Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Языковая значимость с концептуальной стороны






 

Когда говорят о значимости слова, обыкновенно и прежде всей думают о его свойстве репрезентировать понятие — это действительно один из аспектов языковой -значимости. Но если это так, то чем же значимость отличается от того, что мы называем значением? Являются ли эти два слова синонимами? Мы этого не думаем, хотя смешать их легко, темболее что этому способствует не столько сходство терминов, сколько тонкость обозначаемых ими различий.

Значимость, взятая в своем концептуальном аспекте, есть, конечно, элемент значения, н весьма трудно выяснить, чем это послед нее отличается от значимости, находясь вместе с тем в зависимости от нее. Между тем этот вопрос разъяснить необходимо, иначе мы рискуем низвести язык до уровня простой номенклатуры (см. стр. 98)

Возьмем прежде всего значение, как его обычно понимают и как мы его представили выше (см. стр. 99 и сл.)

 

Как показывают стрелки на схеме, значением является то, что находится в отношении соответствия (contre-partie) с акустическим образом. Все происходит между акустическим образом и понятием в пределах слова, рассматриваемогокак нечто самодовлеющее v замкнутое в себе.

Но вот в чем парадоксальность вопроса: с одной стороны, поня­тие представляется нам как то, что находится в отношении соответ­ствия с акустическим образом внутри знака, а с другой стороны, caм этот знак, то есть связывающее оба его компонента отношение, так же и в той же степени находится к свою очередь в отношении соответствия с другими знаками языка.

Раз язык есть система, все элементы которой образуют целое, i значимость одного элемента проистекает только от одновременного наличия прочих, согласно нижеследующей схеме, то спрашивается, как определенная таким образом значимость может быть спутана ее значением, то есть с тем, что находится в соответствии с акустическим образом?

 

 


 

Представляется невозможным приравнивать отношения, изображенные здесь горизонтальными стрелками, к тем, которые вы те, на предыдущей схеме, изображены стрелками вертикальными Иначе говоря, повторяя сравнение с разрезаемым листом бумаги (см. стр. 145), мы не видим, почему отношение, устанавливаемое между отдельными листами А, В, С, D и т. д., не отличается от отношения, существующего между лицевой и оборотной сторонами одного и того же листа, а именно А: А΄ , В: В΄ и т. д.

Для ответа на этот вопрос прежде всего констатируем, что и за пределами языка всякая значимость [именуемая в этом случае ценностью] всегда регулируется таким же парадоксальным принципом

В самом деле, для того чтобы было возможно говорить о ценности необходимо:

1) наличие какой-либо непохожей вещи, которую можно обменивать на то, ценность чего подлежит определению;

2) наличие каких-то сходных вещей, которые можно сравнивать с тем, о ценности чего идет речь.

Оба эти фактора необходимы для существования ценности. Так для того, чтобы определить, какова ценность монеты в 5 франков нужно знать: 1) что ее можно обменять на определенное количество чего-то другого, например хлеба, и 2) что ее можно сравнить с подобной ей монетой той же системы, например с монетой в один франк, или же с монетой другой системы, например с фунтом стерлингов и т. д. Подобным образом и слову может быть поставлено в соответствие нечто не похожее на него, например понятие, а с другой стороны, оно может быть сопоставлено с чем-то ему однородным, а именно с другими словами. Таким образом, для определения значимости слова недостаточно констатировать, что оно может быть сопоставлено с тем или иным понятием, то есть что оно имеет то или иное значение; его надо, кроме того, сравнить с подобными ему значимостями, то есть с другими словами, которые можно ему противопоставить. Его содержание определяется как следует лишь при под держке того, что существует вне его. Входя в состав системы, слово облечено не только значением, но еще главным образом значимостью, а это нечто совсем другое.

Для подтверждения этого достаточно немногих примеров. Французское слово mouton «баран», «баранина» может совпадать по значению с английским слоном sheep «баран», не имея с ним одинаковой значимости, и это по многим основаниям, в частности потому, что говоря о приготовленном и поданном на стол куске мяса, англичанин скажет mutton, а не sheep. Различие в значимости между англ. sheep и франц. mouton связано с тем, что в английском наряду с sheep есть другое слово, чего нет во французском.

Внутри одного языка слова, выражающие близкие понятия, oг- раничивают друг друга: синонимы, например redouter «опасаться» craindre «бояться», avoir peur «испытывать страх», обладают значимостью лишь в меру взаимного противопоставления; если бы не существовало redouter, то все его содержание перешло бы к его конкурентам. И наоборот, бывают слова, обогащающиеся от контакта с другими словами: например, новый элемент, привходящий в значимость decrepit (un vieillard decrepit «дряхлый старик»; см. стр 116), появляется и силу наличия рядом с этим словом другого сло­ва—decrepi (un mur decrepi «облупившаяся стена»). Итак, значимость любого слова определяется всем тем, что c ним связано; даже у сло­ва со значением «солнце» вряд ли возможно установить непосредст­венно его значимость, если не принять и соображение все то, чтj связано с этим словом; есть языки, в которых немыслимо, например, выражение «сидеть на солнце».

Сказанное выше о словах имеет отношение к любым явление языка, например к грамматическим категориям. Так, например значимость французского множественного числа не покрывает значимости множественного числа в санскрите, хотя их значение чаще всего совпадает: дело в том, что санскрит обладает не двумя, а тремя числами («мои глаза», «мои уши», «мои руки», «мои ноги» имели бы в санскрите форму двойственного числа); было бы неточно приписывать одинаковую значимость множественному числу в санскритском и французском языках, так как в санскритском языке множественное число употребляется не во всех тех случаях, где oно употребляется во французском; следовательно, значимость множественного числа зависит от того, что находится вне и вокруг не [в системе].

Если бы слова служили для выражения заранее данных понятий, то каждое из них находило бы точные смысловые соответствие в любом языке; но в действительности это не так. По-французски говорят louer (une maison) как в смысле «снять (дом)», так и в смысле «сдать (дом)», тогда как в немецком языке употребляются для этого два слова—mieten «снять» и vermieten «сдать», —так что точного соответствия значимостей не получается. Немецкие глаголы schä tzen «ценить» и urteilen «судить» представляют совокупность значений, соответствующих в общем и целом значениям французских слов estimer «ценить» и juger «судить»; однако во многих случае точность этого соответствия нарушается.

Словоизменение представляет в этом отношении особо поразительные примеры. Столь привычное нам различение времен чуждо некоторым языкам: в древнееврейском языке нет даже самого основного различения прошедшего, настоящего и будущего. В прагерманском языке не было особой формы для будущего времени; когда говорят, что в нем будущее передается через настоящее время, то выражаются неправильно, так как значимость настоящего времени в прагерманском языке не равна значимости его в тех языках, где наряду с настоящим временем имеется будущее время. Славянские языки последовательно различают в глаголе два вида: совершенный вид представляет действие и его завершенности, как некую точку, вне всякого становления; несовершенный вид—действие в процессе совершения и на линии времени. Эти категории затрудняют француза, потому что в его языке их нет; если бы они былипредустановлены [вне зависимости от языка], таких затруднена бы не было. Во всех этих случаях мы, следовательно, находим вместо заранее данных понятий значимости, вытекающие из самой системы языка. Говоря, что они соответствуют понятиям, следует подразумевать, что они в этом случае чисто дифференциальны, то есть определяются не положительно — своим содержанием, но отрицательно — своими отношениями к прочим членам системы. И наиболее точная характеристика сводится к следующему: быть тем, чем не являются другие.

Отсюда становится ясным реальное истолкование схемы знака. Схема

 

 


означает, что понятие «судить» связано с акустическим образом судить, — одним словом, схема иллюстрирует значение. Само собой разумеется, что в понятии «судить» нет ничего изначального, что оно является лишь значимостью, определяемой своими отношениями к другим значимостям того же порядка, и что без них значение не существовало бы. Когда я ради простоты говорю, что данное слово что-то означает, когда я исхожу из ассоциации акустического обра­за с понятием, то я этим утверждаю то, что может быть верным лишь до некоторой степени и что может дать лишь частичное представле­ние о действительности; но я тем самым ни в коем случае не выражаю языкового факта во всей его сути и во всей его полноте.

 

 

Стр. 155 – 159

 


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.007 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал