![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Глава 10. Аттикус был слабосильный, ведь ему было уже под пятьдесят
Аттикус был слабосильный, ведь ему было уже под пятьдесят. Когда мы с Джимом спросили, почему он такой старый, он сказал —поздно начал, и мы поняли: поэтому ему далеко до других мужчин. Он был много старше родителей наших одноклассников, и, когда другие ребята начинали хвастать — а вот мой отец...— мы волей-неволей помалкивали. Джим был помешан на футболе. Аттикус о футболе и думать не хотел, а если Джим пытался его затащить, неизменно отвечал: — Для этого я слишком стар. Ничем стоящим наш отец не занимался. Работал он в кабинете, а не в аптеке. Хоть бы он водил грузовик, который вывозил мусор на свалки нашего округа, или был шерифом, или на ферме хозяйничал, или работал в гараже — словом, делал бы что-нибудь такое, чем можно гордиться. И, ко всему, он носил очки. Левым глазом он почти ничего не видел, он говорил, левый глаз — родовое проклятие Финчей. Если надо было что-нибудь получше разглядеть, он поворачивал голову и смотрел одним правым. Он не делал ничего такого, что делали отцы всех ребят: никогда не ходил на охоту, не играл в покер, не удил рыбу, не пил, не курил. Он сидел в гостиной и читал. При таких его качествах мы бы уж хотели, чтоб его никто не замечал, так нет же: в тот год вся школа только и говорила про то, что Аттикус защищает Тома Робинсона, и разговоры эти были самые нелестные. Когда я поругалась с Сесилом Джейкобсом, а потом ушла, как последняя трусиха, ребята стали говорить — Глазастик Финч больше драться не будет, ей папочка не велит. Онинемного ошиблись: я не могла больше драться на людях, но в семейном кругу дело другое. Всяких двоюродных и пятиюродных братьев и сестер я готова была отдубасить за Аттикуса всласть. Фрэнсис Хенкок, к примеру, испробовал это на себе. Аттикус подарил нам духовые ружья, а учитьнасстрелять не захотел. Поэтому дядя Джек дал нам первые уроки; он сказал — Аттикус ружьями не интересуется. Аттикус сказал Джиму: — Я бы предпочел, чтобы ты стрелял на огородепожестянкам, но знаю, ты начнешь бить птиц. Если сумеешь попасть в сойку, стреляй их сколько угодно, нопомни: убить пересмешника большой грех. Я впервые слышала, чтоб Аттикус про что-нибудь сказал — грех, и спросила мисс Моди, почему грех. — Твой отец прав, — сказала мисс Моди.— Пересмешник — самая безобидная птица, он только поет нам на радость. Пересмешники не клюют ягод в саду, не гнездятся в овинах, они только и делают, что поют для нас своипесни. Вот поэтому убить пересмешника — грех. — Мисс Моди, наш квартал очень старый, правда? — Он существовал, когда и города-то не было. — Нет, я не про то — на нашей улице все люди старые. Всего и детей—Джим да я. Миссис Дюбоз скоро будет сто лет, и мисс Рейчел тоже старая, и вы, и Аттикус. — Я бы не сказала, что пятьдесят лет — такая уж старость, — едко заметила мисс Моди.—Меня, кажется, еще не возят в коляске. И твоего отца тоже. Хотя, надо сказать, слава богу, что этот мой старый склеп сгорел, мне уже не под силу было содержать его в порядке... да, пожалуй, ты права, Джин Луиза, квартал наш очень солидный. Ты ведь почти не видишь молодежи, правда? — Вижу, мэм, —в школе. — Я имею в виду — молодых, но уже взрослых. Вы с Джимом счастливчики, скажу я тебе. Вам повезло, что отец у вас немолодой. Будь ему тридцать, вам жилось бы совсем по-другому. — Ясно, по-другому, ведь Аттикус ничего не может. — Ты его не знаешь, — сказала мисс Моди.— Он еще полон жизни. — А что он может? — Ну, например, может так разумно и толково составить для кого-нибудь завещание, что комар носу не подточит. — Поду-умаешь... — Ну, хорошо, а известно тебе, что он лучший игрок в шашки во всем нашем городе? Ого, на «Пристани», когда мы были еще совсем детьми, он мог обыграть кого угодно и на том берегу и на этом. — Да что вы, мисс Моди, мы с Джимом всегда его обыгрываем! — Потому что он вам поддается, пора бы понимать. А известно тебе, что он умеет играть на окарине? Есть чем хвастать! Мне стало только еще больше стыдно за Аттикуса. — Ладно же... — Что ладно, мисс Моди? — Ничего. Ты, видно, не умеешь гордиться отцом. Не всякий может играть на окарине. А теперь не вертись-ка у плотников под ногами. Беги домой, я сейчас займусь азалиями, и мне некогда будет за тобой смотреть. Еще доской зашибет. Я пошла к нам на задворки, там Джим палил в консервную банку — самое глупое занятие, когда кругом полно соек. Я вернулась в сад и два часа сооружала крепость —на строительство пошла автопокрышка, ящик из-под апельсинов, бельевая корзина, стулья с веранды и маленький национальный флаг с коробки от жареной кукурузы, мне его дал Джим. Когда Аттикус пришел обедать, я сидела в крепости и целилась. — Ты куда метишь? — В попку мисс Моди. Аттикус обернулся и увидел мою обширную мишень — мисс Моди склонилась над кустами у себя в саду. Аттикус сдвинул шляпу на затылок и зашагал через улицу. — Моди, — окликнул он, — хочу тебя предупредить. Тебе грозит серьезная опасность. Мисс Моди выпрямилась и поглядела на меня. И сказала: — Аттикус, ты просто дьявол. Потом Аттикус вернулся и велел мне переменить позиции. _- И чтоб я больше не видел, что ты в кого бы то ни было целишься из этого оружия, — сказал он. А хорошо, если б мой отец был просто дьявол! Я стала расспрашивать Кэлпурнию. — Мистер Финч? Да он все на свете умеет. — Ну что, что? Кэлпурния почесала в затылке. — Не знаю я толком, — сказала она. А тут еще Джим спросил Аттикуса, будет ли он играть за методистов, и Аттикус ответил: нет, он для этого слишком стар и может сломать себе шею. Методисты хотели выкупить заложенный участок при своей церкви и вызвали баптистов сразиться в футбол. В матче должны были участвовать отцы всех мейкомбских ребят, кроме, кажется, одного Аттикуса. Джим сказал — он и смотреть-то не хочет, но где ему было утерпеть, раз играют в футбол, хотя бы и любители! Конечно, он пошел, и стоял рядом со мной и Аттикусом, и мрачно смотрел, как отец Сесила Джейкобса забивает голы методистам. Один раз в субботу мы с Джимом захватили свои ружья и пошли на разведку — может, подкараулим белку или кролика. Миновали дом Рэдли, отошли еще ярдов на пятьсот, и вдруг я вижу, Джим украдкой поглядывает куда-то в сторону. Повернул голову вбок и скосил глаза. — Ты что там увидал? — А вон пес бежит. — Это Тим Джонсон, да? —- Угу. Хозяин Тима, мистер Гарри Джонсон, шофер мобилского автобуса, жил на южной окраине города. Тим, пойнтер с рыжими подпалинами, был любимцем всего Мейкомба. —- Что это он? — Не знаю, Глазастик. Давай вернемся. — Ну-у, Джим, сейчас февраль. — Все равно, надо сказать Кэлпурнии. Мы побежали домой и ворвались в кухню. — Кэл, — сказал Джим, — выйди на минутку на улицу, пожалуйста. — А зачем? Некогда мне каждый раз выходить. — Там собака, и с ней что-то неладно. Кэлпурния вздохнула. — Некогда мне сейчас собачьи лапы перевязывать В ванной есть марля, возьми сам и перевяжи. Джим покачал головой. — Этот пес болен, Кэл. Что-то с ним неладно. — А что, он ловит себя за хвост? — Нет, он делает вот так.— Джим весь сгорбился, изогнулся и стал разевать рот, как золотая рыбка. — Он вот так и идет, Кэл, и, по-моему, ему это совсем не нравится. — Ты меня не разыгрываешь, Джим Финч? — Голос у Кэлпурнии стал сердитый. — Нет, Кэл, честное слово! — Этот пес бежит бегом? — Нет, он как-то трусит рысцой, только очень медленно. Он идет сюда. Кэлпурния сполоснула руки и вышла за Джимом во двор. — Никакого пса не видать, — сказала она. Мы повели ее мимо дома Рэдли, и она поглядела в ту сторону, куда показал Джим. Тим Джонсон был еще очень далеко, но он шел к нам. Он двигался как-то вкривь, будто правые лапы у него короче левых. Я подумала: он как автомобиль, который забуксовал на песке. — Он стал какой-то кривобокий, — сказал Джим. Кэлпурния вытаращила глаза, потом сгребла нас за плечи и скорей потащила домой. Захлопнула дверь, бросилась к телефону и закричала: — Дайте контору мистера Финча! Мистер Финч, это Кэл! Как перед богом, на нашей улице бешеная собака... Да, сэр, к нам бежит... Да... Мистер Финч, вот вам мое честное слово... Тим Джонсон... Да, сэр... Хорошо, сэр... хорошо... Она повесила трубку, мы стали спрашивать, что говорит Аттикус, а она только головой мотнула. Постучала по рычагу и сказала в трубку: — Мисс Юла Мэй... нет, мэм, с мистером Финчем я уже поговорила, пожалуйста, больше не соединяйте... Послушайте, мисс Юла Мэй, может, вы позвоните мисс Рейчел, н мисс Стивени Кроуфорд, и у кого там еще есть телефоны на нашей улице? Скажите им: идет бешеная собака! Пожалуйста, мэм! Она послушала немного. — Знаю, что февраль, мисс Юла Мэй, только я уж знаю, который пес здоровый, а который бешеный, не ошибусь. Пожалуйста, мэм, поторопитесь! Потом Кэлпурния спросила Джима: — А у Рэдли телефон есть? Джим посмотрел в телефонной книге и сказал — нету. —Да ведь они из дому не выходят, Кэл. — Все равно, надо им сказать. Она выбежала на веранду, мы с Джимом кинулись было за ней. — Сидите дома! — прикрикнула она. Мисс Юла уже передала предупреждение Кэлпурнии всем нашим соседям. Сколько хватал глаз, по всей улице двери были закрыты наглухо. Тима Джонсона нигде не было видно. Кэлпурния подобрала юбки и фартук и бегом кинулась к дому Рэдли. Взбежала на веранду и забарабанила в дверь. Никто не выглянул, и она закричала: — Мистер Натан! Мистер Артур! Берегитесь, бешеный пес! Бешеный пес! — Ей полагается стучать с заднего крыльца, —сказала я. Джим покачал головой. — Сейчас это неважно, — сказал он. Напрасно Кэлпурния ломилась в дверь. Никто не откликнулся, казалось, никто ее и не слышит. Она помчалась к заднему крыльцу Рэдли, и тут на нашу подъездную дорожку влетел черный «форд». Изнего вышли Аттикус и мистер Гек Тейт. Гек Тейт был шериф округа Мейкомб. Высокий, как наш Аттикус, только потоньше и носатый. На нем были высокие сапоги со шнуровкой, с блестящими металлическими глазками, бриджи и охотничья куртка. И пояс с патронами. И в руках огромное ружье. Они с Аттикусом подошли к крыльцу, и Джим отворил дверь. — Не выходи, сын, —сказал Аттикус.—Где он, Кэлпурния? — Сейчас уже, наверно, где-нибудь тут, — и Кэлпурния махнула рукой вдоль улицы. — Бегом бежит или нет? — спросил мистер Тейт. — Нет, сэр, мистер Гек, его сейчас корчит. — Может, пойдем ему навстречу, Гек? — сказал Аттикус. — Лучше подождем, мистер Финч. Обычно они бегут по прямой, но кто его знает. Может быть, он повернет, как улица поворачивает, это бы дай бог, а может, его понесет прямиком на задворки к Рэдли. Обождем немного. — Не думаю, чтобы он забежал во двор к Рэдли, — сказал Аттикус. — Забор помешает. Скорее всего двинется, по мостовой... Раньше я думала — у бешеных собак идет пена изо рта, и они очень быстро бегают, и кидаются на тебя, и хотят перегрызть тебе горло, и все это бывает в августе. Если б Тим Джонсон был такой, я испугалась бы куда меньше. Когда на улице ни души и все затаилось и ждет чего-то, это очень страшно. Деревья застыли неподвижно пересмешники и те смолкли, плотники со двора мисс Моди куда-то исчезли. Мистер Тейт чихнул, потом высморкался. И взял ружье на руку. Потом за стеклом своей парадной двери, точно в рамке, появилась мисс Стивени Кроуфорд. Подошла мисс Моди и стала с нею рядом. Аттикус поставил ногу на перекладину кресла и медленно потер ладонью колено. И сказал тихо: — Вот он. Из-за поворота показался Тим Джонсон, он плелся по тротуару, огибающему дом Рэдли. — Смотри-ка, — прошептал Джим. — Мистер Гек говорил, они двигаются по прямой. А он по мостовой и то идти не может. — По-моему, его просто тошнит, — сказала я. — Стань ему кто-нибудь поперек дороги — и он кинется. Мистер Тейт заслонил глаза ладонью и подался вперед. Тим Джонсон двигался черепашьим шагом, но он не играл с сухими листьями и не нюхал землю. Он будто знал, куда идет; будто какая-то невидимая сила медленно подталкивала его к нам. Он передергивался, как лошадь, когда ее одолевают слепни; то раскрывал пасть, то закрывал; его кренило набок и все равно медленно тянуло к нам. — Он ищет места, где издохнуть, — сказал Джим. Мистер Тейт обернулся. — До смерти ему далеко, Джим, он еще и не начал подыхать. Тим Джонсон доплелся до проулка перед домом Рэдли и, видно, собирал последние крохи разума, пытаясь сообразить, куда ему теперь податься. Сделал несколько неверных шагов и уперся в ворота Рэдли; хотел повернуться — не вышло. Аттикус сказал: — Теперь его уже можно достать, Гек. Поторопитесь, пока он не свернул в проулок — одному богу известно, кто там может оказаться за углом. Иди в дом, Кэл. Кэл отворила забранную сеткой дверь, заперла ее за собой на засов, опять отодвинула засов и накинула только крючок. Она старалась загородить собою нас с Джимом но мы выглядывали у нее из-под рук. — Стреляйте, мистер Финч. И мистер Тейт протянул Аттикусу ружье. Мы с Джимом чуть в обморок не упали. — Не теряйте времени, Гек, — сказал Аттикус.—Бейте, не раздумывайте. — Мистер Финч, тут надо бить без промаха.Аттикус сердито замотал головой. — Не тяните, Гек! Он нестанет целыйдень вас дожидаться... — Мистер Финч, да вы поглядите, где он стоит! Только промахнись — и угодишь прямо в окно Рэдли. Я не такой меткий стрелок, вы это и сами знаете. — А я тридцать лет оружия в руки не брал... Мистер Тент рывком сунул Аттикусу свое ружье. — Вот и возьмите сейчас, мне будет куда спокойнее! — сказал он. Мы с Джимом смотрели как в тумане... Отец взял ружье и вышел на середину улицы. Он шел быстро, амнеказалось, он еле движется, точно под водой, — так тошнотворно ползло время. Аттикус взялся за очки. — Боже милостивый, помоги ему, —.пробормоталаКэлпурния и прижала ладони кщекам. Аттикус сдвинул очки на лоб, они соскользнули обратно, и он уронил их на землю. В тишине я услышала — хрустнули стекла. Аттикус потер рукой глаза и подбородок и сильно замигал. У ворот Рэдли Тим Джонсон, как мог, что-то сообразил. Он, наконец, повернулся и двинулся дальше по нашей улице. Сделал два шага, остановился и поднял голову. И весь одеревенел. Аттикус, кажется, еще и вскинуть ружье не успел — и в тот же миг нажал спуск. Грохнул выстрел. Тим Джонсон подскочил, шлепнулся наземь и застыл бело-рыжим холмиком. Он даже не узнал, что случилось. Мистер Тейт спрыгнул с крыльца и кинулся к дому Рэдли. Остановился возле собаки, присел на корточки обернулся и постукал пальцем себе по лбу над левым глазом. — Вы взяли чуточку вправо, мистер Финч! — Всегда этим страдал, — ответил Аттикус.— Будь у меня выбор, я бы предпочел дробовик. Он нагнулся, поднял очки, растер каблуком в пыль осколки стекол, потом подошел к мистеру Тейту, остановился и посмотрел на Тима Джонсона. Одна за другой отворялись двери, улица медленно оживала. Вышли из дому мисс Моди и мисс Стивени. Джим оцепенел. Я его ущипнула, чтоб сдвинуть с места, но Аттикус нас заметил и крикнул; — Не ходите сюда! Потом мистер Тейт с Аттикусом вернулись к нам во двор. Мистер Тейт улыбался. — Я велю Зибо его подобрать, —сказал он.—Не так-то много вы позабыли, мистер Финч. Говорят, этому не разучишься. Аттикус молчал. — Аттикус...— начал Джим. — Что? — Ничего. — Любо было на тебя смотреть, Финч Без Промаха! Аттикус круто обернулся, перед ним стояла мисс Моди. Они молча посмотрели друг на друга, и Аттикус сел в машину шерифа. — Поди сюда, — сказал он Джиму.— Не смейте подходить к этой собаке, понял? Не смейте к ней подходить, мертвая она не менее, опасна, чем живая. — Да, сэр, — сказал Джим.— Аттикус... — Что, сын? — Ничего. — Что с тобой, друг, у тебя отнялся язык? —усмехнулся мистер Тейт.— Неужели ты не знал, что отец у тебя... — Бросьте, Гек, — прервал Аттикус.— Нам пора в город. Они уехали, а мы с Джимом пошли к дому мисс Стивени. Сели на крыльце и стали ждать Зибо с его машиной. Джим сидел ошеломленный и растерянный. Мисс Стивени сказала: — Гм-гм, бешеная собака в феврале... кто бы мог подумать? Может, она была никакая не бешеная, она просто так одурела? Но хотела бы я видеть физиономию Гарри Джонсона, когда он вернетсяиз Мобила и узнает, что Аттикус Финч пристрелил его собаку.Пари держу, пес просто набрался где-то блох. Мисс Моди сказала — мисс Стивени запела бы по-другому, если б Тим Джонсон все еще гулял по нашей улице, а выяснится все очень быстро, голову пошлют в Монтгомери. Джим, наконец, раскрыл рот: — Видела Аттикуса, Глазастик? Нет, ты видела, как он стоял?.. Вдруг его вроде как отпустило, и как будто ружье не отдельно от него, а тоже его рука... и так быстро все, раз-раз... а я, прежде чем во что-нибудь попаду, десять минут прицеливаюсь... Мисс Моди ехидно улыбнулась. — Ну-с, мисс Джин Луиза, — сказала она, — ты все еще думаешь, что твой отец ничего не умеет? И все еще.его стыдишься? — Не-е...— кротко сказала я. — В тот раз я забыла тебе сказать — Аттикус Финч, не только играл на окарине, он был в свое.время самый меткий стрелок на весь округ Мейкомб. — Самый меткий стрелок...— эхом повторил Джим. — Совершенно верно, Джим Финч. Подозреваю, что теперь ты тоже запоешь другую песенку. Надо же додуматься — вы даже не знаете, что вашего отца еще мальчишкой прозвали Финч Без Промаха? Да ведь в те времена на «Пристани» он, бывало, если с пятнадцати выстрелов подстрелит только четырнадцать голубей, так уже горюет — ах, я патроны зря трачу! — Он нам ни разу про это слова не сказал, — пробормотал Джим. — Вот как? Ни разу ни слова? — Да, мэм. — Почему же он никогда не охотится? — удивилась я. — Пожалуй, я могу тебе это объяснить, — сказала мисс Моди.— Что-что, а твой отец прежде всего благородная душа. Меткость тоже дар божий, талант... Но, конечно, надо его совершенствовать, упражняться, а ведь стрелять в цель — не то что, к примеру, на фортепьяно играть. Я так думаю, в один прекрасный день он понял, что бог дал ему несправедливое преимущество над живыми существами, и тогда он отложил ружье. Наверно, решил — буду стрелять только в крайности; а вот сегодня была крайность — он и стрелял. — По-моему, он должен гордиться, — сказала я. — Одни только дураки гордятся своими талантами. — сказала мисс Моди. Подкатил мусорщик Зибо. Он достал из машины вилы и осторожно поддел ими Тима Джонсона. Кинул его в кузов, потом полил чем-то из бидона землю на том месте где Тим упал, и вокруг тоже. — Покуда никто сюда не подходите! — крикнулон. Мы пошли домой, и я сказала Джиму —вот теперь нам будет что порассказать в понедельник в школе, и вдруг Джим на меня как накинется: — И не думай рассказывать! — Еще чего! Непременно расскажу! Не у всех папа самый меткий стрелок в целом округе! — По-моему, — сказал Джим, — если б он хотел, чтоб мы про это знали, он сам бы нам рассказал. Если б он этим гордился, так рассказал бы. — Может, он просто забыл, — сказала я. — Э, нет, Глазастик, тебе этого не понять. Аттикус и правда старый, но мне все равно, чего он там не умеет, мне все равно, пускай он ничего на свете не умеет. Джим подобрал камень и с торжеством запустил им в гараж. Побежал за ним и на бегу крикнул через плечо: — Аттикус — джентльмен, совсем как я!
|