Объяснение в любви

И. Б.

О путешествиях приятней рассуждать или рассказывать, чем, скажем, в самом деле кормить клопов в каком-нибудь мотеле да «мух давить», разглядывая блядь провинциальную (но сей соблазн под стать желанью странствовать: вот так на каравелле отчалишь еле – хочется блевать). С утра курить рассеянно в постели и только в полдень выехать опять. Считать столбы, несущиеся вспять, и вспоминать, как тёрлось тело в теле.

При слове «родина» в груди какой-то ком. Я побывал там после перестройки. И каждый был, ей-ей, со мной знаком. Я в гости зван был парнем, что в райком меня таскал и «Сказкою о Тройке» сполна попотчевал. Но той головомойке уже лет двадцать. Как финал попойке, с его подругой я такое в койке выделывал, что – расскажи тайком – Вы б принялись трудиться кулаком. Вот телефончик Людки (или Зойки?).

Томограф

Памяти Олега Ижболдина

Засунуть бы голову, что ли, в томограф. Взглянуть, как будто качнувшись над пропастью, вниз, холодея, – на эту бугристую слизь и невнятную муть. Ты только не спрашивай, где я.

Обидно в преддверье столетья чудес умереть. Я слеплен из опыта древних существ и глагола воздействием тестостерона. И, может, на треть, – семья удружила и школа.

Добавить бы что-то о жизни – (как пахнет мазут! – в саду на скамье чешуя и арбузные корки) – но помню лишь я, как о чём-то негромко поют, и привкус махорочный горький.

Первый снег

Прозрачная зима, совсем немного снега. Неощутим разбег весенней маяты. Мой друг, не отличить изгнанье от побега. И чудятся везде знакомые черты.

Нежней, чем на щеке снежинка-недотрога, вольготнее холмов, где воздух невесом, небрежнее кивка, тревожней, чем дорога, случайнее травы, примятой колесом, –

непоправимый дар. Чудесно мёрзнут ноги: промокли башмаки. Не следует любви просить в чужих краях. Желания – убоги. Оставь мне этот миг. Часы останови.

Звезда

Памяти Анненского

Взгляни на небосвод – коснётся сердца грусть. Мерцание светил не обещает встречи, – и тленья убежать возможно ль в русской речи? – уж нынче – ничего не знают наизусть.

Не надышаться, не наговориться впрок! – Не бойся, говорю, – надеждой тешась зыбкой, – как промотавший жизнь в беспамятстве игрок, бредущий под дождём с растерянной улыбкой.

Не бойся, говорю: ты просто спишь в саду, и над тобой плывёт ночной листвы громада, – тебе двенадцать лет, и влажный шепот сада навеял длинный сон про синюю звезду.

Не бойся, говорю… Белёсая луна

бежит в разрывах туч, и дремлют под корою

столетьями жуки, – и синяя одна

дрожит вдали звезда – едва глаза прикрою.