POV Avt. На следующий день, после занятий Том поехал в больницу, предварительно позвонив Хельге, и когда он приехал

На следующий день, после занятий Том поехал в больницу, предварительно позвонив Хельге, и когда он приехал, она его уже ждала в кабинете.
- Привет, дорогой, проходи.
Том сел, опершись локтями о колени и глядя на конверт в руках.
- Как ты, Том? - Хельга внимательно смотрела на бледного парня.
- Нормально. Я просто улетаю во вторник, у меня практика в Мюнхене.
Хельга вздохнула украдкой.
- Да, твоя мама мне сказала. Я понимаю, как это тяжело для тебя.
Том кивнул.
- Милый, все будет хорошо. Поверь, Биллу лучше с каждым днем. Он молодец, очень быстро восстанавливается.
- Правда? - Том вскинул взгляд на Хельгу, и этим взглядом ее почти обожгло. Столько было в нем неприкрытого обожания, любви и восторга. Даже постороннему человеку это было понятно, а Хельге – тем более. Как же она, взрослая женщина, завидовала сейчас этим двум подросткам, их очень сложным, но замечательным отношениям и чувствам.
- Это хорошо, - Том опустил глаза, но нежная улыбка продолжала играть на его губах.
- Это действительно очень хорошо, дорогой. - Хельга тоже улыбалась. - Я думаю, что эти три недели пройдут нормально и для тебя, и для него, теперь будет все дело во времени, необходимом для реабилитации. Месяц, может чуть больше, или меньше. Все будет зависеть от результатов анализов. В этом случае невозможно устанавливать какие-то жесткие сроки.
- Я понимаю. Но в понедельник мы сможем встретиться, точно? - и взгляд полный надежды.
- Конечно, Том. И, если все будет так, как идет сейчас, вы сможете пообщаться около получаса.
- Правда? - Том вскочил и подошел к столу, за которым сидела Хельга.
Его глаза лучились теплым светом радости.
- Конечно, правда.
- Спасибо, - Том протянул конверт. - Я вот тут написал ему, он же не знает еще, что я уеду надолго, думаю, что он должен знать…
- Конечно, милый. Он должен это знать. - Хельга приняла письмо. - Я передам обязательно, не волнуйся. Я не знаю, когда будет можно перевести Билла из бокса в обычную палату, но тогда у него появится возможность говорить по мобильному телефону, и вы сможете общаться напрямую. А пока это технически невозможно – в боксе мобильный не ловит сигнал, да и очень много всякой техники электронной вокруг.
Том слушал это с приоткрытым ртом. Сердечко у него колотилось так, будто ему сказали, что это будет встреча вживую, а не просто возможность слышать любимый голос.
- А хоть примерно, Хельга, когда его могут перевести из бокса?
- Тут тоже все относительно, дорогой. Ну, я так думаю, что недели через две, может чуть больше.
Том опустил голову и прикрыл глаза. Он понимал, что теперь он этого будет ждать так же, как и самой выписки Билла из больницы.
- Он мне не сможет сейчас ответить? - через пару секунд Том с надеждой посмотрел на Хельгу, и кивнул на конверт в ее руке. - Я бы подождал…
- Не сегодня, милый. Билл сейчас под капельницей, потом будет отдыхать. - Она отрицательно покачала головой. - Сегодня нет возможности.
Том кивнул понимающе и вздохнул.
- Не расстраивайся, он ответит. Скорее всего, завтра - и я сразу тебе перезвоню, договорились?

***
Том вернулся домой, и по светящимся глазам Симона поняла, что он был в клинике и есть хорошие новости о Билле.
- Привет, родной, - Симона коснулась губами чуть шершавой щеки. - Все хорошо?
Она улыбнулась, глядя в глаза сына.
- Я отвез Биллу письмо, и разговаривал с Хельгой. Нам, может, даже полчаса дадут в понедельник, - на губах Тома появилась улыбка.
Симона с тихой радостью смотрела на сына, она так давно не видела его таким счастливым.
Том разделся, и они вместе прошли на кухню. Сели друг напротив друга. Том подтянул к себе колени и обнял их руками.
- Ты знаешь, Хельга сказала, что когда Билла переведут в обычную палату, то ему можно будет пользоваться мобильником. - Мы сможем говорить, когда я еще буду в Мюнхене, представляешь? Я даже и не мечтал, думал, что до самой выписки ему не разрешат мобильник. Ты ему потом передай телефон, хорошо? И положи на него деньги, сразу побольше.
- Ну, конечно, родной, я все сделаю. Об этом не переживай.

Сжало сердце Симоны от мыслей, которые вильнули в другом направлении.

- Это действительно хорошо, что у вас будет возможность говорить, Том. Но, я надеюсь, что ты понимаешь, о чем нельзя будет говорить ни в коем случае?
Том выдохнул. Облизал губы и кивнул.
- Понимаю, конечно. Я не буду ничего говорить. Это все уже будет решаться с глазу на глаз, когда будет можно, когда его выпишут, - тихонько добавил он и закусил пирсинг на губе.
- Вот и хорошо, милый, я буду спокойна, хотя бы в этом плане.
Том улыбнулся на этот раз не очень весело и положил подбородок на колени. Смотрел куда-то вниз, немного отстраненным взглядом.
- Сынуль, ты продумай, что нужно тебе в поездку, все-таки не на три дня едешь. Может, что купить перед отъездом?
- Да, мам, я подумаю.
- Ну, вот и умница. Я приготовила ужин, давай поедим вместе?
- Давай, все забываю спросить у Хельги, чем кормят Билла, - Симона улыбнулась, горячая нежность разлилась в груди к родному существу, заботливому и любящему.

Через полчаса Том зашел в свою спальню, остановился посреди комнаты, помедлил, потом оглянулся на шкаф, подошел к нему, открыл свой ящик, и, тихонько выдохнув, коснулся пальцами свитера Билла, в котором тот уезжал в больницу. Осторожно вытащил и прижался к нему лицом, закрыв глаза. Вдохнул, почувствовав как от запаха, до боли любимого и родного, сжимается сердце.
Он наклонился, упершись лбом в прохладную стенку шкафа, все так же прижимая к лицу свитер. Том помнил, как бесконечно давно, этот запах он почувствовал в коридоре, перед дверью своей квартиры. Тогда все было впервые. Первая их встреча. Первый мимолетный взгляд глаза в глаза, первое ощущение очарования, хотя Том тогда сразу и не понял: девушка это или парень, и первый вдох этого запаха, который всегда будет у Тома ассоциироваться с любовью, с Биллом.
Вечер, и та встреча, которая перевернула всю его жизнь.
Справившись с нахлынувшими чувствами и воспоминаниями, Том вытащил свою одежду, и стал разбирать, откладывая то, что собирался взять с собой в Мюнхен. В общем-то, это не заняло много времени и, отложив в сторону то, что отобрал для поездки, он достал из-под кровати большую дорожную сумку, снял с нее целлофановую упаковку и сложил в нее одежду, стоя на коленях. Потом вздохнул, глядя на сумку, сел на пятки, закрыл глаза и покачал головой.
- Блядь, - это был почти стон.

***

Вечером, проснувшись после капельницы, Билли обнаружил возле себя, на стуле конверт. Екнуло сердце, и он взял его в руки. Конечно же, Билл знал, что это должно быть от Тома, больше не от кого было получать письма. Поэтому и екнуло сердце. Конверт оказался запечатанным, и Биллу пришлось аккуратно оторвать кромку, что бы добраться до содержимого.
- Томочка, - Билл закусил губу и заулыбался, увидев родные, кривые строчки. Он расправил ладошкой сложенный лист и погрузился в чтение.
Замер на вздохе, когда прочитал, что Том уезжает в Мюнхен на три недели.
- О, нет, - прошептали губы.
Сердце подскочило к горлу и забилось уже в нем, когда Билл читал дальше. Что-то такое безысходное было в словах Тома. Вроде все как всегда, Том скучал и писал об этом, но эта поездка, явно не добавляла Тому оптимизма, и от этого и Биллу стало не по себе.
«Я очень-очень скучать буду, Билл. Я уже скучаю, я всегда скучаю. Мне всегда тебя будет не хватать, знаешь? Всегда».
От этой строчки защипало в носу, и он закусил нижнюю губу. Том как всегда писал то, что чувствовал, и ни на грамм не приукрашивал свое состояние.
Билл тоже не мог себе представить, что так долго не увидит Тома. Эта новость била по нервам. Но он понимал, что ничего изменить нельзя, придется с этим смириться и как-то продолжать дышать дальше.
А потом были описаны воспоминания Тома о первой ночи, проведенной вместе и его слова о том, что уже тогда Том его любил…
Вот тут Билл просто прикрыл ладонью рот. И не помогла закушенная до боли губа.
Потекли слезы. Это было для него сокровенным, то, чем Том с ним поделился.
Откровением, которое так было нужно Биллу. Теперь он мог представить состояние Тома в ту их совместную ночь. Он прекрасно помнил, что чувствовал сам. Помнил, как ему было необходимо это присутствие Тома. Помнил, как захлебываясь в собственных ощущениях, смотрел в его глубокие темные глаза, помнил, как от этого сладко ныло в груди, и кружилась голова. Но это у него. А ведь он тогда еще Тома не любил. Была огромная симпатия, и непонятное притяжение к этому парню, но не больше… И, все равно, была невероятная круговерть чувств. Что же тогда чувствовал Том, уже любя? Эти мысли захватили чувства Билла. Он так и не отрывал ладонь ото рта. Хотелось стонать от счастья, от боли, от непонятного ощущения разрывающего душу. Он был безгранично благодарен Тому за это признание:
«Только не знаешь, хотя, наверное, и догадываешься, как я тогда чувствовал себя рядом с тобой».
Билл понимал, конечно же, он чувствовал, он знал. По себе знал, помня те несколько мозговыносящих минут, когда в чилле он сам сорвал первый поцелуй с Томкиных губ, почти сходя с ума от желания. Может, это было не совсем то, что чувствовал Том в ту ночь, но Билл понимал - что-то очень похожее.
Билл дочитал письмо и сел в постели, наклонившись над лежащим на его коленях исписанным листом бумаги, пытаясь придти в себя. Он знал, что не будет у него сегодня сил написать ответ. Слишком много было в душе. Нужно чтобы это все хоть немного улеглось.
И тогда он ответит. Обязательно …

***

На следующее утро, когда Билл проснулся, то сразу понял, что даже во сне, ночью, он думал о том, что нужно ответить на письмо. Знал, что все это время пытался придти в себя после письма Тома, хотя времени прошло не так уж и мало с момента прочтения, но некоторые фразы и слова просто горели в его памяти, как будто были произнесенными самим Томом. Билл слышал его голос. Тихий, до шепота, он проникал из сознания в душу, и это заставляло вздрагивать.
Кое-как съев завтрак, вернее запихнув его в себя, он безропотно дал осмотреть себя на утреннем обходе, отвечал на вопросы, как на автомате, а когда наконец остался один, то решительно встал и достал из ящика планшет с листками и ручку.

***

На последней паре Тому позвонила Хельга и попросила заехать за письмом от Билла.
Этого звонка Том ждал с самого утра. Он знал, что Билл ответит, но почему-то очень боялся, что ожидание затянется, и тогда он начнет накручивать себя и сходить с ума. И когда все-таки Хельга позвонила, Том с огромным облегчением поблагодарил ее и отключился. Даже не смотря на гневный взгляд преподавателя, и на то, что во время занятий пользоваться мобильником запрещалось. Кул, обеспокоено склонился к нему.
- Ты в порядке?
Да, сейчас Том был в порядке. Он расслабился и неожиданно понял, как был напряжен с утра. Он кивнул – да, вот теперь в порядке.

***

Впервые он не стал читать письмо от Билла сразу по выходу из больницы. Почему-то безумно хотелось сделать это дома. И как же тяжело было дотерпеть, довезти! Том смог. Письмо, всю дорогу домой, лежало у него во внутреннем кармане, и он почти физически ощущал исходящее от него тепло. Иногда он прижимал его к себе, сжимая пальцами то место, где лежал такой нужный ему исписанный листок, другой рукой держа руль машины.
Симоны еще не было, когда Том вернулся домой. И это сейчас почти его обрадовало. Не хотелось говорить с кем-то, даже с мамой, и Том это чувствовал. Не снимая куртки, он прошел в спальню и вытащил письмо, только тогда, когда сел на постель.

Через пятнадцать минут Том сидел на своем любимом подоконнике и курил. Письмо осталось лежать на его постели, но он и так помнил все, что Билл ему написал, до последнего слова.
А написал он ему немало. Написал все то, что чувствовал после прочтения письма от Тома, написал так же искренне, как и сам Том. Не приукрашивая своих чувств ни на грамм.
Сердце билось гулко. В висках билось. И от этого было больно.
Билл в самом начале письма попытался убедить Тома, что эта практика необходима, и от этого никуда не деться. Что все будет супер и так далее. А потом была одна фраза, от которой перехватило горло: " Мне страшно, маленький. Я так боюсь остаться без тебя".
И вот тут Том все понял. Понял, что это может и относится к поездке, но вообще это был просто страх остаться без его, Тома, любви к Биллу.
И с новой силой навалилось на Тома все то, что в последние дни хоть немного, но все-таки отошло на второй план. То, с чем Том пытался жить уже две недели. Две очень сложные недели. С тем, что Биллу еще только предстоит узнать по выходу из клиники.
Еще в письме были слова благодарности за откровенность, с которой Том написал о той самой ночи. О своих уже тогда серьезных чувствах к Биллу. И Билл сам написал то, что тогда чувствовал. Да, это была не любовь. Еще не любовь. Но те чувства, которые испытывал Билл, и о которых написал, заставили Томкино сердце биться в два раза быстрее. А еще Том поймал себя на том, что улыбается, читая эти строки, пытаясь утихомирить зашкаливающий пульс.
Потом была просьба привезти ноут с обучающими дисками, несколько фильмов и поискать тот, что он показывал Тому тогда ночью. Благодарил Тома за фотографии, которые он передал еще в прошлом письме - теперь они лежали под подушкой у Билла.
Такие нужные Биллу фотографии, на которых был его любимый парень.

Впереди были выходные, которые еще нужно было как-то пережить, а потом будет понедельник. Их понедельник.
Встреча перед расставанием на три недели. Том застонал, стиснув зубы.
Хотелось орать матом. Хотелось выть. И было страшно. Невыносимо страшно понимать, что придется быть так далеко и так долго. От него. От человека, что дороже жизни.

Позже пришла Симона и, видя притихшего сына, не пыталась лезть ему в душу.
Он не делал ничего. Он не смотрел телевизор. Не слушал музыку. Не спал. Том просто лежал на своей постели, на спине, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. В таком состоянии его и застала Симона, когда заглянула в его комнату.
- Привет, родной.
- Привет, - Том медленно повернул голову и выдавил подобие улыбки.
- Как ты?
- Нормально, наверное, - он пожал плечами и снова вернул голову в прежнее положение.
У Симоны сжалось сердце. Такое состояние сына не могло ее не насторожить.
- Ты поужинаешь со мной? Я приготовлю пасту, вина немного выпьем…
- Да, спасибо, - рассеяно ответил Том и кивнул.
Симона даже не была совсем уверена, что Том понял про ужин, пасту и вино. Но нужно было хотя бы попытаться вывести Тома из состояния, в котором он находился сейчас.
Через полчаса была готова любимая сыном паста, Симона достала вино и бокалы, снова заглянула к Тому. Ничего не изменилось - та же поза, тот же взгляд в никуда. А может в себя, в душу, стонущую от невозможности что-то изменить.
- Пойдем, родной. Нужно поесть.
Том не спеша, встал и пошел на кухню.
Эти действия были похожи на действия робота, и это очень угнетало Симону.
Она смотрела на сына и понимала - он даже не чувствует что ест.
Даже не спрашивая, будет он пить или нет, Симона налила в бокалы вина.
- Давай выпьем, Том, - тихонько сказала она. - Сейчас не помешает.
И Том выпил. Одним махом до дна. И уже минут через пять Симона мысленно выдохнула с облегчением, когда заметила влажный блеск в глазах Тома. Его потихоньку отпускало, и это было разрядкой для его нервов.
- Как он? - спросила Симона и теперь знала, что этот вопрос сейчас не будет в тягость Тому.
- Нормально, - Том кивнул и чуть улыбнулся. - Ему тоже тяжело будет из-за моего отъезда, и он и не пытается это скрывать. В понедельник поговорим, и я скажу, что ему разрешат мобильник, когда переведут из бокса. Просит привезти ему ноут с дисками. Я завтра отвезу, если Хельга разрешит. Куплю ему дисков, чтобы было чем отвлечься. Он же не сможет выйти с ноута в Интернет, пока связи нет, но хотя бы вот так, чтобы можно было ему хоть чем-то заняться, да? - Том смотрел в глаза мамы, которая с удовольствием слушала Тома, и понимала, что его действительно отпустило.
- Все будет хорошо, - тихонько добавил Том.
- Конечно, сын, ты прав. Все будет хорошо, вы у меня сильные. Оба.
Том улыбнулся, кивнул, глянул в тарелку с наполовину съеденным ужином.
- Спасибо, мам, очень вкусно.

" Можно жить дальше". - Подумала Симона и улыбнулась в ответ.

***

В субботу утром, прежде чем поехать в больницу, Том позвонил Хельге и узнал, можно ли передать Биллу ноутбук, и, получив согласие, отвез в больницу и ноут Билла и диски, которые он просил, и еще несколько с новыми фильмами, которые купил, по дороге в больницу. А еще он написал записку, что очень ждет понедельника, очень скучает, и положил ее на клавиатуру, прежде чем закрыть заряженный ноут и засунуть его в сумку.
Билл просто расцвел, когда ему все это передали. Он был благодарен Тому безмерно и за новые диски, и вообще, за то, что он передал это не в понедельник, а сейчас, когда Билл собирался уже загнуться от тоски, не дождавшись встречи. Конечно, еще рано было заниматься учебой, на это бы сил у него еще не нашлось, а вот просто посмотреть хорошие фильмы и поиграть в незатейливые игры - это была хорошая идея, для того, что бы хоть как-то убить время.
Выходные Том провел дома. Благо, было чем заняться. Он пропустил много занятий в колледже, и теперь ему нужно было это наверстать, переписать конспекты лекций, которые могли понадобиться на практике. Конспекты он взял у Кула и теперь тупо, не вдумываясь, переписывал их.

В понедельник, с утра у обоих парней начался мандраж перед встречей. Том переживал, его била нервная дрожь. И такое состояние невозможно было ничем унять. Кул видел, насколько Том дерганный и старался быть сейчас как можно более незаметным. Хотя то, что Том курил, как паровоз на переменах одну сигарету за другой он не мог игнорировать. Просто забирал их у него, гасил или докуривал сам. Молча. Без упреков. Том и сам понимал, что слишком много курит, и поэтому реагировал на такие действия Кула нормально.
Этот последний день перед отъездом на практику был для всех, не только для Тома, дерганным и нервным. Получали направления, документы, обсуждали предстоящую поездку, делали все что угодно, и поэтому состояние Тома не очень выделялось на общем фоне. Он тоже получил все документы, инструкции и наставления. Но нервничал вдвое, если не втрое больше всех остальных.
На перерыве перед последней парой Тому позвонила Хельга и сказала, что встреча остается в силе, и что Билл просит привезти ему колечко-пирсинг в бровь и штангу. Иначе опасается, что проколы зарастут.
- А я думал, что ему вообще нельзя, пока он в больнице, - удивился Том.
- Нельзя такие вещи при тяжелых состояниях, и на операциях, в случае срочной реанимации, деффибрилятором можно получить электрический разряд, понимаешь? А сейчас уже нет опасения, Том. Все хорошо, так что привози, я отдам украшения на дезинфекцию, а потом их передадут Биллу.
Том отключился и улыбнулся. Ему почему-то подумалось, что с каждым днем все больше признаков выздоровления и скорого возвращения Билла домой.
После занятий, Том и Кул попрощались, предполагая, что увидятся только по возвращении с практики. Пожали руки друг другу. Это было спокойно, без объятий - чисто по-мужски.
А потом Том заехал домой за пирсингом Билла, и уже из дома рванул в больницу. Хельга его провела сначала в уже знакомую комнату, где он переоделся, застегивая одежду дрожащими пальцами, а потом, и в ту самую зону, куда не было доступа для обычных посетителей.
- Я отдам сейчас украшения на обработку, а потом их передадут Биллу, - сказала Хельга и вручила ему блокнот и ручку.
Том уже знал куда идти, о чем и сказал санитару, порывающегося его проводить. Он не спеша, пошел по коридору, стараясь дышать глубоко и ровно. Маска мешала дышать нормально, но он знал, что снять ее он права не имеет.
Еще от угла коридора Том увидел, что в боксе Билла горит свет, это было видно в той части, где было поднято жалюзи, и чуть замедлил шаги. Самого Билла он еще не видел, но знал, что еще пару секунд, и он увидит того, чье сердце так же часто бьется в предчувствии встречи.
Он не спеша подходил и по мере продвижения его взгляд выхватывал детали обстановки палаты, которые в первый раз он просто был не в силах увидеть и воспринять. Что-то вроде небольшого шкафа. Стол, на котором стоял закрытый кувшин, видимо с водой, стакан. Лежало несколько журналов и листы чистой писчей бумаги, прикрепленные к планшету. Потом показалась чуть смятая постель, на которой лежал закрытый ноут и пара дисков. Рядом стоял стул, на нем больничная куртка, как помнил Том, другого цвета, чем была на Билле в их прошлую встречу.
Еще шаг и Том замер. Билл, без курточки, в больничных брюках, с голым торсом стоял спиной к нему и вытирал полотенцем лицо, шею, потом, не спеша, провел им по груди. А Том с улыбкой смотрел на худое, но до боли родное тело и сердце просто зашлось от этого зрелища. Волосы Билла не были собраны в хвост, как прошлый раз, они были распущены по плечам. Под кожей на спине по мере движения рук вырисовывались контуры позвонков. Это зрелище заворожило Тома, конечно, он мог постучать и привлечь внимание, но то, что он сейчас видел, было великолепно, и он просто наслаждался, пытаясь не дать мозгу расплавиться.
А потом Билл замер на пару секунд и резко оглянулся. В Тома впился взгляд, от которого ослабли колени, и невольно пришлось опереться ладонью о стекло.
- Том, - шевельнулись губы и, подхватив на ходу курточку, лежащую на стуле, он рванул к стеклу.
- Привет, - Том смотрел на свое чудо, в котором чувствовалось намного больше энергии и жизни, чем в прошлый раз. Еще были темные круги под глазами, но Билл не был уже таким бледным. Том знал, как сейчас пахнут волосы Билла, потому, что он взял с собой тот же шампунь, каким пользовался всегда. Билл накинул на себя курточку, но не стал ее застегивать, на это у него не было времени, он просто прижал ладошки к стеклу и, улыбаясь, смотрел в глаза Тома.
- Привет, родной, - чуть глухой голос, нежная улыбка на губах, - я так тебя ждал.
- Котенок … мой …
Сейчас, когда жизненная энергия восстанавливалась с каждым днем, начали возвращаться и желания и чувства, которые раньше были заглушены страхом, слабостью и болью. Все это в Билле начал чувствовал и Том - просто физически ощущать сексуальность исходящую от него. Это было необыкновенно, это было просто завораживающе притягательно, Том скользнул взглядом по подбородку, выбритому и гладкому, ниже, по шее, еще ниже туда, где в вырезе расстегнутой курточки была видна грудь. Конечно же, от Билла не ускользнул этот взгляд. Но ничего для того, что показать свою сексуальность Билл не делал. Да ему и не нужно было ничего делать специально.
По жизни, вернее из-за ее образа, навязанного Биллу людьми, с которыми его свела судьба, в его психологии была некая доля женственности. " Всегда поддерживай в партнере интерес к себе". Это не было девизом или сознательным действием никоим образом. Билл даже никогда об этом не думал, но это было у него просто на уровне инстинктов.
Билл ЗНАЛ, именно так, а не иначе, что Том помнит и думает о нем каждую секунду, но вот его глубинное эго, которое он не осознавал, требовало, чтобы Том не просто о нем думал и помнил, оно требовало, чтобы Том его ХОТЕЛ. Всегда. И все это давало Биллу возможность заводить Тома почти в любом состоянии, практически не замечая этого. Взгляды, чуть небрежные прикосновения, жесты. Все это работало именно в таком направлении.
Они начали говорить. Не спеша, наслаждаясь общением, взглядами. Говорить обо всем, о том, что предстоит разлука, о том, что появится возможность общаться по телефону, когда Билла переведут из бокса в обычную палату. А потом к Биллу зашла медсестра и в маленьком пластиковом стаканчике, в котором обычно разносят лекарства, принесла продезинфицированные украшения Билла. Его штангу и колечко. Глаза у Билла заблестели.
- Спасибо, Томочка, что привез. Я просто побоялся, что зарастет.
- Котенок, - Том прижался лбом к стеклу. - Надень сейчас, а?
Билл поднял брови.
- Пожалуйста, - Том поскреб ногтями по стеклу. – Ну, я так хочу.
Билл улыбнулся и кивнул, отошел к дверям в маленькую ванную комнату, на которой висело зеркало, и, достав колечко из стаканчика, начал осторожно его вдевать в бровь. Тому не очень много было видно, но он смотрел на спину и рассыпанные по плечам волосы Билла, затаив дыхание. Прежде чем вдеть штангу в язык, Билл оглянулся на Тома и хитро улыбнулся. Тому почему-то показалось, что Билл просто удостоверился, что Том никуда не делся, и только потом начал осторожно вставлять ее в язык, боясь понять, что за две недели прокол уже мог зажить. Но все было нормально.
А потом Билл повернулся к Тому и, закусив нижнюю губу, глядя исподлобья и улыбаясь, посмотрел на него, подвигав бровью с колечком. Не спеша, подошел вплотную к стеклу, Том невольно втянул воздух сквозь сжатые зубы, глядя на все это. И Билл, видя КАК Том смотрит на его губы, чуть приоткрыл их, и показал язык, с начала накрыв им нижнюю губу, а потом верхнюю.

Все…
Это было слишком громким сигналом для Томкиного организма к выбросу огромной порции адреналина в кровь. Тело, душу, и мозг охватила необыкновенно сильная, пронзительная, жгучая нежность, почти спазмом, на грани экстаза и боли, скручивающая нервы под ребрами в тугой комок, где-то там, в районе солнечного сплетения. И Тому хотелось сжать руками это место, сжать и не дать этому клубку расслабиться, пока есть силы это терпеть и не свихнуться, пока не поехала крыша и не расплавились мозги.
Том почувствовал, как заливает трепетным теплом, хотя скорее даже жаром, а не теплом его щеки, и заставляет его пальцы нервно комкать ткань казенной накрахмаленной куртки там, где под ней и был этот самый комок, заставляющий слабеть колени и дрожать пальцы.
Он дышал ртом. Воздуха не хватало. Том, не отрываясь, смотрел на влажные губы своего мальчика, по которым только что прошелся язык с пирсингом. Давным-давно, впервые увидев это, он понял - это то, что он ВСЕГДА хотел бы чувствовать своим языком, и ему сейчас до смерти хотелось впиться в эти губы почти грубым поцелуем, засосать этот игривый язычок так, что бы мало не показалось ни Биллу, ни ему самому.
Том невольно сглотнул, сощурясь, глядя на Билла. На движение его рук, пальцев, которыми он иногда касался своей обнаженной шеи, губ, что-то говоривших, и вздымающейся груди, которую он видел в проеме незастегнутой куртки.
Билл прекрасно чувствовал, что творится сейчас с Томом. Этого невозможно было не увидеть и не почувствовать. Глаза, Томкин взгляд - темный, завораживающий своим желанием, плескавшимся в нем тяжелыми, ленивыми волнами, пронзающий Билла насквозь. Да, это было уже желание. Томкино желание, но теперь это было и желанием Билла, которое плавно перетекало от стоящего за стеклом любимого человека. Это невозможно было остановить. Невозможно было поставить перед ними такую преграду, которая бы лишила их возможности передавать свое состояние лишь одним взмахом длинных ресниц, трепещущих от бушующих в груди чувств.
Желание. Необузданное, дикое, то, которое у Билла появилось вместе со снами, пришедшими тогда, когда организм начал чувствовать, что возвращаются силы, возвращается в тело жизнь.
А с ней и все, что было ДО.
Это желание было таким сильным, что для неокрепшего организма Билла оно вылилось почти в опьянение. И вот такое слегка томное движение длинных темных ресниц Билла, каждое движение его грудной клетки, тяжелое дыхание, резало душу и нервы Тома словно ножом.

И он ничего не мог с этим поделать.
Они говорили, говорили, и пытались понимать смысл сказанного, смысл вопросов, и смысл своих же ответов.
Слова, слова, слова, нужные и не очень, правильные и совсем без смысла… Потому, что на грани, все на грани - чувства, разум, сознание, но сейчас больше говорили глаза. Вернее они не говорили, они кричали, они стонали, скулили, так же как и их души, которые хотели быть ближе.
Еще ближе, еще…
Это стекло, как же они сейчас ненавидели эту преграду, как же разбить ее хотелось, как хотелось коснуться друг друга, почувствовать обнаженную кожу кончиками пальцев.
А Биллу, как и в первую встречу хотелось видеть губы Тома. Видеть, как он дышит, чуть приоткрыв их, видеть, как нервно облизывает от возбуждения, как теребит языком свой пирсинг, даже этого не осознавая.
Хотелось, хотелось, хотелось… Много чего хотелось.
И это было уже не просто желание, это была жажда и общения, и секса.
И они оба это прекрасно понимали, чувствуя, как это пронзает тела и экстазом, и болью от сознания, что большего сейчас не будет. Большее невозможно.
- Я сдохну сейчас, - стон, сорвавшийся с губ.
И Том прижался лбом к прохладному стеклу, закрыв глаза.
Билл, закусив губу, чтобы самому не заскулить, провел пальцами по стеклу, чувствуя, как оно нагревается от тепла Тома.
Он знал, как чувствует себя Том. По себе знал.
- Я люблю тебя, - прошептал Билл одними губами. - Слышишь? Знаешь? Ты знаешь, ты давно это знаешь.
Том открыл глаза, и раскрыв ладонь прижался ею к стеклу. Билл сделал то же самое со своей стороны.
И глаза в глаза. Взгляд, от которого не возможно ничего скрыть. Взгляд, выворачивающий наизнанку, и поэтому нет возможности солгать. Блуждающий взгляд, почти убивающий своей нежностью и напором - с одной стороны стекла. Нежностью, болью, безысходностью - с другой.
Биллу вдруг стало страшно. Почему?
- Том, Томочка, что происходит? - Билл свел брови, чувствуя, как боль острым лезвием входит в сердце.
И до Тома дошло, что только что, даже не желая этого, он выпустил из души то, что не имел права выпускать. Он сглотнул, закрыл глаза и отрицательно покачал головой, оторвавшись от стекла.
- Все нормально. Нормально, Билл, - он сжал веки, пытаясь заглушить в себе боль осознания.
Потом открыл глаза, наткнувшись на взволнованный, почти испуганный взгляд любимого мальчика.
- Мне просто немного страшно, - он попытался улыбнуться. - Три недели, Билл, три…
Билл выдохнул, пытаясь убедить себя, что именно ЭТОГО боится Том, что именно из-за этого такой взгляд, заставляющий почти остановится его сердце.
Кивнул, улыбнулся, попытался, по крайней мере.
- Я тоже, маленький, я тоже боюсь. Но ты же вернешься, правда? И мы будем вместе. Да?
- Да, конечно, Билл! Конечно!
Конечно…
Только почему душа так плачет, обливаясь слезами?
Слезами?
А может это кровь?