Дополнительные материалы о Франкфуртской школе

Это последняя глава книги Фонда «Свободный конгресса» о политкорректности или – называя вещи своими именами – о культурном марксизме. Это короткое библиографическое эссе предназначалось не как исчерпывающий ресурс для ученых, а как путеводитель для заинтересованных граждан, которые хотят узнать больше об идеологии, захватившей Западную Европу и Америку.

Чтобы понять суть политкорректности, или так называемого культурного марксизма, и ее опасность, необходимо разобраться в ее истории, особенно в истории Франкфуртской школы – учреждения, ответственного за создание этой идеологии. Франкфуртская школа, или Институт социальных исследований, был основан при Франкфуртском Университете в 1923 году. Сам этот факт важен, потому что показывает: политкорректность – это не только пережитки студенческих бунтов 60-х и 70-х годов.

Значителен и еще один факт из далекого 1923 года: изначально Франкфуртская школа должна была называться Институтом марксизма. Отец-основатель института, Феликс Вайль, в 1971 году писал, что он хотел стать известным и, возможно, даже прославиться своим вкладом в марксизм как научную дисциплину. Начав традицию, которую продолжает и современная политкорректность, Вайль с коллегами решили, что смогут работать более эффективно, если скроют свою связь с марксизмом. Поразмыслив, они решили выбрать достаточно нейтрально звучащее название: Институт социальных исследований. Но искренним желанием Вайля оставалось создание организации, подобной советскому Институту марксизма-ленинизма – укомплектованной целым штатом научных работников и студентов, развитой библиотечной и архивной сетями. В 1933 году этот «замаскированный» институт марксизма покинул Германию и был открыт заново в Нью-Йорке, где, со временем, сделал акцент на постепенном насаждении этой идеологии в западноевропейском и американском обществах.

Англоязычные читатели могут ознакомиться с историей Франкфуртской школы в книге Мартина Джея «Диалектическое воображение: История Франкфуртской школы и Института социальных исследований, 1932-1950»[26]. Эта книга издана в мягкой обложке и может быть заказана через любой книжный магазин. Читатель должен понимать, что книга Джея, выражаясь словами другого труда о Франкфуртской школе, это «полуофициальная» история, то есть в целом отличается некритическим подходом. Как и практически все другие англоязычные авторы, писавшие об институте, Джей относится в своих политических пристрастиях к левым. Тем не менее, книга подробно описывает факты, касающиеся Франкфуртской школы, и читателю не составит труда разобраться в корнях и происхождение современной политкорректности.

В первой главе, «Создание Института социальных исследований и его первые франкфуртские годы», Джей прямо указывает на марксистское происхождение и природу Института, а также на попытки скрыть этот факт: «Первоначальная идея назвать его Институтом марксизма была отвергнута как слишком провокационная, и начались поиски более завуалированной альтернативы (не в последний раз в истории Франкфуртской школы)». О первом директоре института, Карле Грюнберге, Джей пишет: «Грюнберг начал свою речь на открытии с ясного признания своей личной приверженности марксизму как научной методологии. Точно так же, как другие организации были цитаделями либерализма, государственного социализма и исторической школы, марксизм должен был стать ведущим принципом института».

Первая глава книги Джея повествует и о критическом сдвиге в деятельности института, заложившем основу для сегодняшней политкорректности, также известной как культурный марксизм: «И если можно сказать, что в ранние годы своего существования институт занимался анализом социально-экономического базиса буржуазного общества, то после 1930 года он начал сосредотачиваться, прежде всего, на его культурной надстройке».

Вторая глава, «Гений критической теории», раскрывает саму суть сферы «критических исследований», которые служат сегодня образцами политкорректности в кампусах колледжей. Все они являются ветвями и потомками критической теории, впервые разработанной в 30-х годах Франкфуртской школой. Термин «критическая теория» сам по себе является чем-то вроде игры слов. Так и хочется спросить: «Ладно, и в чем же заключается теория?». Ответ таков: «В том, чтобы критиковать». Джей пишет: «Критическая теория, как предполагает ее название, была сформулирована через критику других мыслителей и философских традиций... Только рассматривая ее в ее же собственных терминах, как смесь других систем, можно понять ее полностью». Целью критической теории была не правда, а практика, революционное действие: подвергать существующие общество и культуру беспрестанной, разрушительной критике.

Согласно Джею, «истинная цель марксизма, как утверждал Макс Хоркхаймер (сменивший Карла Грюнберга на посту руководителя института в июле 1930), была не в том, чтобы раскрыть базовые истины, но в том, чтобы стимулировать социальные изменения».

Центральный вопрос, стоящий перед институтом в начале 1930-х, был в том, как приложить марксистскую теорию к культуре. Название третьей главы Джея дает ответ: «Интеграция психоанализа». Здесь автор в некоторой степени терпит неудачу, так как не предлагает ясного понимания того, как институт объединил Маркса и Фрейда. Решение видится в том, что более поздний критический анализ Фрейда был обусловлен капиталистическо-буржуазным порядком, а революционное, посткапиталистическое общество могло бы «освободить» человека от его фрейдистских комплексов. Здесь снова просматривается проявление ключевых аспектов политкорректности, включая требование сексуального «освобождения» и атаку на «патриархальную» западную культуру.

И если точная суть смешения Маркса и Фрейда оставлена Джеем нераскрытой, то в следующей главе «Первые исследования авторитаризма» он раскрывает применение этого смешения. Институт покинул Германию, перебравшись в Нью-Йорк, в 1933 году, потому что к власти в Германии пришли нацисты. Неудивительно, что одной из первых задач института в Нью-Йорке было выступить против нацизма. Этому в значительной степени способствовало выдумывание психологического «теста» на «авторитарную личность». Предполагалось, что люди, обнаружившие в себе эту авторитарную личность, вероятнее всего поддержат нацизм. Как само понятие, так и методология, мягко выражаясь, являлись сомнительными. Однако эта работа института дала важный инструмент в руки левым – а именно, идею о том, что любой человек с правыми взглядами является, по сути, психологически неуравновешенным. И это стало ключевым этапом для института в плане зарождения политкорректности в Западной Европе и Америке, так как необходимые для этого научного труда эмпирические исследования были проведены на западноевропейцах и американцах. Итогом явилась весьма влиятельная работа сотрудника института Теодора Адорно «Исследование авторитарной личности», увидевшая свет в 1950.

Пятая глава работы Джея, «Анализ нацизма», продолжает тему «авторитарной личности», а шестая глава «Теория эстетики и критический анализ массовой культуры» является ответом на вопрос, почему бó льшая часть «серьезного» современного искусства и музыки настолько ужасны. Теодор Адорно был в институте ведущей фигурой по высокой культуре – он начинал карьеру как музыкальный критик и покровитель Шенберга, – и его точка зрения состояла в том, что перед лицом «репрессивности» буржуазного общества искусство могло быть «истинным» лишь когда отвращало, отражая тем самым отчуждение окружающего общества. Джей цитирует Адорно: «Успешное произведение – не то, которое решает объективные противоречия в фальшивой гармонии, но то, которое выражает идею гармонии отрицательно, точно и бескомпромиссно воплощая противоречия в самой ее внутренней структуре».

Адорно презирал новую массовую культуру – кино, радио и джаз, – и в этом просматривается случай упущенной возможности: сегодня индустрия развлечений – наиболее влиятельный распространитель идей политкорректности. Другая ключевая личность Франкфуртской школы, Вальтер Бенджамин, видел этот потенциал: «Он парадоксально возлагал надежду на прогрессивный потенциал политизированного, коллективизированного искусства». В какой-то момент некто (вопрос, кто именно, лежит за рамками книги Джея) сложил вместе восприятие Бенджамина и общее видение Франкфуртской школы, что Джей подытоживает так: «Институт пришел к выводу, что индустрия культуры поработила мужчин куда более коварными и действенными методами, чем грубое насаждение, используемое в предыдущие времена».

В оставшейся части книги Джей прослеживает (некоторым образом) эмпирическую работу института в 1940-х, которой препятствовали те же проблемы, что и их прежним «исследованиям», и прослеживает возвращение института во Франкфурт после Второй мировой войны. Но к этому моменту читатель уже видит картину. Он видит, как марксизм был переведен из экономического в культурный план; разглядел темы сексуального освобождения, феминизма, «жертв» и так далее, что составляет сегодняшнюю политкорректность, и нашел в критической теории истоки бесконечных воплей о «расизме, сексизме и гомофобии», которые политкорректность сыпет градом. Не хватает одного ключевого кусочка истории: «анализа влиятельного переложения Гербертом Маркузе работ Франкфуртской школы для новой западноевропейской и американской аудитории 1960-х годов», как Джей добавляет в эпилоге. Также Джей странным образом игнорирует фактический переезд Института в лице Хоркхаймера и Адорно в Лос-Анджелес во время войны. Разве связи, которые они выстроили там, не играют никакой роли во внедрении философии Франкфуртской школы в западноевропейский и американский кинематограф, а после войны и на телевидение? Джей не затрагивает эту тему.

Читателю, незнакомому с Франкфуртской школой как с источником сегодняшней политкорректности, «Диалектическое мышление» Джея предоставляет солидную базу. Книга содержит обширную (хотя и без аннотаций) библиографию работ, написанных Франкфуртской школой и о Франкфуртской школе.

Что касается других доступных работ о Франкфуртской школе, то недавно в Германии было переведено на английский язык современное авторитетное исследование Рольфа Виггерсхауса «Франкфуртская школа: История, теории и политическое значение»[27]. Эта книга основана на том же базисе, что и книга Мартина Джея, хотя в ней также прослеживается деятельность института с момента послевоенного возвращения в Германию до смерти Адорно в 1969 году.

Виггерсхаус более детален, чем первый автор, и, хотя придерживается левых политических взглядов, более критичен, чем Джей. Виггерсхаус дает краткий (и в то же время неприязненный) обзор немецкой консервативной критики Франкфуртской школы. Возникающая картина кажется сходной для западных европейцев и американцев, попавших в ловушку пут политической корректности: с момента опубликования в 1970 году книги Рормозера «Нищета критической теории»[28] он всеми доступными способами распространял мнение, что Маркузе, Адорно и Хоркхаймер были «приемными родителями» террористов-интеллектуалов, которые использовали культурную революцию для уничтожения традиций христианского Запада. Университетские профессора Эрнст Топич и Курт Зонтхаймер, видевшие себя наставниками и либеральными демократами, пошли по стопам Рормозера: в 1972 г. критический рационалист Топич, будучи профессором философии в Граце, констатировал, что за фасадом слоганов «рациональной дискуссии» и «диалога, свободного от давления» в университетах установился «явный террор политических обвинений, которого не существовало даже при нацистском режиме».