Энгельс

Когда мы подвергаем мысленному рассмотрению природу или историю человечества или нашу собственную духовную деятель­ность, то перед нами сперва возникает картина бесконечного сплетения связей и взаимодействий, в которой ничто не остается неподвижным и неизменным, а все движется, изменяется, возника­ет и исчезает. Этот первоначальный, наивный, но по сути дела правильный взгляд на мир был присущ древнегреческой филосо­фии и впервые ясно выражен Гераклитом: все существует и в то же время не существует, так как все течет, все постоянно изменяется, все находится в постоянном процессе возникновения и исчезнове­ния. Несмотря, однако, на то, что этот взгляд верно схватывает общий характер всей картины явлений, он все же недостаточен для объяснения тех частностей, из которых она складывается, а пока мы не знаем их, нам неясна и общая картина. Чтобы познавать эти частности, мы вынуждены вырывать их из их естественной или исторической связи и исследовать каждую в отдельности по ее свойствам, по ее особым причинам и следствиям и т. д. В этом состо­ит, прежде всего, задача естествознания и исторического исследова­ния, т. е. тех отраслей науки, которые по вполне понятным причи­нам занимали у греков классических времен лишь подчиненное место, потому что грекам нужно было раньше всего другого нако­пить необходимый материал. Начатки точного исследования приро­ды получили дальнейшее развитие впервые лишь у греков алексан­дрийского периода, а затем, в средние века, у арабов. Настоящее же естествознание начинается только со второй половины XV века, и с этого времени оно непрерывно делает все более быстрые успехи. Разложение природы на ее отдельные части, разделение различных процессов и предметов природы на определенные классы, исследо­вание внутреннего строения органических тел по их многообразным анатомическим формам – все это было основным условием тех исполинских успехов, которые были достигнуты в области позна­ния природы за последние четыреста лет. Но тот же способ изуче­ния оставил нам вместе с тем и привычку рассматривать вещи и процессы природы в их обособленности, вне их великой общей связи, и в силу этого – не в движении, а в неподвижном состоянии, не как существенно изменчивые, а как вечно неизменные, не жи­выми, а мертвыми. Перенесенный Бэконом и Локком из естество­знания в философию, этот способ понимания создал специфиче­скую ограниченность последних столетий – метафизический спо­соб мышления.

Для метафизики вещи и их мысленные отражения, понятия, суть отдельные, неизменные, застывшие, раз и навсегда данные предметы, подлежащие исследованию один после другого и один независимо от другого. Он мыслит сплошными неопосредство­ванными противоположностями; речь его состоит из: «да – да, нет – нет; что сверх того, то от лукавого». Для него вещь или существует, или не существует, и точно так же вещь не может быть самой собой и в то же время иной. Положительное и отрицательное абсолютно исключают друг друга; причина и следствие по отноше­нию друг к другу тоже находятся в застывшей противоположности. Этот способ мышления кажется нам на первый взгляд вполне приемлемым потому, что он присущ так называемому здравому человеческому рассудку. Но здравый человеческий рассудок, весь­ма почтенный спутник в четырех стенах своего домашнего обихода, переживает самые удивительные приключения, лишь только он отважится выйти на широкий простор исследования. Метафизиче­ский способ понимания, хотя и является правомерным и даже необходимым в известных областях, более или менее обширных, смотря по характеру предмета, рано или поздно достигает каждый раз того предела, за которым он становится односторонним, ограни­ченным, абстрактным и запутывается в неразрешимых противоре­чиях, потому что за отдельными вещами он не видит их взаимной связи, за их бытием – их возникновения и исчезновения, из-за их покоя забывает их движение, за деревьями не видит леса. В обыденной жизни, например, мы знаем и можем с уверенностью сказать, существует ли то или иное животное или нет, но при более точном исследовании мы убеждаемся, что это иногда в высшей степени сложное дело, как это очень хорошо известно юристам, которые тщетно бились над тем, чтобы найти рациональную гра­ницу, за которой умерщвление ребенка в утробе матери нужно считать убийством. Невозможно точно так же определить и момент смерти, так как физиология доказывает, что смерть есть не внезапный, мгновенный акт, а очень длительный процесс. Равным об­разом и всякое органическое существо в каждое данное мгновение является тем же самым и не тем же самым; в каждое мгновение оно перерабатывает получаемые им извне вещества и выделяет из себя другие вещества, в каждое мгновение одни клетки его организма отмирают, другие – образуются; по истечении более или менее длительного периода времени вещество данного организма полностью обновляется, заменяется другими атомами вещества. Вот почему каждое органическое существо всегда то же и, однако, не то же. При более точном исследовании мы находим также, что оба полюса какой-нибудь противоположности – например, положительное и отрицательное – столь же неотделимы одни от другого, как и про­тивоположны, и что они, несмотря на всю противоположность между ними, взаимно проникают друг друга. Мы видим далее, что причина и следствие суть представления, которые имеют значение, как таковые, только в применении к данному отдельному случаю; но как только мы будем рассматривать этот отдельный случай в его общей связи со всем мировым целым, эти представления сходятся и переплетаются в представлении универсального взаимодействия, в котором причина и следствия постоянно меняются местами; те, что здесь или теперь является причиной, – становится там или тогда следствием и наоборот.

Все эти процессы и все эти методы мышления не укладываются в рамки метафизического мышления. Для диалектики же, для которой существенно то, что она берет вещи и их умственные отра­жения в их взаимной связи, в их сцеплении, в их движении, в их возникновении и исчезновении, – такие процессы, как выше­указанные, напротив, лишь подтверждают ее собственный метод исследования. Природа является пробным камнем для диалектики, и, надо сказать, что современное естествознание доставило для такой пробы чрезвычайно богатый, с каждым днем увеличиваю­щийся материал и этим материалом доказано, что в природе все совершается в конечном счете диалектически, а не метафизически.

К. Маркс, Ф. Энгельс. Избранные сочинения. – Т. 5. – М., 1986.

Ленин

Раздвоение единого и познание противоречивых частей его <... > есть суть (одна из «сущностей», одна из основных, если не основная, особенностей или черт) диалектики. <...> Пра­вильность этой стороны содержания диалектики должна быть про­верена историей науки. На эту сторону диалектики обычно (на­пример, у Плеханова) обращают недостаточно внимания: тожде­ство противоположностей берется как сумма примеров [«на­пример, зерно»; «например, первобытный коммунизм». То же у Энгельса. Но это «для популярности»...], а не как закон по­знания (и закон объективного мира).

В математике + и -. Дифференциал и интеграл.

> > механике действие и противодействие.

> > физике положительное и отрицательное электричество.

> > химии соединение и диссоциация атомов.

> > общественной науке классовая борьба.

Тождество противоположностей («единство» их, может быть, вернее сказать хотя различие терминов тождество и единство здесь не особенно существенно. В известном смысле оба верны) есть признание (открытие) противоречивых, взаимоисключающих, противоположных тенденций во всех явлениях и процессах при­роды (и духа и общества в том числе). Условие познания всех процессов мира в их «самодвижении», в их спонтанном разви­тии, в их живой жизни, есть познание их как единства противо­положностей. Развитие есть «борьба» противоположностей. Две основные (или две возможные? или две в истории наблюдавшиеся?) концепции развития (эволюции) суть: развитие как умень­шение и увеличение, как повторение, и развитие как единство противоположностей (раздвоение единого на взаимоисключаю­щие противоположности и взаимоотношение между ними).

При первой концепции движения остается в тени само дви­жение, его двигательная сила, его источник, его мотив (или сей источник переносится во вне –бог, субъект etc.). При второй концепции главное внимание устремляется именно на познание источника «самого» движения.

Первая концепция мертва, бледна, суха. Вторая – жизненна. Только вторая дает ключ к «скачкам», к «перерыву посте­пенности», к «превращению в противоположность», к уничтоже­нию старого и возникновению нового.

Единство (совпадение, тождество, равнодействие) противо­положностей условно, временно, преходяще, релятивно. Борьба взаимоисключающих противоположностей абсолютна, как абсо­лютно развитие, движение.

NB: отличие субъективизма (скептицизма и софистики etc.) от диалектики, между прочим, то, что в (объективной) диалек­тике относительно (релятивно) и различие между релятивным и абсолютным. Для объективной диалектики в релятивном есть абсолютное. Для субъективизма и софистики релятивное только релятивно и исключает абсолютное.

У Маркса в «Капитале» сначала анализируется самое простое, обычное, основное, самое массовидное, самое обыденное, мил­лиарды раз встречающееся, отношение буржуазного (товарного) общества: обмен товаров. Анализ вскрывает в этом простейшем явлении (в этой «клеточке» буржуазного общества) в с е противо­речия (respective зародыши всех противоречий) современного об­щества. Дальнейшее изложение показывает нам развитие (и рост и движение) этих противоречий и этого общества, в сумме его отдельных частей, от его начал до его конца.

Таков же должен быть метод изложения (respective изуче­ния) диалектики вообще (ибо диалектика буржуазного общества у Маркса есть лишь частный случай диалектики). Начать с само­го простого, обычного, массовидного etc., с предложения любо­го: листья дерева зелены; Иван есть человек; Жучка есть собака и т. п. Уже здесь (как гениально заметил Гегель) есть диалектика; отдельное есть общее. <...> Значит, противоположности (отдельное противоположно общему) тождественны: отдельное не существует иначе как в той связи, которая ведет к общему. Общее существует лишь в отдельном, через отдельное. Всякое отдельное есть (так или иначе) общее. Всякое общее есть (час­тичка или сторона или сущность) отдельного. Всякое общее лишь приблизительно охватывает все отдельные предметы. Всякое от­дельное тысячами переходов связано с другого рода отдельными (вещами, явлениями, процессами) и т. д. Уже здесь есть эле­менты, зачатки понятия необходимости, объективной связи при­роды etc. Случайное и необходимое, явление и сущность, име­ются уже здесь, ибо говоря: Иван есть человек; Жучка есть соба­ка; это есть лист дерева и т. д., мы отбрасываем ряд признаков как случайные, мы отделяем существенное от являющегося и противополагаем одно другому.

Таким образом, в любом предложении можно (и должно), как в «ячейке» («клеточке»), вскрыть зачатки всех элементов диалектики, показав таким образом, что всему познанию человека вообще свойственна диалектика. А естествознание показывает нам (и опять-таки это надо показать на любом простейшем примере) объективную природу в тех же ее качествах, превращение отдель­ного в общее, случайного в необходимое, переходы, переливы, взаимную связь противоположностей. Диалектика и есть тео­рия познания (Гегеля и) марксизма: вот на какую «сторону» дела (это не «сторона» дела, а суть дела) не обратил внимания Плеха­нов, не говоря уже о других марксистах. <...>

Диалектика как живое, многостороннее (при вечно увеличи­вающемся числе сторон) познание с бездной оттенков всякого подхода, приближения к действительности (с философской сис­темой, растущей в целое из каждого оттенка) – вот неизмеримо богатое содержание по сравнению с «метафизическим» материа­лизмом, основная беда коего есть неумение применить диалек­тику к Bildertheorie, к процессу и развитию познания.

Философский идеализм есть только чепуха с точ­ки зрения материализма грубого, простого, метафизического. Наоборот, с точки зрения диалектического материализма философский идеализм есть одностороннее, преувеличенное, uberschwengliches (Dietzgen) развитие (раздувание, распухание) одной из черточек, сторон, граней познания в абсолют, оторванный от материи, от природы, обожествленный. Идеализм есть поповщина. Верно. Но идеализм философский есть («чернее» и «кроме того») дорога к поповщине через один из оттенков бесконечно сложного сознания (диалектического че­ловека.

Познание человека не есть (respective не идет по) прямая ли­ния, а кривая линия, бесконечно приближающаяся к ряду кругов, к спирали. Любой отрывок, обломок, кусочек этой кривой линии может быть превращен (односторонне превращен) в самостоя­тельную, целую, прямую линию, которая (если за деревьями не видеть леса) ведет только в болото, в поповщину (где ее закрепляет классовый интерес господствующих классов). Пря­молинейность и односторонность, деревянность и окостенелость, субъективная слепота voila (вот) гносеологические корни идеа­лизма. А у поповщины (= философского идеализма), конечно, есть гносеологические корни, она не беспочвенна, она есть пус­тоцвет, бесспорно, но пустоцвет, растущий на живом дереве, живого, плодотворного, истинного, могучего, всесильного, объек­тивного, абсолютного, человеческого познания.

Ленин В.И. Полн. собр. соч. – Т. 29. – С. 316-322.