессе не появилась фраза: " Но мечта превратилась в кошмар". Эта рамка настолько прилипчива, что ее можно приложить практически к любому сюжету: гольфист в первой игре делает 33 удара, а во второй уже 44; руководитель компании садится в тюрьму за мошенничество; женщина страдает от последствий неудачной операции. Авторы, постигающие творчество первого порядка, думают, что они умны и оригинальны. На самом же деле, они довольствуются банальностями. Такие драматизм и юмор по плечам любому пишущему человеку при приложении минимальных усилий. Мне приходит в голову реальная история о жителе Флориды, который по дороге домой свалился в канаву с живым аллигатором. Аллигатор укусил мужчину, после чего его спасли пожарники. На своем семинаре я дал студентам набор фактов и попросил написать пять разных лидов к этой истории в течение пяти минут. Некоторые лиды были очевидные и сенсационные, другие — остроумные и оригинальные. Но практически каждый в аудитории, включая меня, имел такой вариант: Когда в четверг Роберт Хадсон шел домой на обед, он еще не подозревал, что сам станет чьим-то обедом. Мы пришли к соглашению, что если тридцать из нас использовали одну и ту же шутку, то это ни что иное, как творчество первого уровня. Чуть более оригинальным был лид такого содержания: " Возможно для десятифутового аллигатора Хадсон имел вкус курочки". Мы также согласились, что простое повествование лучше, чем первый пришедший на ум каламбур. Некоторые каламбуры очень прочно засели нам в голову. Когда в Санкт-Петербурге, штат Флорида, открылся музей Сальвадора Дали, никто не решился упрекнуть автора заголовка: " Хелло, Дали". Но если мечта больше не будет становиться кошмаром, американская журналистика и общество, которому она служит, только выиграют. Практикум 2. Проделайте то же самое с собственными материалами. Прочтите Ваши старые работы, найдите клише и избитые метафоры. Переделайте их в простое повествование или подберите свежие образы. 3. Придумайте варианты для таких распространенных метафор: красный, как роза; белый, как снег; голубой, как небо; холодный, как лед; жарко, как в аду. 4. Перечитайте Вашего любимого автора. Есть ли у него клише? Отметьте для себя его яркие и оригинальные образы. № 9: Пишите просто и доходчиво Подбирайте простые слова вместо узкопрофессиональных. Ставьте короткие слова и абзацы в наиболее сложных местах. Как-то я узнал о технике " дефамиляризации". За этим безнадежно уродливым словом скрывается прием, при помощи которого автор берет знакомый предмет или явление и делает его странным и необычным. Режиссеры создают такой эффект при съемке суперкрупным планом или при искажающем ракурсе. Применить этот прием на бумаге сложнее, но результат может быть потрясающим, как в описании влажного дня во Флориде у И. Б. Вайта [E. B. White]: " На долгие дни влажный воздух пропитывает все, что вас окружает, пропитывает саму жизнь. Спички отказываются зажигаться. Полотенце, повешенное сушиться, с каждым часом становится только влажнее. Газета, с заголовками об интеграции, обмякает в руках и безвольно падает в ваш кофе и яичницу. Конверты заклеиваются сами по себе. Почтовые марки " спариваются" друг с другом, как незнающие стыда кузнечики". Что может быть более привычным, чем усы школьного учителя? Но только не усы из детских воспоминаний Роальда Дала [Roald Dahl]: " Воистину ужасающее зрелище — плотная рыжая изгородь, разрастающаяся и цветущая между носом и верхней губой, пролегает точно от середины одной щеки до середины другой…Они удивительным образом завивались кверху по всей длине, как-будто это химическая завивка или, быть может, результат работы щипцов для завивки, нагретых с утра над тоненьким пламенем… Еще один натуральный способ добиться такой " крутизны" мы, тогда мальчишки, придумали между собой — час за часом причесывать их кверху жесткой зубной щеткой перед зеркалом каждое утро". И Вайт, и Дал берут известное явление или предмет — влажный день и усы — и, пропуская их через фильтр собственного стиля, заставляют нас по-новому взглянуть на вещи. Мы могли бы дать имя обратному и более распространенному процессу. Для баланса назовем его " фамиляризация" — взять незнакомое, сложное, запутанное и силой объяснения сделать его доступным для понимания и даже знакомым. Слишком часто, авторы передают сложные идеи через сложную прозу, создавая предложения, подобные приведенной ниже колонке редактора: " Чтобы отвести слишком частые обязательные к исполнению законопроекты, неучитывающие местные расходы и налогооблагаемую базу, комиссия предлагает, чтобы общенациональные интересы были очевидны в каждом поступающем предложении, и чтобы штат частично компенсировал расходы на введение закона и полностью компенсировал в том случае, если речь идет о компенсациях рабочим, условиях труда и пособиях". Сложность этого пассажа может иметь два объяснения: автор пишет для специализированного издания, юристы уже знакомы с проблемой. Или, автор полагает, что форма отражает содержание, что сложные идеи нужно доносить посредством сложной прозы. Автору текста не помешал бы совет педагога по письму Дональда Мюррея [Donald Murray], который говорит, что читатель выигрывает от более коротких фраз и предложений в наиболее трудных местах. Чтобы случилось, если бы читатель встретил такой " перевод" колонки редактора: " Правительство штата сидит в Нью-Йорке и часто издает законы, где говорит местным властям что делать. У таких законов есть название — указы штата. Во многих случаях эти законы одинаково полезны для всех жителей штата. Но их осуществление влетает на местах в копеечку. Слишком часто штат не учитывает возможности местного бюджета и не считает, на сколько придется раскошелиться налогоплательщикам. В такой ситуации мы выступаем с предложением. Штат должен дотировать некоторые из таких указов". Различие двух этих текстов стоит измерить. Первый занимает шесть строк текста. Переделка — семь. Но важно не это, важно вот что: настоящий автор статьи вместил сорок девять слов в шесть строк; а я семьдесят одно слово в семь строк. Его шесть строк — это одно предложение; я уместил семь предложений в семь строк. Мои слова и предложения короче. Текст прозрачнее. Я использую этот прием для реализации цели — сделать непонятные действия властей доступными пониманию среднего гражданина. Сделать незнакомое знакомым. Важно не забывать, что ясная проза не просто результат выбора простых слов и составления коротких предложений. Она рождается, в первую очередь, из четкого понимания задачи — информировать. Далее идет напряженная работа репортера, исследование и критическое осмысление. Журналист не может написать ясно, пока предмет не прояснится в его голове. Тогда и только тогда можно воспользоваться приемами и объяснить читателю: " Вот, как это работает". 1. Изучите статью, непонятную и перенасыщенную, на Ваш взгляд, информацией. Проверьте длину слов, предложений, абзацев. 2. Проделайте то же с собственными материалами. Попробуйте переделать запутанные и непонятные куски, используя этот прием. 3. Начните собирать примеры хорошего объяснения сложных вещей. Можете поискать в энциклопедии. 4. Найдите возможность употребить фразу: " Вот, как это работает". № 10: Докапывайтесь до истоков сюжета Узнавайте мифологическое, символическое и поэтическое. Помните (и не забывайте), что традиционные темы новостей уходят корнями в культуру рассказа, повествования. В 1971 году Джон Пилжер [John Pilger]написал репортаж о марше протеста ветеранов Вьетнама против войны: " Правда кончилась! Микки Маус мертв! Хорошие парни — это замаскировавшиеся плохие парни! " — скандирует Вильям Ваймэн [William Wyman]из Нью-Йорка. Ему девятнадцать лет и у него нет ног. Он сидит в кресле-каталке на ступенях Конгресса США посреди трехсоттысячной толпы… На нем зеленая военная форма, китель порван там, где он сорвал медали и ленты, которые получил взамен ног. Вместе с сотнями других ветеранов он швырнул их на ступени Капитолия, назвав награды " дерьмом". И теперь Ваймэн рассказывает тем, кто сформировал вокруг него круг жалости: " До того, как я потерял ноги, я убивал и убивал! Мы все убивали! Господи, не оплакивай меня! " Со времен гомеровской " Илиады" и " Одиссеи" писатели рассказывают истории о воинах, уходящих на войну и преодолевающих трудности на пути к дому. Этот сюжет — часто обозначаемый как " туда и обратно" — древний и устойчивый. Этот архетип так глубоко врос в культуру рассказывания, что мы, писатели, можем поддаться его притяжению, даже не осознавая этого. Античные воины сражались ради богатства и славы, но в пассаже, приведенном выше, награда стала проклятьем. Символы смелости и долга превратились в " дерьмо". Разозлившиеся ветераны срывают их и выбрасывают в знак протеста. Эти воины вернулись не с парадом и славой, но с утраченной верой и конечностями, которые никогда не вернуть. Хорошие авторы жаждут оригинальности, но ее можно добиться и оставаясь в рамках повествовательных архетипов — наборе читательских/слушательских ожиданий, которые можно использовать, исполнять или разрушать. — Путешествие в чужие земли и возвращение обратно. — Выигрыш приза. — Завоевать или потерять любимую. — Утрата и обретение вновь. — Счастье оборачивается несчастьем. — Преодоление трудностей. — Возрождение опустошенной земли. — Возрождение из пепла. — Гадкий утенок. — Голый король. — Путешествие в загробный мир. Мой учитель английского в школе Фазер Хрост [Father Horst] учил нас двум важным вещам в чтении литературы и искусстве письма. Первое — если в рассказе появилась стена, велик шанс, что это " больше, чем просто стена". Но, добавлял он тут же, когда речь идет о сильной прозе, " символ" не превращается в " медные тарелки". Утонченность — благодетель писателя. Зная об этом, авторы, ищущие новые сюжеты, всегда будут наталкиваться на древние формы рассказа. Назовем их архетипами — формами повествования, которые так глубоко вросли в культуру, что возникают снова и снова. Плохо использованные архетипы становятся стереотипами — клише видения — искажение репортерского опыта ради внешней формы. Использованные уместно, эти формы превращают ежедневную рутину во влиятельные образы-символы в новостях и культуре. Многие лучшие перья Америки работают на Национальном Общественном Радио [National Public Radio]. Истории, которые они рассказывают, пользуясь преимуществами живого звука, открывают слушателям мир, новый и оригинальный, и, в то же время, навеянный архетипами. Марго Адлер [Margo Adler] признала это, когда сказала, что ее репортаж о бездомных, обитающих в подземке Нью-Йорка, родился из понимания мифа о герое, спускающемся в подземный мир. Совсем недавно на этом же радио прозвучала история о мальчике-аутисте — Мэтте Саваже [Matt Savage] — который в возрасте девяти лет стал виртуозным джазовым музыкантом. Репортер Марго Мелникоув [Margo Melnicove] попала в канву мифа о молодом герое, побеждающем враждебные обстоятельства. Но эта история дает нам и нечто новое: " До недавнего времени Мэтт Саваж не выносил музыки и большинства других звуков". Интенсивный курс аудиотерапии превратил неврологическое расстройство в дар, высвободив страсть к музыке, переданную в джазе. " Мы используем архетипы, — говорит лауреат Пулитцеровской премии Том Френч [Tom French], — Мы не можем позволить архетипам использовать нас". Как предостережение он приводит репортаж об опасности имплантантов груди для здоровья женщин. Исследование за исследованием подтверждают безопасность этой процедуры. Тем не менее, культура отказывается принять этот факт. Почему? Френч рассуждает, что это следствие архетипа " тщеславие должно быть наказано", или " злонамеренные акулы-корпорации хотят нажиться на отравлении женщин". Практикум 2. Когда читаете или слышите о военных действиях на Ближнем Востоке, ищите формы повествования, описанные выше в статье. 3. Проанализируйте написанное Вами за прошедший год. Можете ли Вы теперь вычленить соответствие или нарушение архетипических сюжетов? Переписали бы Вы их по-новому? 4. Порассуждайте на тему: Нужны ли символы? Какими они должны быть? Есть ли в Ваших материалах символы? Не выпирают ли они? № 11: Посторониться или покрасоваться Джорж Оруэлл писал: " Хорошее письмо, как окно". Лучшая проза обращает внимание читателя на мир, который она описывает, а не на эрудицию автора ее создавшего. Когда мы созерцаем горизонт за окном, мы не замечаем раму. И все-таки, рама ограничивает то, что мы видим, как писатель ограничивает наше видение истории. Большинство писателей имеют по крайней мере две позиции. Одна говорит: " Не обращайте внимания на автора за сценой. Смотрите только на созданный им мир". Другая заявляет без тени смущения: " Смотрите, как я вытанцовываюсь. Разве я не умница? " В риторике две эти позиции имеют название. Первая называется преуменьшение или умолчание. Вторая — преувеличение или гипербола. Вот простой прием, который я использую. Чем серьезнее и напряженнее тема, тем больше самоустраняется автор, создавая впечатление, будто история " рассказывает себя сама". Если тема игрива и незначительна, автор может показать себя. Итак, посторониться или покрасоваться. Рассмотрим вступление к известной книге Джона Херси [John Hersey] " Хиросима": " Ровно в 8.15 утра шестого августа 1945 года по японскому времени, в тот самый момент, когда над Хиросимой взорвалась атомная бомба, мисс Тошико Сасаки, клерк в отделе персонала компании " East Asia Tin Works", только присела за стол в офисе завода и повернулась, чтобы заговорить с девушкой за соседним столом". Эта книга, которую многие называют самой значительной работой в публицистике XX века, начинается с самых ординарных обстоятельств, указания времени и даты и описания двух женщин, собирающихся заговорить. Взрыв бомбы практически спрятан внутри предложения. Поскольку мы можем представить, какой ужас последовал, умаление Херси охлаждает. В 1958 году Р. М. Маколл [R. M. Macoll], английский журналист, писал о казни мужчины и женщины в Саудовской Аравии. Мужчине быстро и четко отрубили голову, а женщину ожидала более жестокая участь: " Теперь притащили женщину. Вместе с мужчиной они убили ее бывшего мужа. Как и мужчине, ей меньше тридцати и она красивая. Ей также зачитали приговор, пока она стояла на коленях. Затем вперед выступил палач с деревянной дубинкой и нанес ей сто ударов по плечам. Когда избиение закончилось, женщина завалилась набок. После этого, появился грузовик, нагруженный камнями, и вывалил свой груз в кучу. По сигналу принца толпа рванула и начала забрасывать женщину камнями до смерти. Трудно определить, как она переносила последнюю и ужасную пытку, так как ее лицо было покрыто паранджой, а рот заткнут кляпом". Я легко могу представить вариант этого пассажа, написанный гневно и с отвращением, но я считаю простое описание происходящего живым и трогающим, оно оставляет место для моей собственной эмоциональной и интеллектуальной реакции, что это жестокое и нетипичное наказание придумано для того, чтобы женщины знали свое место. Давайте противопоставим такое умолчание колкому стилю журналиста " Assosiated Press" Сола Петта [Saul Pett], который создал следующее описание колоритного мэра Нью-Йорка Эда Коха [Ed Koch]: " Он самое свежее произведение в Нью-Йорке со времен рубленой печенки, смешение метафор о политике, антитеза шаблонного лидера, неподконтрольный, открытый, неблагоразумный, спонтанный, забавный, напористый, независимый от политических блоков, некрасивый, немодный, и в то же самое время, харизматичный человек, странным образом в ладу с собой во враждебном месте, мэр, который управляет самым большим Вавилоном страны с нескрываемой радостью". Проза Петта бьет через край, свежая струя, каким и был сам мэр. Хотя региональные политики и могут быть серьезной темой, данный контекст позволяет Петту дать феерический обзор. Талантливый дока-автор, по словам Анны Квиндлен [Anna Quindlen], " может дописаться до первой полосы", как сделал репортер-расследователь Бил Нотингем [Bill Nottingham], когда редактор поставил его освещать местную телеигру для детей " Произнеси по буквам" [14]: " Тринадцатилетний Лэйн Бой [Lane Boy]в произнесении по буквам то же, что Малыш Билли [15] в криминальных разборках — стальные нервы и собранная точность". Чтобы понять разницу между преуменьшением и преувеличением, вспомните разницу между двумя фильмами Стивена Спилберга [Steven Spielberg]. В " Списке Шиндлера" Спилберг скорее намекает на ужасы холокоста, чем показывает их в фильме. В черно-белой ленте он заставляет нас следить за жизнью и неизбежной смертью еврейской девочки в красном. " Спасти рядового Райана" открывают жестокие и кровавые подробности военных действий на берегу Франции во время высадки в Нормандию, здесь есть изуродованные части тела и кровоточащие раны. Лично я предпочитаю более сдержанный подход, когда автор оставляет пространство для моего воображения. Практикум 2. Просмотрите материалы, написанные после трагедии 11 сентября. Какие материалы кажутся Вам " сдержанными", а какие " перенасыщенными"? 3. Почитайте юмористические рассказы таких авторов, как Вуди Ален [Woody Allen], Рой Блоунт Мл. [Roy Blount Jr.], Дэйв Барри [Dave Barry], С. Дж. Перлман [S. J. Pearlman] или Стив Мартин [Steve Martin]. Ищите и гиперболы и литоты. № 12: Контролируйте ритм Контролируйте ритм статьи, изменяя длину предложений. Длинные предложения создают течение, которое несет читателя по реке понимания. Этот эффект Дон Фрай [Don Fry] называет " ровное продвижение". Или жмите на тормоза. Автор контролирует темп статьи — медленный, быстрый или нечто среднее — и варьирует длину предложений, чтобы создать музыку, ритм статьи. Хотя метафоры на тему музыки и скорости могут показаться туманными начинающему писателю, их можно понять, задавая практические вопросы. Какой длины предложение? Где запятая, где точка? Сколько точек должно быть на абзац? Люди пишущие называют три веские причины, чтобы замедлить темп статьи: — Объяснить сложное. — Создать напряжение. — Сосредоточиться на переживаниях. Рассмотрим этот необычный лид к статье о городском бюджете: " Вы живете в Санкт-Петербурге (штат Флорида)? Хотите помочь потратить 548 миллионов долларов? Это деньги, которые Вы платите в виде налогов и сборов правительству. Вы избираете местную власть, и, как Ваши избранники, они готовы выслушать Ваши идеи о том, куда потратить деньги. Мэр Рик Бэйкер [Rick Baker]и его команда уже решили, как бы они потратили эти деньги. В семь часов вечера в четверг Бэйкер будет просить согласия Городского совета. А члены Совета выскажут свои идеи. У вас есть право высказаться на этом собрании. Каждый житель получит три минуты, чтобы сказать Совету и мэру, что он или она думает. Но зачем Вам это делать? Затем. Как город потратит эти деньги, повлияет на многое, что Вас волнует". Не каждый журналист одобрит такой стиль применительно к теме правительства, но автор, Брайан Гилмер [Bryan Gilmer], завоевывает доверие тем, что я называю " предельная ясность". Гилмер облегчает начало чтения, используя короткие предложения и абзацы. Точки дают читателю время, чтобы вникнуть. В то же время, такая форма позволяет имитировать живой разговор. Но ясность не единственный повод писать короткими предложениями. Давайте взглянем на драматизм и силу эмоций, то, что многие называют эффект " Иисус плакал". Чтобы передать бесконечную печаль Иисуса при известии о смерти Лазаря автор Библии написал самое короткое предложение — из двух слов: " Иисус плакал" [18]. Я осознал силу длины предложений, когда прочел знаменитое эссе Норманна Мэйлера [Norman Mailer] " Смерть Бенни Парета" [Benny Paret]. Мэйлер всегда писал о боксе, и в этом эссе он описывает, как претендент на победу Эмиль Гриффит [Emile Griffith]забил Бенни Парета до смерти на ринге после того, как последний усомнился мужественности Гриффита. Репортаж Мэйлера захватывает, мы оказываемся на ринге, чтобы стать свидетелями ужасных событий: " Парет оказался зажат в углу. Пытаясь увернуться, его левая рука и голова запутались в верхней веревке. Гриффит был тут как тут, как кошка, готовый растерзать огромную зажатую крысу. Он нанес 18 ударов кряду, на что ушло три-четыре секунды; все время атаки Гриффит издавал сдерживаемое хныканье, его правая рука ходила, как поршень, который прорвался сквозь картер двигателя или как бейсбольная бита, крушащая тыкву". Обратите внимание на ритм, созданный Мэйлером. Он начинает абзац тремя короткими предложениями, завершая развернутым предложением с метафорой движения и насилия. По мере того, как становится ясно, что травмы Парета фатальны, предложения у Мэйлера становятся короче и короче: " Местный врач запрыгнул на ринг. Он наклонился. Он оттянул веко Парета. Посмотрел на выкатившиеся белки. И дал глазам закрыться. Но они поддерживали жизнь Парета достаточно, чтобы довезти его до больницы, где он протянул еще несколько дней. Он был в коме. Он уже не вышел из нее. Если бы он жил, он был бы растением. Его мозг был вынесен". Все это драматизм. Все это эмоциональная сила. Все это короткие предложения. В книге " 1985" Гари Провост [Gary Provost] создал следующую демонстрацию того, что происходит, когда автор экспериментирует с длиной предложений: " В этом предложении пять слов. А вот еще пять слов. Предложения из пяти слов хорошие. Но несколько подряд становятся монотонными. Смотрите, что с ними происходит. Такое письмо становится скучным. Его звук становится ровно однообразным. Это звучит, как заевшая пластинка. Ухо требует от вас разнообразия. Теперь послушайте. Я изменяю длину предложения, и я создаю музыку. Музыка. Письмо поет. У него приятный ритм, мелодика, гармония. Я использую короткие фразы. И я использую фразы средней длины. А иногда, когда я уверен, что читатель отдохнул, я увлеку его фразой подлиннее, фразой, полной энергии, фразой-крещендо, с барабанной дробью, с ударами тарелок, со звуками, которые говорят: послушай, это что-то важное". Итак, пишите, комбинируя длинные, средние и короткие предложения. Создавайте звуки, приятные для слуха читателя. Не пишите просто слова. Пишите музыку. Практикум 1. Просмотрите несколько Ваших последних работ, анализируя длину предложений. Комбинируя предложения или разделяя их, попробуйте создать ритм, сообразный теме и тону статьи. 2. Когда читаете любимых авторов, обращайте внимание на чередование длины предложений. Выделите " сильные" очень короткие и очень длинные предложения. 3. Большинство авторов думают, что короткие предложения подгоняют читателя, но я утверждаю, что они замедляют чтение, что все точки — это знаки " стоп". Обсудите эту проблему с коллегами, пришли ли Вы к единому мнению. 4. Почитайте детские книги, особенно для самых маленьких. Посмотрите, сможете ли Вы оценить эффект от изменения длины предложения. № 13: Показывайте и рассказывайте В этом месте учителей называют " инструктирующими единицами". Лестница абстракции остается одной из наиболее полезных моделей мышления и письма, когда-либо созданных. Популяризированная С. И. Хайакавой [S. I. Hayakawa] в книге 1939 года " Язык в действии" [Language in Action], лестница была принята и усовершенствована сотней способов, чтобы помочь людям думать ясно и доносить смысл. Самый простой способ разобраться с этим приемом — это начать с самого названия. Лестница абстракции. Название состоит из двух существительных. Первое — " лестница", специальное приспособление, которое можно увидеть, подержать в руках и залезть на него. Это можно ощутить. С помощью лестницы можно что-то делать. Приставить к дереву, чтобы спасти Вашего кота по кличке Вуду. Низ лестницы опирается на конкретный, " бетонный" язык фактов. Бетон жесткий, вот почему, когда падаешь с вершины лестницы, можно сломать ногу. Второе слово — " абстракция". Его нельзя съесть, нельзя понюхать или измерить. Его трудно привести в качестве примера. Оно обращается не к чувствам, а к интеллекту. Это идея, которая требует объяснения на примерах. Раннее эссе Джона Апдайка начинается так: " Мы живем в эру ненужных изобретений и негативных усовершенствований". Язык общий и абстрактный, почти наверху нашей лестницы. Он провоцирует нашу мысль, но какое конкретное доказательство наводит Апдайка на такое заключение? Ответ во втором предложении: " Возьмем пивную банку". А конкретнее, Апдайк жалуется, что изобретение банки с быстрой открывалкой разрушило подлинный опыт питья пива. " Открывалка" и " пиво" находятся в самом низу лестницы, " подлинный опыт" — наверху. Мы получили этот языковой урок еще в детском саду, когда играли в " Покажи и расскажи". Когда мы показывали классу бейсбольную карточку с изображением Микки Мантла [Mickey Mantle] 1957 года, мы находились внизу лестницы. Когда мы рассказывали ребятам о том, каким великим для Микки был сезон 1956 года, мы начинали взбираться по лестнице вверх, по направлению к значению " величие". Давайте представим образованного репортера, которому нужно осветить собрание местного школьного совета. Возможно, тема обсуждения новый список книг, обязательных для чтения. Вряд ли репортер услышит историю малышки Бесси Джонс, третьеклассницы в классе миссис Гриффит в начальной школе Галфпорта [Gulfport]. Девочке придется еще раз проучиться в третьем классе, так как она не прошла государственный тест по чтению. Бесси рыдала, когда мама показала ей результат теста. Вряд ли он услышит и членов школьного совета, поднимающихся к вершине лестнице, чтобы обсудить " важность уровня грамотности в образовании, выборе призвания и гражданстве". Язык школьного совета возможно застрянет на середине лестницы: " сколько потребуется инструктирующих единиц, чтобы выполнить объем и последовательность списка? " — может спросить эксперт по обучению. Кэролин Мэйтален, отличный педагог из Южной Каролины, учила меня: когда журналисты создают прозу, которую читатель не может ни увидеть, ни понять, они застряли на половине лестницы. Давайте посмотрим, как хорошие авторы перемещаются вверх и вниз по лестнице абстракции. Разберем Лид Джонатана Бора [Johnathan Bor] об операции по пересадке сердца: " Здоровое семнадцатилетнее сердце качает дар жизни в тридцатичетырехлетнем Брюсе Мюррее после четырехчасовой операции по пересадке сердца, которая прошла в пятницу, по словам врачей, без сучка и задоринки". Это сердце в самом низу лестницы — второго такого сердца нет нигде в мире — но кровь, которую оно качает, обозначает нечто большее — " дар жизни". Такие движения вверх по лестнице отрывают от земли, создают эффект, который многие авторы называют " возвышение". Один из великих американских писателей о бейсболе — Томас Бозвелл [Thomas Boswell] — написал эссе о старении атлетов: " Уборщики приходят в полночь, крадутся по едва освещенному пустому полю с ленивыми метлами и томными, поливальными шлангами. Весь сезон они убирают мертвые остатки игры. Теперь, в угасающие дни сентября — октября, они пришли забрать души бейсбола. Возраст — дворник, травма — его метла. Вперемежку с отправляющимися в помойную кучу, мы найдем наших старых друзей, которых задвинули в мусорную корзину истории бейсбола". Абстрактные " мертвые остатки" очень скоро становятся видимыми " использованными пивными стаканами" и " перемазанными горчицей обертками". А уборщики с вполне реальными метлами и шлангами трансформируются в смерть с косой в поисках бейсбольных душ. Метафора и уподобление помогают нам понять абстракцию через сравнение с конкретными вещами. " Цивилизация — это река с берегами, " — писал Вилл Дюрант [Will Durant], задействуя оба конца лестницы. " Река иногда полна крови от убийств, воровства, криков и прочих действий, которые обычно записывают историки; в то время, как на берегах реки, незаметно люди строят дома, занимаются любовью, растят детей, поют песни, сочиняют стихи и даже вырезают фигурки. История цивилизации — это история берегов. Историки пессимисты, потому что игнорируют берега ради реки". Практикум 2. Найдите статьи о бюрократии и общественности, которые, на Ваш взгляд, застряли в середине лестницы абстракции. Что нужно переделать (спуститься или подняться по лестнице), чтобы читатель смог увидеть или понять? 3. Послушайте слова песен, чтобы услышать, как язык двигается по лестнице абстракции. " Свобода лишь еще одно слово для тех, кому нечего терять". Или " Война? Для чего она хороша? Совсем не для чего". Или " Я люблю большие попки и я не могу врать…" Обратите внимание, как конкретные слова используются в музыке для выражения абстрактных понятий: любовь, надежда, желание и страх. 4. Перечитайте свои работы и попробуйте описать в двух-трех словах, о чем эта статья " на самом деле". О дружбе, о потере, о наследстве, о предательстве? Есть ли средства сделать эти понятия доступнее читателю? 5. Задайте в Google поиск на слова " лестница абстракции". Тяготение к интересным именам, строго говоря, не прием, но условие, такое приятное литературное добавление. Я как-то написал статью об имени З. Зайзор [Z. Zyzor] — последнем имени в телефонном справочнике жителей Санкт-Петербурга, штат Флорида. Имя оказалось вымышленным, когда-то давно его придумали работники почты, чтобы в случае необходимости, родственники могли позвонить им, просто набрав последний номер в телефонной книге. Что привлекло мое внимание? Имя. Я подумал, что скрывает " З": Зельда Зайзор, Зорро Зайзор? Каково это быть всегда последним в списке фамилий? Беллетристы, естественно, придумывают имена своим героям, имена, которые становятся настолько привычными, что превращаются в часть нашего культурного воображения: Рип Ван Винкль [Rip Van Winkle], Икабод Крэйн [Ichabod Crane], Эстер Принн [Hester Prynne], Капитан Ахаб [Captain Ahab], Исмаил [Ishmael], Гекльберри Финн [Huckleberry Finn], Холден Колфилд [Holden Caulfield]. Спорт и развлечения — вот неистощимый колодец интересных имен: Бэйб Рут [Babe Ruth], Джэки Робинсон [Jackie Robinson], Микки Мантл [Mickey Mantle], Зола Бадд [Zola Budd], Джонни Юнитас [Johnny Unitas], Джо Монтана [Joe Montana], Шакил О'Нил [Shaquille O'Neal], Спайк Ли [Spike Lee], Мэрлин Монро [Marilyn Monro], Элвис Пресли [Elvis Presley]. Авторов влечет к историям, которые происходят в городах с интересными названиями: — Киссимии [Kissimmee], Флорида — Баунтифул [Bountiful], Юта — Интеркорс [Intercourse], Пенсильвания — Муз Джоу [Moose Jaw], Саскачеван — Форт Додж [Fort Dodge], Айова — Опп [Opp[36]], Алабама Но лучшие имена, словно по мановению волшебной палочки, принадлежат реальным людям, которые попадают в новости. Лучшие репортеры замечают и используют преимущество совпадений имени и обстоятельств. Статья в " Балтимор Сан" [Baltimore Sun] повествует печальную историю женщины, чья привязанность к мужчине привела к смерти двух ее дочерей. Мать звали Сьерра Сван [Sierra Swan]. Несмотря на лирическое имя, вызывающее образ естественной красоты, она разлагалась в мрачной обстановке, " где героин и кокаин продаются на обочине, под пустыми взглядами заколоченных окон". Автор проследил ее падение не в лапы наркотиков, а " попадание под влияние сожителя Натаниэля Бродвея [Nathaniel Broadway]". Сьерра Сван. Натаниэль Бродвей. Писатель не смог бы придумать имена более подходящие и интересные. Я наугад открыл записную книжку и обнаружил следующие имена на следующих друг за другом страницах: — Даниэлла Молл [Danielle Mall] — Чарли Малетт [Charlie Mallette] — Холлис Малликоат [Hollis Mallicoat] — Илир Молкази [Ilir Mallkazi] — Эва Мало [Eva Malo] — Мэри Малуф [Mary Maloof] — Джо Малпигли [Joe Malpigli] — Джон Мамагона [John Mamagona] — Лакмика Манаваду [Lakmika Manawadu] — Кай Манг [Khai Mang] — Рудольф Манго [Rudolph Mango] — Людвиг Мангольд [Ludwig Mangold] Имена иногда дают предысторию, снабжая нас этническими данными, темой поколений и свойствами характера (Великолепный американский теолог Мартин Марти [Martin Marty], обладая недюжинным чувством юмора, говорил о себе как о " Марти Марти"). Интерес автора к именам часто перекидывается на предметы. Роальд Дал [Roald Dahl], снискавший популярность как автор романа " Чарли и шоколадная фабрика", вспоминает свое детство в магазинах конфет, где он мечтал о сладостях: " Глаза быка" и старомодные леденцы " Уловка", и Клубничная карамелька, и Мятные льдинки, и Кислотные леденцы, и Грушевые леденцы, и Лимонные леденцы… Моими любимыми были Шербет-сосулька и Лакричные шнурки. А что уже говорить о " Гобстопперах" и " Щекотке в носу". Сложно найти писателя с большим интересом к именам, чем Владимир Набоков. Возможно, из-за того, что он писал и по-русски, и по-английски и серьезно занимался бабочками, Набоков расчленял слова и образы, выискивая глубинные смыслы. Его величайший антигерой, Гумберт Гумберт, начинает рассказ о Лолите этим незабываемым абзацем: " Лолита, свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя. Ло-ли-та: кончик языка совершает путь в три шажка вниз по небу, чтобы на третьем толкнуться о зубы. Ло. Ли. Та. Она была Ло, просто Ло, по утрам, ростом в пять футов (без двух вершков и в одном носке). Она была Лола в длинных штанах. Она была Долли в школе. Она была Долорес на пунктире бланков. Но в моих объятьях она была всегда: Лолита". В великом и скандальном романе Набоков приводит алфавитный список одноклассниц Лолиты, начиная с Грации Анджель и заканчивая Леной Шленкер. Роман буквально становится справочником американских названий местечек, начиная с того, как мы называем гостиницы: " все эти " Закаты", " Перекаты", " Чудодворы", " Красноборы", " Красногоры", " Просторы", " Зеленые Десятины", " Мотели-Мотыльки", — и заканчивая забавными надписями на туалетах: " Парни" — " Девки" (TM), " Иван да Марья", " Он" и " Она", и даже " Адам" и " Ева". Что в имени тебе моем? Для внимательного автора, и пытливого читателя, ответ может быть шутка, подробность, обаяние, аура, характер, совпадение, психоз, осуществление, наследство, украшение, осуждение и обладание. В некоторых культурах, если я знаю и могу произнести Ваше имя — я владею Вашей душой. Рампелстилтскин. 2. Дж. К. Роулинг — чрезвычайно популярный автор серии о Гарри Поттере. Среди ее многих талантов дар присваивания имен. Вспомните ее героев: Альбус Дамблдор или Сириус Блэк или Хеомиона Гранжер. И антагонист Гарри Поттера — Драко Малфой с приспешниками Краббом и Гойлом. Прочтите один из романов о Гарри Поттере, обращая особое внимание на грандиозную вселенную имен, выдуманных автором. 3. Начните записывать интересные, характерные имена и названия мест вокруг Вас в дневник. 4. В следующий раз, для статьи, проведите интервью с экспертом, который объяснит непонятные названия: цветы в саду, части двигателя, ветви семейного древа, породы кошек. Подумайте, как это можно использовать в тексте. № 15: Раскрывайте черты характера Я когда-то прочитал в " USA Today" историю о юной серфингистке с Гавайев, которой акула откусила руку. Статья Джил Либер [Jill Lieber] начиналась так: " Бетани Гамильтон [Bethany Hamilton] всегда была сострадательным ребенком. Но после того, как акула лишила чудесную серфингистку левой руки на Хэллоуин, ее сострадание стало глубже". Главные слова этого лида " сострадательная" и " сострадание". Авторы часто используют прилагательные, образованные от абстрактных существительных, чтобы обрисовать характер. Какой-нибудь писатель говорит нам, что владелец магазина был " энергичный", что юрист выступал " увлеченно" в заключительном слове, или что школьницы были " популярны" среди сверстников. Некоторые прилагательные — такие как " бледный", " светловолосый" или " окрыленный" — помогают нам увидеть. Однако прилагательные типа " популярный" и " сострадательный" передают только общий смысл и почти бесполезны при описании людей. Читатель, который встречает такие слова, молчаливо требует примеров, доказательств. Не надо просто говорить, мистер Писатель, что супердевушка-серфиргистка сострадательна. Покажите мне. И Джил Либер показывает: Автор рассказывает, как с больничной постели Бетани Гамильтон " настаивает, заливаясь слезами", что тигровую акулу, весом в 1500 фунтов, которая на нее напала, " не надо наказывать". Позже девушка встречается со слепым психологом и предлагает ему положенную ей благотворительную помощь, чтобы " профинансировать операцию по восстановлению зрения". " А в декабре, во время медиа-тура по Нью-Йорку Гамильтон растрогала еще больше сердец. Она внезапно сняла с себя лыжную куртку и отдала ее бездомной девочки, сидящей у входа в метро на Тайм Сквер. Оставаясь в одной майке, Гамильтон отменила веселый поход по магазинам и объявила, что у нее и так уже слишком много вещей". Теперь я вижу. Что девочка действительно сострадательна. Лучшие авторы создают живые картинки, которые раскрывают характеры людей, их желания, надежды и страхи. В статье для газеты " New York Times" Изабель Вилкерсон [Isabel Wilkerson] описывает отчаянный страх матери за своих детей, но при этом избегает прилагательных типа " отчаянный" и " страшный". Вместо этого, она показывает нам женщину, собирающую детей в школу: " Затем она опрыскивает их. Она встряхивает
|