POB Avt

Только что Том вернулся от Билла.
Он сел за руль джипа и от навалившейся слабости и дрожи во всем теле закрыл глаза и, расслабившись, со стоном откинул голову назад. Рука скользнула по бедру и поднялась вверх. Пальцы мяли свитер на груди. Это было неосознанное действие. Просто там, под пальцами, все так же был скрученный комок. И все так же не хватало воздуха.
Все тело пробивало маленькими электрическими разрядами. Кожа была настолько чувствительной, что это становилось невыносимо. Было почти больно, даже просто от прикосновения к ней ткани. И так хотелось избавиться от одежды, даже сейчас, не говоря уже о том, КАК этого хотел Том, когда видел глаза Билла. Хотел содрать с лица эту чертову маску, не дающую нормально ни дышать, ни говорить. Он ее почти ненавидел, а вместе с ней и всю одежду, которая была на нем.
Видел, КАК и Билл хочет, чтобы не было этой маски на его лице, но он вытерпел, смог, и сделал это только тогда, когда вышел из закрытой зоны. Содрал маску. Содрал с усилием и злостью, оторвав одну из лямок. Закусив губу, чтобы не завыть и не закричать от отчаяния. Перед глазами стоял взгляд Билли, полный боли. Губы, которые шептали, шептали, шептали, и от этого шепота разрывалось сердце.
Три недели… Без этих глаз, без этих губ, без ощущения близости душ. Том не знал, как переживет все это.
Тому нелегко далась эта встреча, а разлука - еще тяжелее. Те минуты, когда подошла к Тому медсестра и сказала, что время вышло. Вот тогда что-то внутри оборвалось и ухнуло вниз. И Том видел, что не у него одного. Видел, как побледнел Билл. Это напугало. Он просто до смерти боялся, что Биллу станет хуже. Но как бы там ни было - встреча подошла к концу. И так много Тому еще хотелось сказать, что казалось, если он не выскажется сейчас, то умрет через несколько секунд от того, что его просто разорвет.
Сестра отошла.
И тогда Том вплотную прижался к стеклу.
- Котенок, маленький мой, - он, не отрываясь, смотрел в любимые глаза, пальцы гладили стекло, - все будет хорошо, родной. Я вернусь, я приеду, ты только выздоравливай, слышишь? Слышишь? Пожалуйста, ты нужен мне. И ты это знаешь. Не можешь не знать, - Том говорил это тихо, но Билл слышал.
И кивал, кивал, давая понять, что слышит, что понимает, что будет ждать, и будет выздоравливать, и верить, что все будет хорошо...
А как же иначе? Как?
После всего, что было пережито ими? КАК?
Неужели может быть плохо после ВСЕГО ЭТОГО?!
Билл слушал и всматривался в глаза Тома, до боли всматривался, он так боялся снова увидеть в них то выражение, которое заставляло взрываться болью его сердце. Он не понимал этого, не мог понять, но точно знал, что этот взгляд несет в себе что-то более чем серьезное. Он это чувствовал больше подсознательно, помня, что точно такой взгляд он видел у Тома и в их первую встречу, но тогда он себе внушил, что просто показалось.
А теперь он точно знал, что не показалось - это было, это есть. Но что это?
- Ты только не скучай сильно. Симона будет приходить обязательно, ты передавай ей, что тебе будет нужно - она все принесет, слышишь? - пальцы просто пытались смять стекло, они хотели впиться в него, разламывая и кромсая ненавистную преграду. Просто до потери сознания хотелось прижать к себе теплое, родное, худенькое тело и почувствовать дыхание у себя на щеке, почувствовать прикосновение нежных губ и услышать шепот, вздрагивая внутренне от необыкновенного ощущения близости тел и душ. От теплого потока воздуха, обволакивающего сознание.
Том резко оторвался и взял блокнот, что-то быстро в нем написал и приложил к стеклу:
" Я люблю тебя, котенок. Люблю. Ты это знай. Ты это помни, хорошо? Всегда помни".
Билл пробежал глазами написанные слова и кивнул снова, улыбнулся, сведя брови, как от боли.
- Томочка, я понял, маленький, я все понял. Ты успокойся только, пожалуйста, тебе за руль еще, слышишь? - Билл видел его неадекватное состояние, хотя у самого оно было не намного спокойнее.
- Все хорошо. Я тоже тебя очень люблю, - одними губами, но Том это слышит, как будто голос Билла звучит у него внутри. - И постараюсь не скучать, и ты тоже, Том, пожалуйста.
Билл зажмурился и простонал, качая головой.
- Бля, все нормально, Том, не переживай, хорошо? Еще немного, и мы сможем звонить друг другу, и станет полегче…
Легче? Станет?
Открытые влажные глаза и дыхание, затуманивающее стекло.

Том со стоном выдохнул и открыл глаза, глядя на ряд машин на автостоянке.
Мысли были там, возле стекла, за которым любимый мальчишка, и возвращаться оттуда не хотели. Вернее не могли. Тома била нервная дрожь. Хотелось тепла, теплых рук, губ и тела, которые были недоступны. Не только потому, что между ними стекло больничного бокса. Преграда между ними невидима и неосязаема, но она гораздо серьезнее и прочнее.
Через несколько минут Том закурил, и, только докурив сигарету, нашел в себе силы завести машину и отъехать от клиники.
Чувства бушевали, но нужно было держать себя в руках и попытаться вернуть себя в более или менее нормальное состояние. Хотя бы такое, при котором сможет нормально биться сердце.
Через полчаса, когда Том зашел домой, он все так же чувствовал дрожь и слабость. И все так же хотелось тепла. Уже не просто душевного, но и физического. И он еще по дороге домой знал, что сделает в первую очередь, когда вернется домой.
Душ, горячий душ. Ничего другого себе сейчас Том представить не мог. Может, надеялся, что после него станет легче? Может на душе станет от этого теплее?

***

Симоны не было дома, не нужно было кому-то что-то объяснять, рассказывать, или пытаться показать, что все нормально. И вот теперь появилась возможность содрать с себя одежду. И он ее именно содрал, а не снял, разбрасывая по своей комнате, и вот такой, обнаженный, пошел в душ.
Вода, почти горячая, хлестала по широким плечам. Пар окутывал и укрывал стройное высокое тело, в котором трепетала душа, прося нежности и любви.
Намокшие дреды тяжелыми плетями свисали по спине, опускаясь ниже лопаток. Эта тяжесть приятно оттягивала голову назад, и Тому казалось, что это чья-то рука, впившись в дрэды, наклоняет ему голову, чтобы было удобнее целовать его шею или впиться в губы долгим сладким поцелуем. Это ощущение было таким реальным, что Том облизал губы, с глухим стоном и провел пальцами по шее, опускаясь все ниже, по груди и животу. Все такой же чувствительной была кожа. Все так же хотела ласковых рук и губ. Том был возбужден. И ничего поделать с собой сейчас не мог. Он не мог успокоить в себе ни это желание, ни мысли, ни начинающие вспыхивать в его памяти моменты их встречи с Биллом - язык, увлажнивший нежные губы, тонкие пальцы, скользившие по открытой шее и опускающиеся на вздымающуюся грудь. Этот взгляд темных глаз, в глубине которых плескалось желание, томное движение длинных ресниц, которых так хотелось коснуться губами… Это невозможно было НЕ ХОТЕТЬ.
Рука опустилась еще ниже, туда, где было сконцентрировано желание, пульсирующее, сильное, накачанное кровью, адреналином и сильнейшими эмоциями, туда, в самый низ живота. Пальцы коснулись лобка, чувствуя немного отросшие жесткие волосы, опустились еще ниже, слегка сжав прохладную мошонку, и поднялись вверх, задевая напряженную, подрагивающую плоть, эти прикосновения отдавались разрядами по всему телу, и от этого появилась дрожь в груди, там, где был сжатый комок нервов и нежности, такой болезненной и всепоглощающей.
Пальцы мяли кожу на бедре, царапали ее ногтями, впивались в мышцы, до боли, до стона. Но хотелось большего. И тогда длинные пальцы обхватили в кольцо член и сжали его. Том, закрыв глаза, выдохнул открытым ртом, а потом стиснул зубы и втянул сквозь них воздух. Даже сейчас, его собственные пальцы давали ощущение слишком чувственного прикосновения, скорее болезненного, чем приятного. Дав себе время привыкнуть к этому ощущению, Том начал себя ласкать, стараясь вызвать чувство наслаждения от этих движений. Пальцы не спеша, скользили по члену, ощущая под тонкой кожей выступающие вены и заставляя кровь еще с большим напором концентрироваться там, где теперь сжимали, скользили, ласкали пальцы. Подушечкой большого пальца Том ласкал головку и знал, что даже без воды она была сейчас мокрой от выделяющейся смазки. Он не спешил - некуда и незачем, и поэтому удовольствие, заменяя эту почти болезненную чувствительность, начало приходить почти незаметно, но все, усиливаясь с каждой минутой. И от этого хотелось сильнее сжимать и ускорить ритм. Что Том и делал, облизывая и так влажные губы, тяжело дыша, и постанывая сквозь стиснутые зубы. Он стоял, как ему сейчас было наиболее комфортно - упершись одной рукой в стенку душа и немного раздвинув ноги. Не прекращая движения рукой, он потерся щекой о свое плечо и откинул голову назад. Закусив пирсинг и лаская его языком, чувствовал, как возбуждение все нарастает. Закрыл глаза, сосредотачиваясь на мягких нежных ощущениях, и они становились все сильнее. Эти ласковые, влажные, скользкие движения, такие знакомые и такие забытые. Он уже и не помнил, когда сам себя удовлетворял, но сейчас это было необходимо, чтобы снять напряжение и расслабиться. Том знал, что без этого он еще не скоро придет в себя.
Через несколько минут он почувствовал, как его накрывает экстаз, проникая во все клеточки тела, в самое сознание. Он понимал, что еще немного, и он добьется того, чего сейчас хотело его тело, его изнуренная, перегруженная эмоциями душа и воспаленный, как ему казалось, мозг…
Почти скуля, он оперся локтем о кабинку и прижался к руке лбом.
- Бля, - прошептал он и не смог удержать в себе громкий стон, когда в его руке по члену прошла волна, спина покрылась мурашками, и его оглушило разорвавшееся напряжение внизу живота, перешедшее в ощущение кайфа, разлившееся по всему телу, и ударной волной ворвавшееся в мозг.
Все. Хотелось упасть на колени, такими ослабевшими они сейчас были. Но он удержался, чувствуя угасающие отголоски оргазма.
Пальцы еще ласкали, с них на пол кабинки, вместе с водой, стекала белесая вязкая сперма.

Том открыл глаза и еще затуманенным от наслаждения взглядом смотрел на свои пальцы. Смотрел, не зная, будут ли когда-нибудь его также ласкать пальцы Билла.