Главная страница
Случайная страница
КАТЕГОРИИ:
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Александр Самойленко 22 страница
Н и к т о н е м о ж е т ж и т ь т а к, к а к х о ч е т, – д а ж е т о т, к т о м о ж е т.
Всего двадцать пять минут ходьбы – и я в прошлом. 2003 год. Конец января. Воскресение. Обуваю громоздкие черные замшевые, на двойной клееной подошве китайские кроссовки. Я их купил два года назад, зарабатывая жалкие гроши сторожем на автостоянке. Ее хозяева, молодые евреи, бывшие штурмана и судовые механики, вошли в уголовный мир /а другого и нет в России! /: автостоянка, авторазборка из ворованных машин, нелегальные пассажирские автобусы, ларечный продуктовый базар. Они зверски убили шофера одного из их автобусов. И я ушел оттуда... Я надеваю свое старое зимнее пальто, купил двенадцать лет назад на гонорар из журнала " Дальний Восток". Всего-то: два десятка афоризмов и юмореска. Последний раз этот же журнал года три назад опубликовал два моих больших рассказа. Гонорар – на килограмм колбасы... Я надеваю норковую шапку. Ее я купил в прошлом году, работая... Днем это называлось СТО – станция технического обслуживания – компьютерная диагностика и ремонт японских машин. Я там открывал-закрывал тяжеленные металлические ворота, впуская и выпуская машины, проверяя пропуска, оплату. С вечера и до утра там же автостоянка, на которой я расставлял около двух сотен тачек, получал с клиентов оплату. И всю эту оплату стояночную каждую ночь выгребал хозяин-боров, бывший комсомольский начальник, органично вписавшийся в организованную преступность... Охранник из офиса названивал в " фирмы досуга", до утра подвозили девок, а утром кабан-босс, не похмеляясь, как огурчик, носился и по территории, и успевал коттедж свой двухэтажный достраивать, а вечером – всё сначала... Вот такие кабаны с безразмерным здоровьем и бизнесменят в России. А мое сердце там от бессонных ночей совсем отказало, предынфарктное, кое-как выжил, потом удалили здоровый желчный пузырь и смерть приблизилась вплотную. Голова кружится – от болезни, от застарелого голода. Ну, ничего. Три километра туда, три назад. Дойду. Вперед, в прошлое! А хорошо бы написать еще одну современную главу и назвать ее: " СТОЯНКА". Но, видимо, не успею... Господи, до чего же условны искусство, наше мышление и окружающий мир! Здесь я сообщаю, что только собираюсь выйти из квартиры и пройтись в свое прошлое, расположенное в нескольких минутах ходьбы. Но в действительности, я с н а ч а л а туда сходил, а уж потом сел писать эти строки, которые растянулись у меня почти на два месяца, когда я писал одну из самых неудобных для меня глав. За это время происходили свои события, никакого отношения не имеющие к данной главе, но имеющие отношения ко мне как к автору. Любая случайная и неслучайная мелочь могла бы изменить ход моей жизни или вообще покончить с ней, а значит, не состоялся бы и этот текст. Как всё зыбко, относительно, и как всё совсем не так, как нам привычно кажется и хочется видеть. Наукой уже почти доказано – прошлое и будущее существуют одновременно /вспомни, уважаемый читатель, мои научно-популярные главы в романе! /. Значит, для людей из будущего нас, прошлых, давным-давно нет, мы уже в с к а з к е, как сказка для нас – чужое прошлое. Вот так. С одной стороны – мы еще живы, а с другой стороны, будущей, нас нет. Так же, как для нас нет еще не родившихся наших далеких потомков, которые у ж е существуют в будущем. Супер кино на супер пленке... Где правда? Где – ложь? Наши умершие родственники, друзья, знакомые – их нет, как будто и не было никогда, как будто они нам приснились. И они есть, как живые, в нашей памяти и все-таки, может быть, на с у п е р п л ё н к е в вечном прошлом, где навсегда или на очень-очень долго остаётся таинственная запись таинственного мира – вместе с нами...
В последние годы мне всё невыносимее бывать т а м, в прошлом почти пятидесятилетней давности, от которого осталось лишь несколько старых зданий. И н а ш а школа. В ней мы с матерью жили почти пять лет, там я учился до восемнадцати и даже несколько месяцев работал учителем труда. " Мне стала часто сниться наша комната в школе. И окно. Кажется, оно было рядом со входом? " – На днях сказала мне мать. Сказала, как о чем-то навсегда исчезнувшем, что осталось лишь призраком во сне. Но школа, где мать проработала двадцать лет, где была еще молодой и красивой, всё еще не снесена...
П р о ш л о е – ф а н т а с т и ч е с к и й с о н, о т к о т о р о г о о с т а ю т с я н е с к о л ь к о н а и в н ы х с т а р ы х в е щ е й.
Да, не так-то просто попасть в собственное прошлое в начале двадцать первого века, без неизобретенной еще машины времени. Я выхожу из квартиры, из двухэтажного шлакоблочного дома, слепленного за несколько недель пленными японцами еще в 194... каком-то году. Но это не мое прошлое, хотя я и прожил в этом сарае двадцать пять лет, но они ощущаются мной как пустое, ничем не наполненное мгновение. А я пытаюсь прорваться в то прошлое, где наоборот, мгновения сейчас мне представляются годами. Ведь в детстве один год длится долго-долго, может быть, как двадцать пять лет взрослой жизни. Время на будильниках совсем не такое, как время, встроенное в нас. Обман этой иллюзорной жизни – повсюду, и мы – разносчики-бацилоносители. Вот я прохожу по шпалам открытого тоннеля, поднимаюсь по скользкой ледяной тропинке на скале и выхожу на широкий, даже почти гигантский простор – гребень нескольких сходящихся сопок. Couleur locale /Кулёр лёкаль.Франц./ – местный колорит. Не холмы, не горы, а только по местному – сопки. Некоторые – до километра над уровнем моря. Однажды, лет пятнадцать назад, я проснулся в своем сарае, вышел на улицу, прошел вот также метров триста и обнаружил, что моего прошлого: где я через сопку ходил в школу по глиняной каменистой улочке; где я потом годы ходил на завод; где я снимал в одном из частных домиков квартиру с первой женой и перетаскивал с ней мебель и тяжеленный диван на спине, на котором столько было отдано молодого мужского здоровья...; где я уже в более зрелом возрасте для ублажения гастрита рвал подорожник и копал корни одуванчика на одной из экологических сопок, ныне загаженной бесчисленными машинами; где много десятилетий стояли тысячи и тысячи частных домиков с садами и огородами, где существовали и бараки с трущобами, и вполне приличные двухэтажные каменные дома – бесследно сгинуло, джин из лампы Алладина уничтожил всё это за одну ночь, перепланировал ландшафт сопок и понасыпал за ту же ночь целые россыпи длинных-придлинных панельных девяти и двенадцатиэтажек – кооперативных, улучшенных, керамикой украшенных, со склонами дерновыми, с несколькими сквозными широченными скоростными дорогами. Асфальт, бетон и никаких тебе вишневых садов и огородов с капустой. И в домах этих поселились откуда-то – с той же лампы Алладина – новые люди: с деньгами, с машинами дорогими. А куда делись десятки тысяч тех, с домиков и бараков? И если бы внизу ни бухта Золотой Рог, а далее, за полуостровом Муравьёва-Амурского – ни Амурский залив, и не бухта Диомид с Японским морем по другую сторону сопки, я бы тогда, когда впервые увидел такие перемены, подумал бы, что я и сам переброшен джином из лампы куда-то совсем в другое место. Впрочем, я тогда что-то в этом роде и подумал. И еще я тогда осознал: вот я, местный житель, много лет здесь курсировал по этим сопкам – во всех возрастах и погодах, но так и остался жить и умирать в сарае с " частичными услугами", а какие-то новые приезжие люди оказались в моем городе в новых, невесть за какие деньги, домах... А потом я привык. Потом я многократно накручивал здесь свои километры: занимаясь ходьбой и бегом. Но сейчас я иду в прошлое и поэтому оттуда пытаюсь смотреть из прошлого. Пытаюсь вспомнить – что и как здесь было когда-то. И не могу. Вообще, этот престидижитаторный земной шарик – шарик-кубик Рубика, в котором каждый хитрый квадратик напичкан собственными фокусами с пространством-временем, и оно также не совпадает с нашими наивными представлениями о нем, как время будильника не совпадает с временем нашего мозга. " Голубая музыка мгновенья, искра счастья в космосе пустом, жизнь – секунда-капля-радуга-влеченье, мы – в одном из измереньи-снов! " Строка из моего стихотворения " Автопортрет", написанного лет двадцать назад и только что опубликованного в альманахе " Разноцветье приморских талантов", но искалеченное бездарной графоманской редакцией этого " альманаха". " Я хочу продлить себя словами, я мечтаю вылететь в трубу, телескопа подсмотреть глазами, то, чего постичь я не могу! Я не знаю, как мне докопаться до себя – страшнейшей глубины, как до истин истинных добраться, генетически запрограммированных! Я в себе телепатически читаю, я ловлю сиянье озарений, я во сне рептилией летаю, я есть я – когда есть вдохновенье! Нет конца во мне и нет начала! Курица сперва или яйцо?! И на кончике иглы чертей немало, ну а лучше всех – моё лицо! " Жизнь – полнейший обман, иллюзия, кажущаяся длинной – пока она длится, но вдруг, к концу, приходит время, когда уходит время, и тогда наступает другое время, когда времени уже нет. Когда как будто неожиданно и окончательно понимаешь – ты всего лишь один из множества однодневных мотыльков, принимавших эту действительность за н а с т о я щ у ю, а она – лишь гигантская ловкая подделка вселенских САДОВОДОВ, выращивающих живую м о р к о в к у, чтоб покрошить ее в свой гурманский салатик... И время, н а с т о я щ е е ВРЕМЯ – совсем иное для Тех, кто им, шутя, забавляется, обманывая нас. Сейчас, с высоты своего возраста и этой владивостокской сопки, я вижу, что пробарахтался в своих пятидесяти с лишним годах, которых словно бы и не было – как во сне, которого я и не помню и прошел он, как оказалось, мгновенно, уплотнившись в одну иллюзорную секунду НАСТОЯЩЕГО неведомого Времени. Каждый новый день – новое существование, а всё, что осталось за ним в прошлом – фантастический вселенский обман. Вон, кажется там, правее, тридцать пять лет назад, стояло судно, бывшая китобойная плавбаза, за старостью превращенная в плавмастерские. Я, двадцатиоднолетний, три месяца работал там в токарном цехе чернорабочим. Токаря что-то вытачивали, а я собирал металлические стружки, складывал их на большую тряпку, завязывал в узел, взваливал на себя и волок эти пятьдесят килограммов вниз, по крутому трапу, а мне на спину, на промасленную телогрейку, стекала с опилок белая жидкость, ею токаря поливали для охлаждения протачиваемые детали... А вечером я бежал на трехмесячные курсы судовых электриков. И еще мне нужно было успеть навестить жену в захолустной фанерной инфекционной больничке на краю города, где она тоже три месяца лежала с нашим новорожденным сыном. В роддоме его и еще около сотни младенцев заразили сепсисом. Почти все умерли, он выжил... Потом эта моя первая молодая жена впала в ничтожнейший, какой-то феерический разврат: с коллегами на заводе, с бывшими одноклассниками. Оказалось, что у нее с детства болела голова и имелась справка-освобождение от школьной физкультуры... С сыном от первого брака я вторично познакомился, когда ему исполнилось двадцать. Оказалось – поэт. Мы встречались несколько лет. Говорили о литературе, я подарил ему свои книги, он читал стихи. Я направил его в местный союз писателей, куда сам уже не считал нужным ходить. И он там стал своим. Его талант признали. Он возглавил молодежный поэтический клуб, скрывая, что он мой сын – знал, что я уже не дружу с этим союзом графоманов и боялся, что и на нем отрицательно скажется, если узнают, что он мой сын. Потом развалилась с помощью бездарного моего дяди Миши страна: безработица, голод, массовая преступность, деградация, смерть... Но я работал. За гроши, сторожем, но работал. И он явился ко мне – голодный, безработный, женатый на какой-то шлюхе. Повторил мою молодую судьбу... Я дал ему продуктов и денег. Через несколько дней я пришел с ночного дежурства и... нашел квартиру в полнейшем разгроме! Кто-то выбил окно, залез и перевернул всё: книги, пластинки, магнитные плёнки – в куче. Искали деньги. За батареей отопления у меня лежали отпускные, полученные за год работы сторожем и паспорт. Украли... Моя сверхинтуиция и пропажа книжки " Ранние христиане". Она лежала вместе с некоторыми другими на кровати, а исчезла лишь одна. А он тогда очень интересовался темой Бога... Он пришел через месяц. С бегающими ненормальными глазами. Я купил бутылку хорошей элеутерококковой настойки. Выпили. Мало. Купил еще одну. И только после неё спросил: зачем ты Э Т 0 сделал? Да я сам бы тебе отдал все деньги, какие у меня были, если бы ты попросил. И тогда он вскочил и попытался схватить кухонный нож. Урод. Достойный потомок своего прадеда Савки... Паспорт он мне вернул, деньги, конечно, нет. Я его попросил никогда более не попадаться мне на глаза. Говорят, живет в Москве, выпускает свои поэтические опусы и распространяет их по миру еще и в электронном виде. Говорят, талантливо пишет. Кое-что я читал. Бездушная геометрия из слов. Так пишут шизики и, может быть, так могли бы сочинять будущие электронно-механические существа, те, которые, наверное, сменят нас на этой планете. Жизнь – набор тупиковых вариантов, все дороги от которых ведут в последний, в смерть. Будущее у х у д ш а е т с я – при всём лживом блестящем лоске его усовершенствования и улучшения. Потому что будущее человечества и Земли также конечно, как конечна любая индивидуальная жизнь, которая материально может и улучшиться с возрастом, но тем не менее наступает конец: старость, болезни и смерть. И будущее также обрастает новыми материальными научно-техническими благами, но стареет и умирает. К о н е ц ф и л ь м а УЖЕ о т с н я т. Но об этом не пишут. Те умные писатели, которые могли бы в полную силу раскрыть подлый вселенский обман, умирают молодыми, не успев во всей мере осознать иллюзорность того капкана-жизни, в которой они пытались творить, принимая окружающую действительность и себя в ней за что-то настоящее, не понимая, что всё то видимое нами разнообразие вещества, в том числе, и разнообразие лиц и характеров – ведь люди – это тоже вещество – всего лишь фокус-покус, организованный высшим Разумом. И Он держит это глобальное земное умолчание, эту тайную п р а в д у под строгим контролем, просвечивая наши головы и вовремя убирая слишком п р о з р е в ш и х. Ибо всё это " разнообразие", окружающее нас и мы сами – полнейший обман, ибо ВСЁ состоит из одной однообразной вечной энергии, умеющей принимать различные личины. Значит, всё что мы видим, делаем, и наши лица, тела – обман, временно материализованная энергия, ЧЬЁ-ТО кино. Проекция. И каждое мгновение появляются на планете новые желторотые поколения, верящие в будущее – свое и общее, принимающие уже нынешнюю помойку за природу, надеющиеся на учёбу, профессию, любовь, семью, детей, творчество, прогресс, бессмертие... Но б у д у щ е е у х у д ш а е т с я. Потому что п л ё н к а крутится с К О Н Ц А.
DANSE MACABRE - 2. Клоуны приходят и уходят, а публике всё грустнее…
А теперь, о ученнейший китайский археолог, я завершу документальную быль: как позорнейше развалились бывшие коммунистические райкомы и в какую законченную ублюдочную мразь превратились их секретари. Ведь каждый конец – логическое продолжение своего начала. После того, как КГБ подселило в мою квартиру своих агентов-наблюдателей, мое творчество приказало долго жить. А я был на самом пике интеллекта, я дописывал книги прозы, фантастики и заказанный издательством детектив. Но... На кухне шастала жирная вонючая Таня, визжала ее маленькая дочь Ксюша, из морей приходил Танин гражданский муж Слава – с деньгами и сэкономленном в рейсе здоровьем: пьянство, неумеренная жрачка – мясо, рыба, дым, вонь с кухни. И пьяные драки с Танюшей. Моя мать без моего ведома пошла в тот самый Первомайский райком к первому секретарю по фамилии Кобызлов. Она пыталась подарить ему только что вышедшую мою книжку юмора-афоризмов. Но честнейший Кобызлов заявил, что книжку возьмет в том случае, если заплатит за нее, иначе подарок будет считаться взяткой. И честнейший Кобызлов заплатил тридцать пять копеек – во столько ее оценило Дальневосточное книжное издательство. Тонкая обложка, газетная бумага, четыреста пятьдесят афоризмов, штук тридцать юмористических рассказов. И всё это КГБ строго запрещало издавать отдельной книгой целых восемь лет! Мать попросила у Кобызлова однокомнатную квартиру для меня. Мол, писатель, вот одна книжка юмора издана, готовятся к изданию другие книги в различных жанрах, а творить невозможно в квартире с подселением. Квартиры в СССР не продавались. Квартиру можно было только п о л у ч и т ь, протрудившись на одном предприятии лет двадцать-тридцать и стоя там в очередь на жильё. Но и это очень большие счастливцы. Большинство получало квартиры, когда их трущобы-бараки шли под снос. Но дома имели возможность строить все те же богатые министерства, добывающие рыбу, лес, нефть, металлы. А работники культуры, врачи, учителя, милиционеры, военные жили... Несчастные военные! Мой отец, отвоевавший пять лет на самой жуткой войне, весь в орденах, подполковник, умер, так и не пожив в настоящей квартире. Если он видел ванну и унитаз, то, возможно, только в завоеванной им Германии. В одном из городишек наша семья жила в двух барачных комнатушках без окон, которые отец с матерью своими руками отремонтировали и переделали из кладовок. И то одну из них забрали и подселили туда семью майора. Итак, дома при советской власти строили для себя богатые министерства, но десять процентов квартир в каждом доме отчислялись... в райком. И уже райком должен был выдавать жильё очередникам: врачам, учителям, библиотекарям и т.д. Вот тут-то и открылся простор для воровского бизнеса: появились " очереди на без очереди", очереди для начальников... В конце концов пошла наглая прямая продажа – за крупные взятки – бесплатных государственных квартир. Нет, СССР развалился не по воле Горбачева. Горбачев являл собой лишь последнее логическое шизоидное звено в длинной цепи ничтожеств, воров и негодяев. – Пусть приходит, мы что-нибудь придумаем, – сказал матери Кобызлов. Я не пошел. Но Кобызлов прислал мне письмо: " Явитесь". Я явился. Увидел мужика чуть ниже моего роста, в пуловере, с каким-то ускользающим лицом. Воровским. Он мне сразу стал тыкать. Я понял, что попал не туда. А Кобызлов мгновенно переправил меня к какой-то бабе, которая " занимается квартирными вопросами". Предварительно он кому-то позвонил по так называемому " селектору" и спросил: – Как там у нас, есть олимпийский резерв из однокомнатных квартир? – Ему ответили – есть. Пришла эта баба с " квартирными вопросами". Рожа совсем воровская, аж глаза разъезжаются в разные стороны. Что-то мне промямлила. Не нужно было быть большим психологом, чтобы понять: от меня ждут в с т р е ч н ы х предложений. Взятки. Но к взяткам я не расположен с детства. Да и что давать? За книгу юмора я получил тысячу семьсот рублей. Ничтожные деньги, зарплата за восемь месяцев работника средней квалификации. Я ушел. Через полмесяца получил второе письмо: приходите, что же вы?... А через два дня развалился СССР. Но не о том, о достопочтеннейший китайский археолог. Совсем не о том я. О чем же? О зыбкости нашей жизни, проваливающейся в никуда... Вот ты, о ученнейший муж, живешь в Поднебесной, давшей миру шелк, бумагу, порох, великого Конфуция. Твоя страна образовала некогда Японию, Корею и еще, наверное, полмира. Она существует тысячи лет и, надо полагать, ее ждет еще более великое будущее. Конечно, история устроена так, /видимо, для развлечения наших Создателей! /, что периодически население той или иной страны сходит с ума. Вот и " культурная революция" в Китае...Но она длилась лишь несколько лет, а в России, начиная с Киевской Руси шизофреническая " революция" идет около двух тысяч лет – до полнейшего уничтожения населения! И всё потому, что вечный бал на заколдованной территории правят Распутины, Ленины, Сталины и ничтожества кобызловы. После распада СССР в России началась вакханалия " самоопределений" и " самоуправлений". Дошло до того, что каждый район города объявил себя совершенно автономным образованием, не подчиняющимся никакой другой власти. Объявил, разумеется, не народ, а так называемые главы администраций. Первомайский район держался вот таким бандитским образом около трех лет! Divide et impera – Разделяй и властвуй. Этот древнеримский девиз хитрый алкаш, самозванный президент Ельцын, применил и в России, сделав так, что губернаторы остались без власти и денег. Им не подчинялись мэры городов, поскольку города с их бюджетами и налогами превратились в самостоятельные единицы. Мэром во Владивостоке был избран некто Ч. – бывший морской офицер, с большими шизоидными и аферистичными данными. Но на первых порах он, конечно, широко афишировал свою честность. Он кинулся в бой с только что образовавшейся мафией, состоявшей пока еще из старых коммунистических кадров, возглавляемой губернатором Н. и его зятем Т. В дальнейшем народ слепил две их фамилии в одну кличку – Наздрашеин, которая по мере преступлений мафии и ее главарей претерпела метаморфозу – Н а с р а ж о п и н. Это потом Ч. /который стал мэром в том числе и с помощью моего активного пиара! / превратится в закоренелого афериста и вора. А Насражопины, их родственники и многочисленные холуи – в матерых убийц. Они наворуют миллиарды долларов у вымирающего народа и станут почетными госдеятелями с московскими кремлевскими кабинетами... Это всё потом. Как говаривали всё те же умные римляне: Tempora mutantur, et nos mutamur in illis. – Времена меняются и мы меняемся вместе с ними. А в тот пик полнейшей разрухи и гиперинфляции, отбросивших страну лет на сто, новый, капиталистический " глава" Первомайского района отдал его бандитам: под автостоянки, базары, порно и нарко притоны. А деньги делил с губернатором, ни копейки не платя в мэрию мэру, борцу с мафией. Потом этот " галава" с очень большими суммами исчез. То ли убили, то ли ушел за границу. Якобы, его видели где-то в районе Багам. Вот так закончилась история с советскими райкомами. Китайскому археологу читать это краткое описание российской паранойи 1992 – и далее, возможно, интересно. Российский читатель эту книгу не прочтет никогда, а если бы и прочитал, сказал бы: фу, подумаешь, да мы и не такое видели! Но я все-таки закончу с последним первым секретарем Первомайского райкома, с Кобызловым – для завершенности картины деградации и дегенерации страны и ее граждан. Хотя, конечно, здесь нужно бы писать документальный детектив – с бесконечными убийствами и беспрецедентным воровством. Но описывать убогую ублюдочную безмозглую мразь – занятие настолько противное и скучное, что я с большим отвращением и сопротивлением организма описываю недавнее прошлое даже в таком сверхсжатом виде. Но может быть, если буду жив и если хватит сил /что очень вряд ли! /, я опишу себя, свое присутствие в вакханалии безумств и преступлений, в которых пусть и опосредованно, своими статьями и сатирическими произведениями я принимал участие и, порой, весьма активное, ибо, имея талант, я воздействовал на массовое сознание граждан за их же деньги. Газеты, публиковавшиеся на бюджетные средства тиражами в сотни тысяч, с моими статьями и сатирой в том числе, рассовывались бесплатно по почтовым ящикам. И вот здесь, гипотетический читатель, обрати внимание! Мне приходилось работать и на " совесть России" /так он себя сам назвал/ – мэра Ч. И на мафиози Наздрашеина-Насражопина. И даже... на Кобызлова… Нет, я не холуйствовал и не проституицировал. Так получалось. И получалось у меня весьма здорово, потому что когда есть талант и пишешь от души, то воздействуешь на сознание не только обывателей, но и на волю самих заказчиков! Иными словами, невольно я и тогда становился сам вдохновителем некоторых беспредельных безобразий, что вытворяли те или иные безмозглые " мэры" и " губернаторы"... Но описать такой процесс, пожалуй, невозможно. Для этого нужно впечатывать сюда мои статьи, афоризмы, ультра сатирические пьесы, публиковавшиеся в различных местных специфических газетах того времени, принадлежащих различным бандитским властям и конкурентам. И ввести десятки действующих и бездействующих персонажей. То есть, нужно писать роман, чтобы показать, почему, практически, каждый из нас может вращаться как флюгер – в разные стороны. Я тогда оправдывал свою работу на различные ветви ублюдочной власти меняющимися обстоятельствами. Но главное, мне казалось, что это я использую дураков-заказчиков. В какой-то мере так и было. Но только – в какой-то мере...
М ы в с е д о л ж н ы н е с т и о т в е с т в е н н о с т ь з а т е х, к о м у м ы п о з в о л и л и б е з о т в е т с т в е н н о с т ь!
Я оправдывал себя тем, что вот, пиша статью по заказу пресс-центра преступника-губернатора, убийцы, я пишу всё-таки правду, пусть часть ее, но правду. И что может быть этот ублюдок поможет мне издать мои книги, а вот в них-то уж вся правда! Но ублюдки оказались не настолько глупы, чтобы публиковать вместо своих поддельных газетенок НАСТОЯЩИЕ книги. А оправданий собственной флюгерной " толерантности" сейчас, по прошествии времени, я почему-то уже не нахожу... Tempora mutantur …
Однако, о ученнейший китайский археолог, пора, пора бросить последний штрих на картину твоего сознания и буквально в нескольких словах описать тебе, чем закончилась извечная мечта человечества – построить справедливое общество без бедных и богатых, без коррупции, преступности, вранья... Жаль, конечно, что великая мечта закончилась на таких убогих ничтожествах, как последний первый секретарь Первомайского райкома. Но из истории факта не выкинешь. Итак, этот т о в а р и щ Кобызлов, коммунист, наворовав денег у советского народа, вошел в постсоветский капитализм с некоторыми денежными запасами и даже организовал какую-то фирмочку, но... Вокруг беспредельный бандитизм, убивают за сто долларов, да и бизнес требует таланта, а откуда ему взяться у таких, как Кобызлов? Чем более бездарней человек, тем больше ему хочется денег. Потому что за деньги можно потреблять чужие таланты. А они – во всём: в натуральных качественных продуктах, в хороших напитках, в фантастической электронике, в вещах, квартирах, в чистом воздухе и воде. Чем бездарнее двуногое существо, тем более ему хочется сожрать, выпить, попользоваться, полапать, пощупать, хапнуть, завладеть, присвоить, " приватизировать"... Талантливому потреблять некогда. Он из себя делает вещи. Для других. Талантливый чаще любуется со стороны другим талантам. В бездарной стране талантливых пожирают бездарности – одинакового штампованного свинного вида е заплывшими кабаньими дикими глазками и узкими дегенеративными лобиками. Несчастные, нелепые, бессмысленные создания! Жруны. Халявщики-спекулянты-воры-мокрушники. Но именно для них, для ИХ цивилизации работают, погибая в нищите, таланты! Ибо бедная, забитая, вымирающая народная масса тоже не имеет средств на потребление ТАЛАНТА. В трудах праведных не наживёшь палат к а м е н н ы х. /Русская нар. посл./ С ы т ы й г о л о д н о г о н е р а з у м е е т. /Русская нар. посл./
Ч е г о н е л ь з я с д е л а т ь з а д е н ь г и – м о ж н о с д е л а т ь з а б о л ь ш и е д е н ь г и. /Мой афоризм/.
La propriete c’est le vol /ля проприэтэ сэ лё воль/ – Собственность – это воровство. /Французская нар. послов./
В л а с т ь – д в о й н а я с л а с т ь, е с л и м о ж н о б е з н а к а з н о к р а с т ь. /Русская действительность и моя фраза).
Последний первый секретарь Первомайского райкома Кобызлов по своему опыту воровства во времена правления бездарного Горбачева и распада СССР знал, что Россия – уникальная страна, где можно нагло воровать гигантские суммы. И чем они грандиознее, тем большую безнаказанность и уважение приобретает вор. Но чтобы играть в эту ублюдочную воровскую беспроигрышную рулетку, необходимо одно единственное, но категорически обязательное условие – нужно пролезть во ВЛАСТЬ.
Т а л а н т – э т о у м е н и е в з я т ь т о, ч т о т е б е д а л а п р и р о д а. Б о л ь ш о й т а л а н т – у м е н и е в з я т ь с е 6 е т о, ч т о п р и р о д а д а л а д р у г и м...
Кобызлов появился на этот свет с " большим талантом". Но этот " большой талант" у него был все-таки маленький. Ну, пролез когда-то в первые секретари. Ну, нахапал, наворовал, но эти несчастные крохи сожрали инфляции. А в то же время, у него на глазах какие-то людишки с помощью МОСАДа, ЦРУ или самого дьявола прорвались к миллиардным, триллионным богатствам, только что принадлежавших государству! Сотни миллионов наивных граждан, из поколения в поколение, живя в нищете, надеясь на светлое коммунистическое будущее, строили, добывали, создавали, накапливали сказочные богатства страны, и вдруг, в одно мгновение непонятным, тоже сказочным образом, всё это оказалось в руках нескольких ничтожеств, которые не то что никогда не были первыми секретарями, но даже и третьими!
Вот и в Приморье образовался " ПАКТ" – мафиозный трест объединившихся бывших высших партийных бонз и недавних советских директоров крупнейших предприятий, ныне их за три рубля " приватизировавших". Но Кобызлова туда не пустили – зачем им нужен нищий мелкий партийный вор?! И Кобызлову пришлось идти в оппозицию, к мэру Ч., противостоявшему губернатору Насражопину и его " ПАКТу". Мэр Ч., провозгласивший себя " совестью России", с большой склонностью к голубизму, шизофренизму, аферизму и воризму, сходу сделал Кобызлова " управляющим городом". Странная такая должность. Чем же управлял тогда сам Ч.? Впрочем, как позже выяснилось, должность " управляющего городом" бывший рационализатор и изобретатель вечного двигателя мэр Ч. ввел не в припадке шизофренического обострения. На эту должность прохиндей мэр сваливал всю ответственность за всё. В том числе, и за финансы. Но сами финансы контролировал Ч. – даже находясь в постоянных отпусках: на Канарах, в Москве, в Европе. Сотни миллионов долларов стекались за год в городской бюджет – даже при той бандитской вакханалий, при не выплате налогов. Но Ч. умел делать деньги. Простенько, без затей, он отменил в городе медицинскую скорую помощь. Отменил субсидирование больницам, детским домам и даже сумасшедший дом и без того содержавшийся в жутчайших условиях, оставил без субсидирования, очевидно уверовав, что сейчас-то уж сам он туда не попадет, потому что купил справку о своей психической полноценности в знаменитом московском психиатрическом институте имени Сербского, в том самом гэбэшном институте, который отправил на тот свет сотни тысяч лучших – честнейших, талантливейших полноценнейших граждан СССР. Еще Ч. умудрялся пользоваться семичасовой разницей во времени с Москвой. Миллионы долларов вечером виртуально переводились в московские банки. Весь московский день они там крутились, наращивая проценты, а потом возвращались, якобы, по утверждению Ч., во владивостокское утро. Но что возвращалось и сколько – проверить было некому: Ч. хитро много лет разваливал выборы контролирующего законодательного органа – городской думы. Он стравливал кандидатов и уже избранных депутатов, публикуя в прессе компроматы и фальсификации и оставался единоличным хозяином бюджета. Впрочем, то же самое вытворяли и другие фальшивые мэры – родственники и креатуры уголовника Насражопина. С той только разницей, что они грабили нагло и молчком, а Ч. разыгрывал целые спектакли в купленных СМИ, выставляя себя борцам за народ – прекрасно понимая, как внушаемы нищие, зависимые от любой власти люди. Но придет время, и Ч. публично будет обниматься с насражопиными и их холуями. В общем, официально войдет в число подонков, величающих себя " мафией". Наивный Кобызлов пытался обдурить и поживиться в кармане у прохиндея Ч.! Того самого Ч., которого уже трижды под руководством бандита-губернатора и краевого прокурора-холуя вышвыривали из мэрского кабинета и усаживали туда зятя губернатора, но Ч. умудрялся возвращаться! Того самого Ч., которого милицейские бандиты пытались засадить в тюрьму, подбросив ему " взятку". А сын Ч. невинно, в жутчайших условиях, просидел в СИЗО три года! А сам Ч. выиграл суд у САМОГО главного бандита – президента России Ельцина и восстановился в должности мэра в третий раз! Московский судья, вынесший решение в пользу Ч. через несколько дней умер при невыясненных обстоятельствах.. И вообще: сподвижников Ч. убивали едва ли ни десятками. Банда губернатора Насражопина не брезговала убийствами даже невинных пенсионеров-альтруистов, бесплатно пропагандировавших Ч. и расклеивавших листовки. А Ч. удавалось оставаться живым! И вот такого Ч. какой-то Кобызлов надеялся перепрохиндеить! Кобызлов понял, что здесь ему ловить нечего, потому что всё ворует Ч. Чтобы хапать по крупному, нужно самому стать мэром – так решил Кобызлов. И перешел в противоположный лагерь – после того, как Ч. его уволил, поставив на должность " управляющего городом" двадцатилетнего мальчика, очевидно, любовника. Но чтобы попасть в губернаторский притон, нужно было это право заслужить. Кобызлов купил на госрадиоканале ежедневный час времени. Он собрал всех бывших соратников Ч., которых тот обидел. Ч., как шизик, имел врожденную шизоидную черту – фантастическую неблагодарность. Люди, поверившие в его честность, в борца за правду и справедливость, подставляли свои судьбы, карьеры, жизни, часто делая это совершенно бесплатно, за идею. А Ч., попользовавшись их самоотверженностью и трудом, пинал от себя, набирая новых дурачков. И Кобызлов, вместе с обиженными, стал поливать по радио ежедневно Ч. так, как только позволяли фантазия и госэфир. Такое положительное действо мгновенно заметила и оценила банда губернатора, которая как раз изобретала новый способ избавиться от Ч. и опять захватить лакомый бесконтрольный бюджет города. В конце концов у Ч. закончился срок мэрства, а на новых выборах, устроенных в лучших бандитских приморских традициях, победил Кобызлов. А традиции таковы: людей, как баранов на автобусах привозили на " досрочные выборы". И заставляли под угрозой увольнения с работы, голосовать за Кобызлова. Кто же были эти " избиратели"? Рабы, слуги, неграмотные крестьяне? Нет, это были врачи, учителя, научные работники. Интеллигенция... А еще в урны для голосования вбросили несколько десятков тысяч фальшивых бюллетеней в пользу Кобызлова. А главного конкурента, всё того же Ч., один из самых лучших холуйских воровских судов – Ленинский, снял с выборов за три дня до финала. Но Ч. не привыкать. С выборной дистанции его снимали раз двадцать. Он мог несколько раз стать губернатором или вечным мэром – обладая большим даром убеждения и говоря в эфире выгодную для себя правду. Ч. тут же выиграл другие выборы – стал депутатом Госдумы и улетел в Москву. Там, по различным слухам и множествам заведенных на него уголовных дел /для которых он стал недоступен в качестве депутата нижнего парламента страны! /, его ждали миллионы долларов. В московские фирмы-однодневки, организованные Ч. по чужим, " утерянным" паспортам, Ч. перевел гигантские деньги: на топливо, на новые трамваи и троллейбусы и еще бог знает на что. Ничего из этого, конечно, во Владивосток не поступило, осев в карманах хитрого вора. А Кобызлов... Будучи фальшивым мэром, он тут же был окружен НАСТОЯЩЕЙ властью – уголовниками. Кое-что ему разрешили " приватизировать" и украсть. Но в основном правили бал бандиты губернатора и уголовники-" авторитеты". Одна из сотрудниц мэрии, отвечавшая за транспорт, пыталась навести порядок и заставить платить настоящие налоги с многочисленных частных автобусов. Ее застрелили в подъезде, а на ее должность заступил сынок Кобызлова. Московская комиссия из Счетной палаты пыталась проверить финансовую деятельность Кобызлова. Но за день до приезда комиссии полностью выгорела комната с финансовыми документами. Был арестован прокуратурой первый заместитель Кобызлова, который по приказу шефа занимался приватизацией, в результате бесценные исторические здания города, занесенные во все мировые архитектурные справочники как памятники зодчества, передавались каким-то людишкам за символические суммы – официально. То есть, за огромные взятки – неофициально. Этого заместителя зарезали... прямо в милиции!!! Благополучно доработав до конца своего мэрского срока, вычистив до копейки всю городскую наличность /десятки или сотни миллионов долларов/, переписав на родственников десятки городских зданий и объектов, Кобызлов отбыл то ли в Канаду, то ли в Австралию. Но возможно, просто в Москву – самое любимое и безопасное место для всяческих первых последних секретарей. Тем более что здесь уже вольготно обосновался его недавний шеф и бывший губернатор Приморского края Н. – в кабинете с видом на знаменитые кремлевские часы Куранты.
|