Александр Самойленко 17 страница

«И чем внушительнее победа, чем мощнее и вооружённее становились армии Махно, тем бесшабашнее и разгульнее носились они по Украине – с грабежами, пьянством, буйством. Рядом с пулеметами, на тачанках, покрытыми дорогими коврами, ставили бочки с вином или самогоном. Вечно пьяные, немытые, нечёсанные, махновцы врывались в любой двор, захватывали живность, начинали дикий кутёж, открывали пулемётную стрельбу». (Из книги: «Нестор Махно. Воспоминания»).
По мере своих «подвигов» изменялся и сам Махно, в соответствии с как всегда точными наблюдениями древних римлян: Tempora mutantur et nos mutamur in ilis. – Времена меняются и мы меняемся вместе с ними. Он напивался и частенько лично расстреливал из маузера своих провинившихся бойцов.
Да и постоянные метания от красных к белым и обратно – дисциплине не способствовали. Официальные идеи Махно: борьба с помещиками, кулаками и очищение Украины от немецко-австрийских войск.
Действительность: пьянство, грабежи, убийства.
Большевикам не удалось победить Махно в бою, и они пошли на хитрость: так же, как они пообещали крестьянам землю (вот уже скоро сто лет, но не земли, ни крестьян!), объявили они амнистию для всех рядовых бандитов многочисленных банд, в том числе и для армии Махно. И бойцы побежали по домам, поверили, наивные, обещаниям коммунистов! А под знамёна Махно стали собираться те, с кем он только что боролся – богатые, которым советская власть уже не давала жить.
В результате Махно проиграл и весь израненный, больной туберкулёзом, оказался в Париже, с женой и дочерью, где стал сапожничать и писать мемуары на уровне своего образования – трёх классов церковноприходской школы...
Анархисты всех стран скинулись и организовали ему пенсион, позволявший скромно жить. В 1934 году батько Махно в возрасте сорока шести лет умер, урна с его прахом захоронена на кладбище Пер-Лашез.
Во время оккупации Франции гитлеровскими войсками жена Махно была арестована (фашистам, как и коммунистам, анархизм не нравился!) и отправлена в концлагерь в Германии. После войны она и её дочь Елена попали в СССР, где жена Махно провела еще восемь лет в сталинском концлагере. Дочь получила пять лет ссылки...
А миллионы наших дедов и прадедов – бойцов различных армий и банд, поверивших большевистской амнистии и вернувшихся к мирной жизни, впоследствии были расстреляны судами-тройками и уничтожены в сталинских концлагерях...

САВКА.

Каждый человек – это целый мир. Или – антимир...

Вернувшийся с гражданской войны Саввелий заключал в одном себе целый античеловеческий мир.
Он остался жив только потому, что очень хорошо научился убивать. На его теле не было свободного места от шрамов – всё исколото и исстреляно. Каким-то чудом ему удалось сохранить лишь своё красивое лицо. «Курице негде клюнуть!» – Так говорила о его шрамах на теле жена Поля, впоследствии моя бабушка по матери.
И еще она говорила – и это, практически, всё, что я слышал от своей бабушки про своего дедушку: «Ну и сволочь Савка был! Гад, какого свет не видел!»
Но так она будет говорить потом, в старости, а тогда, восемнадцатилетняя, она была рада, счастлива и польщена, что ОН её не забыл, вернулся такой возмужавший, закалённый... Тем более, что мужское население повыбивало друг друга на гражданской войне и выбора, собственно, не было.
Саввелий вернулся и выполнил свое обещание – женился на девушке, которую два с лишним года назад видел лишь несколько часов. Что-то еще человеческое сохранялось в его душе: инстинкт размножения, семьи, желания любить.
Но сама его душа, как и тело, была вся исколота и исстреляна. И эти шрамы на душе от сотен зверских убийств, совершенных им лично, никак нельзя было вытравить из памяти, и психика его была уже больна, с молодости он страдал алкоголизмом.
А между тем природа наградила его талантами, которые ему не суждено было развить и реализовать. Саввелий обладал необычайным темпераментом и такими телесными физическими возможностями, которые даны далеко не каждому. Он не мог пройти спокойно, например, мимо скамейки, чтоб не перепрыгнуть через нее. А любимое развлечение – прыжки с крыши с сальто в воздухе и приземлением на ноги! Если бы Саввелию повезло и он жил бы в другое время или в другой стране, то, возможно, стал бы он великолепным циркачем-акробатом, или бесстрашным каскадером, или знаменитым артистом – с его-то внешностью! А может, писателем или журналистом – очевидно, именно его гены «писательские» передались мне, а его дочь – моя мать, тоже всю жизнь пыталась писать и в семьдесят четыре года выпустила первую книжечку стихов...
Но то дикое время, та страна и гражданская война-бойня обнажили и развили в нём две врожденные черты: садизм и алкоголизм.
Итак, Саввелий вернулся и пришел в дом, где его появление встретили без восторга, но перечить побоялись: кто знает этих бандитов – вдруг опять придут к власти?
К тому времени отец Полины, т. е. мой прадед Тарас, разбогател настолько, что скупал по Украине живность – коров, лошадей, свиней, и отправлял в Германию. Коммунисты на Украине еще не набрали такой силы, чтобы уничтожить свободную торговлю и капитализм. А может быть, село Старая Осота, где проживали мои украинские предки, еще находилось в юрисдикции Украинской Рады.
Саввелий не пожелал жить в доме тестя-богатея, потому что воевал он в армии Махно все-таки по идейным соображениям: за то, чтобы не было нищих батраков, доведенных до уровня скота, и паразитирующих на их рабском труде эксплуататоров.
А «эксплуататоры» – мои прадед и прабабка, сами в рабстве провели детство, будучи крепостными крестьянами. А потом, каторжно трудясь, вырастив сыновей, вместе с ними вкалывали от зари до зари, отказывая себе во всём, сэкономили какие-то жалкие гроши, и уже природная смекалка, ловкость, золотые руки позволили развиться и разбогатеть. Но имея десятки наёмных работников и большие деньги, они продолжали почти также тяжело трудиться, не слишком отличаясь от своих рабочих – то ли в силу привычки, то ли имея такие представления о правилах жизни.
Саввелий забрал молодую к себе – его деревня была в нескольких километрах. Родственники Саввелия помогли построить небольшой домик, там и зажила молодая пара. Но недолго и несчастливо.
Да и мог ли быть счастливым человек с искалеченной психикой, душой и телом? Пьянство, нищета. Пришлось идти работать чуть ли ни батраком. Неопытная юная неграмотная жена стала рожать детей.
Садистские наклонности Саввелия проявлялись не только по отношению к жене, но и к собственным детям: он мог сунуть в рот ребенку дуло нагана и щелкать курком... или дать закурить годовалому сыну...
Первые двое детей умерли, не дожив и до двух лет. Родилась еще девочка, Наташа.
А нищета наступала, другого батьки Махно, к которому Саввелию захотелось бы примкнуть, не нашлось, да и воевать ему конечно же надоело. А впереди лишь тяжелый, унизительный бессмысленный труд, голод.
Вот одно из сохранившихся мгновений-эпизодов: он пришел с каторжной работы – усталый, голодный. Жена сварила борщ – без мяса. «Что ж, ты не могла сходить к своему куркулю и взять кусок мяса?!» – возмутился Саввелий, имея ввиду тестя, у которого к тому времени уже работали скотобойня и коптильни.
Классовая борьба приходит и уходит, а кушать хочется всегда!
И Саввелий насобирал взаймы денег у своих родственников и ушел в Польшу. Купить партию кожи, чтобы открыть сапожную мастерскую. Но вот чего Бог не дал моему деду – так это практически-коммерческой жилки...
Такая же наследственность, очевидно, и у его сына Миши, и у меня, его правнука: умею работать, но не умею выгодно себя пристроить. Имею рукописи, которые стоят миллионы долларов, но не умею найти умных талантливых издателей.
А сейчас немного в сторону и несколько слов о популярном в России вопросе – национальном.
Не знаю – какой национальности был Саввелий. Но когда мне исполнилось сорок пять, моя мама поведала мне с т р а ш н у ю тайну: предки наши по её материнской линии имели польскую и еврейскую кровь. Какой из них больше или меньше – выяснить сейчас уже невозможно. Известно, что прабабушкины родители выкрещивались из католицизма в христианство, значит, были поляками. А предки прадеда – из иудаизма в христианство...
В те времена, которые здесь описываются, в России еще случались погромы и массовые убийства евреев. Даже великие русские писатели в своих произведениях иначе как жидами евреев не называли. Для русского в те времена жениться на девушке с еврейской кровью было совершенно нереально. И хотя ни мои прадеды, ни, тем более, молодая Полина, не знали уже языка и обычаев своего племени израильского, но внешность-то не выкрестишь...
По некоторым семейным отголоскам известно, что Саввелий имел
частично польскую кровь. Какую еще – не знаю, но знаю, что «голос крови» порой очень сильно себя проявляет...
Итак, ориентировочно в 1924 году Саввелий перешел украинско-польскую границу, оставив молодую жену с грудной дочерью Наташей.
Прошел год, был наисходе второй, а от мужа – ни слуху, ни духу. Природа взяла своё, и Поля загуляла... Однажды, возле её дома, в овраге, в зарослях бурьяна, нашли труп. Труп её постоянного любовника, еврея по национальности. Он был заколот вилами.
«Какой хороший был чиловик!» – до старости вспоминала Пелагея, так и не освоив полностью русский язык, перемежая его украинским, хотя в последствии большую часть жизни прожила в России.
А через два дня после страшной находки появился Савка...
Ни денег, ни кожи для мастерской. Где он пропадал два года и с кем – Поля так никогда и не узнала.
Жену он не убил, простил. Некоторое время они прожили вместе, но жизнь уже не ладилась совсем. Может быть, потому, что Саввелий подсознательно чувствовал тот сквознячок судьбы – 3 А П Л А Н И Р О В А Н Н О С Т И: он пришел в этот мир, в этот с ц е н а р и й, в этот ф и л ь м, чтобы в ДРУГОМ месте с ДРУГИМИ людьми сыграть свою о с н о в н у ю роль, для коей и был п о с л а н сюда: породить человека, который замкнёт круг, и вернётся «батько Махно» – преображённый, многоликий, с армией головорезов и их холуёв-чиновников, но не на конях, а на джипах. И воевать они будут не за справедливость, а против своего народа, не за свободу, а за кусок золота, за коттедж, за свинскую, халявную, преступную животную жизнь...
Стали сгущаться тучи над такими, как Саввелий, и он понял: надо уходить туда, где его никто не знает. И однажды он ушел. Оставив жену с двухлетней дочерью и месячной беременностью, о которой он не подозревал...

БЫВШАЯ СЕМЬЯ.

Самое временное в жизни – жизнь, а всё остальное – постоянно.

А Поля собрала узелок с вещами, заколотила досками, накрест, двери хаты и с дочерью вернулась к родителям.
В положенное время – 17 ноября 1926 года родилась еще одна девочка. Её назвали Анной, но ее имя претерпело в последствии метаморфозы: на Украине её называли Ганной, а в России она стала Галиной.
А сколько метаморфоз еще предстоит пройти этой девочке-женщине-бабушке! При её жизни появятся: радио, телевидение, самолеты, космонавты, компьютеры... И сама она, выйдя из совершенно дикой первобытной среды, в которой неизвестно было постельное бельё и спали вповалку на полу – превратится в учительницу, жену офицера, в парторга большой школы, в директора...

А в глубокой старости вновь окажется в дикой разрушенной бандитской стране, на грани выживания, с нищенской пенсией, а её преуспевший брат Миша, всемирно известный «перестройщик» и «демократ», лауреат Нобелевской премии за мир...
Впрочем, не буду забегать вперед, и пока на планете нет машины времени, пожалуй, стоит придерживаться хронологического повествования.
Через двадцать два года Галина родит сына, это буду я. А в 1988 году она вдруг узнает, что ее брат по отцу – генеральный секретарь ЦК КПСС, он же – главнокомандующий, он же... В общем, император империи с населением в 300 миллионов человек, которую боится весь земной мир...

Ж и з н ь – и л л ю з и я: к т о и л л ю з и о н и с т – н е и з в е с т н о, н о и з в е с т н о, ч т о м ы – л и ш ь к р о л и к и и з ЕГО ш л я п ы...

Прошло около восьмидесяти лет, большинство участников этой истории умерли и трудно хронологически точно вести повествование. В России не принято хранить память о предках – это не цивилизованные Англия с Шотландией, где по тысяче лет берегут различные записи, по которым можно добраться до истоков рода и узнать много любопытных подробностей. Но несколько эпизодов из первой семьи р о д н о г о отца Горбачёва сохранились, и я их вкратце расскажу, ибо, как убедится читатель, эти мгновения прошлого в дальнейшем соприкоснутся с жизнью человека, с т р а н н о е п о в е д е н и е которого изменило политическую карту планеты и судьбы сотен миллионов людей, а может быть, и всего населения Земли...
Итак, Саввелий канул в неизвестность. Полина с детьми не бедствовала, поскольку её отец продолжал экономически развиваться. Его процветанию способствовала Новая Экономическая Политика (НЭП) большевиков, которым в силу полнейшей разрухи, массового голода и экономической безграмотности пришлось вернуться к старым проверенным капиталистическим методам.
Но недолго процветал мой прадед Тарас, гениальный экономист-самоучка. Началось так называемое р а с к у л а ч и в а н и е – уничтожение класса самых трудолюбивых крестьян, наивно поверивших новой власти и поддержавших её своим тяжелым трудом в самый трудный момент.
Искусственный массовый голод унёс десятки миллионов наших сограждан и окончательно добил деревню и настоящее крестьянство.
Но моему талантливому прадеду в очередной раз удалось опередить время и чекистов и спасти от гибели свою семью. Тарас потерял всё: все свои предприятия, земли, усадьбу и даже крынку (кувшин) с золотом нашли и забрали у него коммунисты. Но он успел избежать высылки в Сибирь. Со всем семейством он уехал на Дальний Восток.
Осели они в Приморье, в селе Лесозаводское. Место тогда благодатнейшее, просто фантастическое, с первозданной райской природой: сотни озёр, кишащие рыбой, глубоководной широкой рекой Уссури – с двухметровыми сазанами и сомами, с пресноводными черепахами, с первобытной тайгой со зверьём. Сейчас это загаженный голый дикий городишко с дебильным уголовным населением.
Мой прадед Тарас оказался и талантливым столяром. Он и шестеро его сыновей трудились так, что в короткое время стали передовиками советского производства, т. н. «стахановцами», получали почетные грамоты и премии, их фотографии вывесили на «доске почёта».
Полина тоже жила здесь же, но не одна. Еще на Украине она вступила в гражданский брак со своим конюхом Пахомом.
Пахом не обладал утонченной внешностью и интеллектом, хотя от природы, очевидно, не был глупым. Но одновариантная жизнь, из границ которой никаким образом невозможно вырваться, производит в своей специфической субстанции и специфических существ. В диких обществах они делятся на: кланы, касты, мафии, рабов, бойцов, паханов, олигархов, нищих...
Пахом, несомненно, принадлежал к касте крестьян-рабов – с рабским мышлением, хотя его далекие предки, татаро-монголы, пытались некогда покорить этот призрачный земной мир.
Высокий, физически очень крепкий, с широкими монгольскими скулами, славился Пахом необыкновенным мощнейшим басом. В то время люди веселили себя сами, все праздничные застолья заканчивались хоровым пением, вели солисты с более музыкальным слухом и крепкими голосами. Пахома всегда приглашали к хозяйским столам и когда доходило до пения, Пахом запевал и гасла от мощи его баса керосиновая лампа!
Саввелий появился через три года. В Приморье! За десять тысяч километров от Украины! Сколько он добирался на тех древних поездах?! Два месяца? Три? Сквозь чекистские патрули, которые могли схватить его и расстрелять на месте...
Что такое человек? Его психика, чувства? Когда мы сможем объяснить себя на том уровне, на котором нас придумали наши Создатели – мы сами станем богами...
Саввелий нашел свою жену с огромным животом. Беременна.
Он внешне спокойно принял потерю. Научился владеть собой. Уехал. А еще через два года в хату Пахома и Полины зашел мужчина: небольшого роста, в вышитой украинской рубашке и очень красив лицом. Хозяев дома не было.
– Кто из вас Наташа? – спросил он Полиных детей.
– Я – Вышла вперед Наташа. И он погладил её по голове. А на Аню даже не взглянул. И еще попросил он у них и взял бутылку самогона, причём, точно указал место, где находились запасы спиртного.
– И кто это был? – недоумевал наивный Пахом.
А Полина помалкивала – она-то прекрасно знала – кто это был... Савка! Ведь именно она устроила ему свидание с детьми. А на Анюту Саввелий не посмотрел, считая её не своей. Он ошибался.
На что надеялся Саввелий, вторично преодолевая тысячи километров на допотопном поезде?! Или не давали покоя еще две врожденные черты: непоследовательность и непоседливость?
Это было последнее свидание Саввелия и Полины в этой жизни, на этом свете... Через несколько месяцев, на Украине, от другой женщины у Саввелия родится сын, которого он назовёт Мишей и который унаследует от отца многие черты и самую главную – н е п о с л е д о в а т е л ь н о с т ь, граничащую или даже переходящую в шизофрению..

А вскоре в семье Полины произошла трагедия. Какой-то сосед ублюдок – а ублюдков в Богом проклятой стране всегда хватало – выбрал время, заманил девчонок к себе, приказал им лечь и изнасиловал восьмилетнюю Наташу. Вечером Наташе стало плохо, она заплакала, девочки всё рассказали матери.
Поля побежала к соседу, стала кричать, что вернётся Савка (о её первом муже и его крутости свединия у соседей имелись) и убьёт его. На что ублюдок ответил: а я расскажу Савке и Пахому, чем ты тут занимаешься... И всё. Ублюдок остался безнаказанным. Полина скрыла трагедию с Наташей от Пахома, боясь, чтоб он не узнал о некоторых её подвигах в интимной жизни – пуританством моя бабуля в молодости не страдала...
Наташа была рослой, красивой и талантливой. Фантазёрка: сочиняла каждый день новые игры. Наверное, она смогла бы очень многого достичь в жизни.
Но после трагедии она замкнулась, не придумывала забав, не играла с младшей сестрой, молчала и больше ни разу н и к о г д а не засмеялась.
На своём детском интуитивном уровне она, наверное, поняла, что эта дикая варварская каннибальская страна – не для красивых, талантливых и чистых. И услышала зов оттуда, где живут такие как она, где принимают в ангелы... Через полгода Наташа умерла.
Всё, что от неё осталось – единственная фотография. Они сидят вдвоём: восьмилетняя Наташа и пятилетняя Аня-Галя, босиком, на лавке в деревенской хате и сосредоточенно смотрят в объектив...
Когда мне случайно попадается на глаза этот старинный снимок, почему-то всегда до слёз жалко загубленной несостоявшейся жизни моей тёти Наташи, навечно оставшейся восьмилетней...
А сейчас я ставлю латинское Nota Bene – обрати внимание! Ибо в 1961 году один молодой человек – Миша Горбачёв, тоже вспомнит о своей сестре по отцуЮ, Наташе, причём, в доме, где она когда-то родилась. Но вспомнит совсем в другом контексте...
Прежде чем поставить точку на первой семье Cаввелия – еще немного о тех временах и нравах.
Шизоидная советская власть нашла моего прадеда Тараса с его семейством в далёком таёжном Приморье и как бывших «кулаков» сослала всё-таки в Сибирь!
Пахом и Полина поехали вслед за ними добровольно.
Мой прадед Тарас не пропал и в Сибири! Вместе с сыновьями работал, работал, работал...
А Пахому Сибирь не понравилась – холодно. И отправился он с собственной семьёй за тридевять земель – в первобытную тогда, не имевшую еще своего письменного языка, но уже советскую республику Казахстан. Там они купили неплохой дом, но пришли чекисты в кожаных черных куртках и отобрали дом. Семья очень бедствовала, голодала, прожив около двух лет в Казахстане, вернулись они к родичам в Сибирь. А уже оттуда Пахом с разросшейся собственной семьёй вернулся в Приморье.
Где-то, на далёком холодном сибирском погосте, покоятся вечные трудяги-оптимисты, мои украинские, не терявшие духа ни в какой ситуации, прадедушка и прабабушка. Трое их сыновей погибли на войне с гитлеровскими фашистами, погибли, защищая страну и власть, которая их так дико и незаслуженно пинала! Еще двое умерли молодыми, а последнего, Андрея, уже в 1954 году какой-то райкомовский секретаришка-негодяй вызвал в кабинет и заявил: «Ты, кулацкое отродье, убирайся из наших мест, а то мы тебя посадим!»
И мой пра-дядя Андрей, вкалывавший с детства для этой страны: и на полях, и на заводах, со слезами на глазах ответил: «А куда убираться? Я уже в Сибири!» Прямо по Высоцкому: «И сослали его из Сибири в Сибирь...»
На заброшенном кладбище в захолустном приморском Лесозаводске давным давно обитают и Пахом с Полиной. Детей родилось у Полины от Пахома: шесть дочерей и один сын. Но одна из дочерей, Панна (она тоже давно умерла), резко отличалась своими тонкими чертами от остальных скуластых детей Пахома. По тайному семейному преданию её отец... Саввелий! То и по нынешним временам немалое расстояние от Украины до Приморья, проделывал дважды Саввелий к бывшей жене не ради только платонических свиданий...
Да, он был последователен в своей непоследовательности. Как и его сын от второго брака, Миша Горбачёв. Очевидно, моему деду Саввелию, как впрочем, и многим из нас, ж и з н ь к а з л а с ь к о р о т к и м п у т е ш е с т в и е м с о с л у ч а й н ы м и п о п у т ч и к а м и п о в с е л е н н о й с о б с т в е н н о г о о д и н о ч е с т в а.

Может быть именно в силу подобного мироощущения – вселенского одиночества – нам иногда так трудно терять некоторых «случайных попутчиков» и мы совершаем порой странные, со стороны нелепые поступки, пытаясь этими своими действиями вмешаться в ЗАПЛАНИРОВАННОСТЬ и переписать с т р о г о о б у с л о в л е н н ы й СЦЕНАРИЙ – одновременно понимая всю невозможность соревнования с Богом!...

СЕСТРА ПРЕЗИДЕНТА?!

Как много в жизни вариантов, но судьба почему-то лишь одна...

Моя мать и её брат по отцу, Горбачёв, очень похожи: и по внешнему облику, и по так называемому характеру. Наследственность...
Пожалуй, самое трудное – рассказывать правду о себе или ближайших родственниках, да еще пытаться соблюдать библейский совет: не судите и не судимы будете...
Моей матери, дожившей до глубокой старости, довелось испытать на себе несколько эпох в абсурдно-фантастической стране: то пытающейся подняться на вершины всеобщей коммунистической справедливости, то низвергающейся в пропасть уголовщины...
С самого раннего детства – тяжелейший труд: няньчила младших сестренок, которые появлялись каждый год, с семи лет работала за так называемые «трудодни» в колхозе: почтальоном, пастухом... Ребенком же работала на масложиркомбинате и однажды едва не утонула в цистерне с подсолнечным маслом – сорвалась со скользкой вертикальной металлической лестницы, но чудом зацепилась платьем и осталась жива. И бесконечное домашнее хозяйство – ведь жили натуральным хозяйством, за принудительную работу в колхозе, практически, ничего не платили. Таскала тяжеленные, на коромысле вёдра – поливать огород.
В школу приходила только в ноябре, когда заканчивались все полевые работы. В дырявых не по размеру башмаках, в убогом заштопанном платье. Забивалась в угол, над ней все смеялись, показывали пальцем – нищенка! А она училась отлично – без учебников, без тетрадей!
И голод – голод – голод – годами!
А в двенадцать лет, как неродную, Пахом её все-таки выгнал из дома с классической, по Горькому, фразой: – Ты у меня не медаль на шее...
Тот самый Пахом, с которым она еще недавно пасла колхозных коров, и он рассказывал ей народные былины, сказки и о своей жизни в далёком краю, где он был молодым казаком. Но тот же Пахом в самые тяжелые голодные дни брал ружьё, уходил на озёра, бил уток и сам их там ел, бросив семью... Се человек.
И пошла она по осенним сибирским полям с холщевой в заплатах котомкой за спиной: старый учебник по арифметике, подаренный мальчишкой-соседом, да вилок капусты... Пошла к бабушке с дедушкой, которые тоже уже были небогатыми, высланными с Украины, но жили неплохо и здесь. Там Галю откормили, приодели, отправили в школу.
Но через два года Полина потребовала дочь обратно – ее семейство совсем погрязло в нищете и нуждалось в повзрослевшей помощнице.
Еще два года Галя проработала в семье, помогая ей выжить. Она нашла ничейную землю вдоль железнодорожного полотна и засеяла ее просом. Спасла семью и себя от голодной смерти.
Началась война с фашистской Германией. Непоседливый Пахом-путешественник вновь отправился из Сибири в Приморье, в то же село Лесозаводское, где у него жила сестра. А мою будущую мать после окончания школы за отличную учёбу премировали путёвкой комсомола – послали на годичные учительские курсы. Молодая тотолитарная страна не имела еще достаточного количества университетов и ковала кадры – взамен уничтоженной в концлагерях старой интеллигенции.
Трижды Галина умирала, опухая от голода. Булка хлеба на базаре стоила больше, чем ее месячная стипендия. (В СССР военного и несколько лет послевоенного времени продуктов в свободной продаже не было, они отпускались строго по специальным продуктовым карточкам.
Пройдет с о р о к лет, сельское хозяйство СССР будет курировать мой дядя Миша Горбачёв – член Политбюро, под его «гениальным» руководством колхозы-совхозы окончательно деградируют, продукты исчезнут с прилавков магазинов, торговая мафия будет торговать с чёрного хода, вновь появятся продуктовые карточки и страна, обладающая несметными мировыми запасами нефти, газа, цветных металлов, лесом, живностью в морях и океанах – рухнет, как колосс на глиняных ножках...
Галину спас инспектор образования, проезжавший с проверкой по учебным заведениям. Увидев погибающую девчонку, он издал распоряжение, позволявшее ей обедать в интернате, где она проходила учебную практику. Эта ежедневная тарелка каши и кусочек хлеба дали ей жизнь, а впоследствии – и мне...
Там же, в общежитии, она жила рядом с интеллигентками-преподавателями: бывшей дворянкой, женой действующего советского генерала, и немкой, преподавательницей немецкого языка. Они взяли над молодой студенткой шефство – учили манерам поведения: как говорить, ходить, одеваться... Впоследствии немку арестовали как немецкую шпионку (предки которой с еще петровских времен поселились в России!), и, конечно же, жестоко пытали и расстреляли...
После учёбы Галя попросила направление на работу в Приморье. В Лесозаводске она поселяется отдельно от семьи, преподаёт в школе в начальных классах. Многолетний постоянный голод создал из нее эдакое хрупкое, весьма симпатичное женское существо – с нежнейшей бледной тонкой кожей, большими карими глазами. Если бы тогда существовали конкурсы красоты, то она обязательно вошла бы в тройку самых-самых! Плюс – врожденный интеллект, плюс – учительница, интеллигенция, что по тем временам – большая редкость.
В Доме офицеров – танцы, нет отбоя от ухажёров. Но у нее большая любовь, любовь-болезнь – офицер, капитан. А он любит другую, на которой впоследствии и женится. Так проходит несколько лет. Заканчивается война. Дальний Восток – гигантская квартира для гигантской советской, еще не сокращенной армии, только что вышедшей из пятилетней бойни.
На танцах появляется бравый офицер – высокий майор двадцати шести лет. Десятки высших боевых орденов едва умещаются на груди. Именной пистолет от маршала за личную храбрость. Прошел всю пятилетнюю войну, чудом выжил в Сталинграде и на днепровской переправе. Из Берлина послали в военную московскую академию. Комиссия забраковала – искривлён палец на ноге... Послали служить в Китай, в город Порт-Артур, военная база СССР. Попросил неделю отпуска – жениться. Приехал в родной Лесозаводск, где мать, братья и сестра. Пошел в Дом офицеров на танцы, чтобы увидеть красавицу Галочку, восхищенные платонические отзывы о которой он слышал от офицера-земляка, приехавшего в Порт-Артур из Приморья.
Оказалось, что его родная сестра – одна из Галочкиных подруг. Попросил познакомить. Они встретились, танцевали, майор назначил свидание, но она почему-то не пришла. Тогда он сам явился к ней на квартиру и увидел: сидит бледная, голодная в бедной пустой комнате, рассыпалась единственная обувь – летние босоножки, а на улице конец октября и первые снежинки... Потому и не пришла на свидание.
Майор развернулся, ушел, а вернулся с многочисленными свёртками: зимние женские сапоги, теплые вещи, продукты...
За ней ухаживали десятки холостяков-офицеров – с большими зарплатами, пайками, а она жестоко голодала, перешивала единственное платье, и никто никогда ничем не помог...
Через неделю они, мои будущие родители, уехали на границу с Китаем, в новую войсковую часть.

Ей было четырнадцать, она сидела в хате. Там же находились её мать и старушка, соседка-знахарка. Стоял солнечный знойный летний день, ни облачка. И вдруг в открытую форточку влетел огненный шар - эдакий сверкающий раскаленный мячик. Но был ли он «огненным» и «раскалённым»?
Сейчас такие штуки называют плазменными НЛО. «Мячик» как будто разумно стал двигаться по комнате, словно осматривая её. Потом подплыл к девушке, на секунды застыл напротив её лица. Все присутствующие оцепенели, вошли в ступор: ни сказать, ни двинуться. Галя сидела по-деревенски, расставив под платьем ноги. «Мячик» медленно опустился вниз, к щиколоткам и... исчез!
Оцепенение спало и знахарка сказала: «Будешь, девка, вдовой». Почему-то больше никогда этот странный эпизод мать и дочь не вспоминали. Но вдовой она действительно стала. В двадцать семь лет.
В тридцать девять лет я написал повесть «НЕРАЗРУШЕННОЕ ВРЕМЯ», где в какой-то мере воссоздал кусочек жизни того послевоенного времени. Там я рассказал вкратце о некоторых собственных детских впечатлениях, об отце и матери. Через три года, в 1990 году, повесть, в сокращенном виде опубликовал журнал «Дальний Восток». Мне подумалось, что президенту СССР, товарищу Горбачёву, моему дяде, будет интересно узнать о судьбе своей сестры по отцу, о которой он весьма энергично пытался навести справки в 1961 году, накануне своей большой партийной карьеры...
Я отослал журнальный вариант повести в Кремль. Каюсь, не совсем бескорыстно. В 1987 году, когда я узнал, что являюсь близким родственником императора, я попросил его помочь с квартирой, поскольку жил (и живу до сих пор) в жуткой старой, с грибком и подселением квартире.
Но вместо квартиры я был окружен круглосуточным вниманием КГБ... И вот, в 1990 году, я повторил свою просьбу. Но ответа из Кремля ни на повесть, ни на квартирные мольбы не последовало. Ну разве что, зачастил в гости мой персональный гэбэшный опекун. Да за два года – 1990-91 – Дальневосточное книжное издательство опубликовало сразу несколько моих книг в нескольких литжанрах! Явление в СССР – небывалое!
А дяде Мише уже было не до меня. Он пытался спасти свою шкуру, и как всегда – бездарно, проиграв какому-то ничтожнейшему алкашу!
Итак, свою повесть «Неразрушенное время», опубликованную в журнале «Дальний Восток», я отослал в 1990 году своему кровному родственнику, президенту СССР, М. С. Горбачёву. Реакции не последовало, вернее, она последовала гораздо ранее, в 1987 году, когда я впервые обратился за помощью к своему д я д е.
Я не попрошайничал. Всё-таки, согласитесь, не так много на планете людей, имеющих книги и произведения в п я т и литжанрах. Да ещё – вопреки КГБ! И не в моем тщеславии было дело. Ведь каждый умный человек вполне расшифровывает двукоренную основу слова «тщеславие»: т щ е т а и с л а в а. Что означает: бессмысленность, преходящность, мимолетность, неблагодарность, забвение – славы...
Но любой талант: учёный, писатель, инженер – не может быть талантлив л и ч н о для себя! Природа или, если угодно, Бог, создают их, чтобы они работали для ВСЕХ. Таким образом происходит круговорот – обмен трудом.
Тот, кто не помогает таланту и уничтожает его тем или иным способом – против природы и Бога. И всегда наказуем.
Бывший Советский Союз – крайне нецивилизованная дикая империя, где при внешнем лоске всеобщего образования существовала узаконенная система взяток и клановая передача профессий и синекур.
И вот я, предложивший свой талант Urbi et orbi – городу и миру, обратился за помощью к главе гигантской страны да еще к ближайшему родственнику. Нет, не синекуру я просил – в качестве главного редактора центральной газеты или журнала! Хотя п о т а л а н т у это было бы вполне возможно. Но я, публикуясь уже в центральных СМИ в нескольких литжанрах, продолжал работать... слесарем!
Я попросил небольшую, но очень существенную для меня м е л о ч ь –помочь с квартирой. Квартира с подселением – это не место для писательского труда. (Но как писал я уже выше – подселение в моей пустой комнате появилось у меня... в результате обращения в 1987 году к Горбачёву!!! Подселили гэбэшных наблюдателей!). А под самой квартирой – подвал, где много лет уголовные соседи-ублюдки варили ядовитые наркотики и такие же ядовитые пары заполняли квартиру...
Об этом я поведаю позже, а пока продолжу рассказ о сестре Горбачёва – о моей матери. Слишком уж похожи брат и сестра и, может быть, некоторые эпизоды моего рассказа прольют свет на характер человека, погубившего гигантскую страну, которую нужно было не уничтожать, а талантливо развивать все имеющиеся плюсы. Но колоссальные глупость, бездарность, полнейшее неумение различать людей, руководить ими и ситуациями – привели моего дядю к позорному фиаско, жителей бывшего СССР – к вымиранию и деградации, а геополитическую систему планеты – к утере равновесия, соревнования, к перенятию тупикового, античеловеческого «американского образа жизни» и, вероятно, к еще большим дальнейшим планетарным потрясениям...
Пожалуй, описывая характер собственной матери, мне надо было бы начать новую отдельную главу и назвать её – НЕСОВМЕСТИМОСТЬ. А эпиграфом к ней взять один из тысячи своих афоризмов, например: «Любовь к ближнему своему тем больше, чем он дальше». А в начале этой новой главы я бы еще раз порассуждал об особенностях нашей психики.