Европейский мужчина в поисках идентичности

Мы почти не знаем самих себя; наши чув­ства

часто кажутся нам чужими, а эмоции других

вызывают у нас страх. О нашей собст­венной

истории как мужчин мы

тоже, в сущ­ности, ничего не знаем.

Вальтер Хольштайн

Почему я обращаюсь к Германии? Никаких особых тео­ретических оснований для этого у меня нет. Просто мне не нравится укоренившийся у нас «америкоцентризм», когда все российские процессы почему-то сравниваются с США, от которых наша страна во многом отстоит (не только гео­графически) значительно дальше, чем от Европы. А Герма­ния — солидная и благополучная страна, имеющая, что тоже немаловажно, достаточно много приличных исследований, дающих хорошую пищу для ума.

Изучение гендерных отношениий и представлениий не­мецких мужчинах о самих себе начались в ФРГ еще в послед­ней четверти прошлого века. Эти исследования позволяют выяснить, как за прошедшие годы у немцев изменилось соот­ношение трудовой и семейной деятельности, оценить степень поляризации мужских и женских образов и эволюцию нор­мативных канонов маскулинности. Меня интересуют не де­тали, а лишь самые общие тенденции развития.

Первое репрезентативное исследование представлений западногерманских мужчин о себе и о женщинах, проведен­ное в 1975 г. (Pross, 1984), показало, что представления эти не совсем традиционны, но достаточно консервативны. Хотя большинство мужчин одобряли трудовую деятельность жен­щин и принцип тендерного равенства в семье, женщина оста­валась для них прежде всего матерью и женой, а в сексе ей отводилась пассивная роль. Самих себя мужчины видели сильными, деловых женщин уважали, но жениться предпо­читали на заботливых и нежных.

Опрос, проведенный десять лет спустя женским журна­лом «Бригитта» (Metz-Goeckel, Muller, 1986), показал, что

гендерные установки и ценности за это время стали менее определенными, а у мужчин выросла неуверенность в себе. Домашняя работа по-прежнему оставалась преимуществен­но женской, только 7% мужчин занимались ею систематиче­ски. 80% опрошенных считали, что мужчина прежде всего кормилец, который должен содержать семью, а домашним хо­зяйством пусть занимается жена. Тем не менее 44% опрошен­ных мужчин считают такое решение неидеальным, а 18% — просто плохим. Мужчины стали чувствительнее к фактам насилия в отношении женщин (раньше они о них не знали и знать не хотели). Сексуальность стала более органично вписываться в целостный образ мужчины, выросла ориента­ции на партнерские отношения. Вообще, заметен сдвиг к «более мягким» мужчинам, но, несмотря на смягчение тен­дерного неравенства, «новые мужчины» составляли в общей массе немцев незначительное меньшинство.

Опрос, проведенный в 1983—1986 гг. по заказу правитель­ства Институтом прикладных социальных исследований, констатировал, что сдвиги в гендерном порядке продолжают­ся (Hartenstein et al., 1988). Женщины завоевывают все боль­ше позиций в сфере образования и профессиональной дея­тельности, но в семейно-бытовых отношениях выравнивание происходит медленнее. Тем не менее более молодые и образо­ванные супруги начинают справедливее делить обязанности между собой. Если в 1975 г. 26% мужчин сказали, что предпо­чли бы оставить всю домашнюю работу женщинам, то в 1986 г. так сказали 18%. Доля мужчин, реально участвую­щих в домашней работе, выросла с 46 до 64%. Демократичнее стал механизм принятия важнейших семейных решений. Рез­ко уменьшилось насилие в семье. Мужчины стали больше уча­ствовать в воспитании детей, хотя и на подсобных ролях.

Проведенный в 1989—1990 гг. берлинской социологиче­ской службой репрезентативный опрос 712 западногерман­ских мужчин (Hollstein, 1990) подтвердил, что нормативные образы развиваются в сторону большего гендерного равенст­ва. Однако изменение установок часто не сказывается на ре­альном поведении. Темп и масштаб изменений зависят от це­лого ряда социально-экономических факторов. Наибольшие

изменения происходят у мужчин нижнего среднего класса. Новые нормы тендерных отношений успешнее всего усваива­ют мужчины 27—40 лет, с гуманитарным образованием, ин­тересом к политике, работающие учителями, психологами, социальными работниками. Напротив, среди представите­лей высших и, особенно, низших социальных слоев измене­ний мало. Многое зависит от уровня образования, характера работы, а также от особенностей собственного детства.

В результате ослабления гендерного неравенства женщины кажутся мужчинам более сильными, чем раньше. Однако ожи­дания в большой степени зависят от социального положения самих мужчин. Средние слои в этом отношении выгодно отли­чаются от более сексистски настроенных низов и верхов. Мужчины из средних слоев чаще разговаривают с женщинами о своих чувствах, детях, политике, друзьях и сексуальности, то есть они больше ориентированы на коммуникацию. Пред­ставители низов и верхов воспринимают женщин более функ­ционально и «материалистически». Если мужчины из средних слоев к женской эмансипации относятся положительно, то представители высшего слоя одобряют ее только на словах, ре­ально поддерживать тендерное равенство готова лишь одна треть. Среди рабочих разброс еще больше: равноправие под­держивает треть опрошенных мужчин, 15% считают его опас­ным, а 24% даже хотят с ним бороться. За социальные льготы для женщин высказались 80% мужчин из средних слоев, 80% нижнего слоя высказались против.

Фактическое распределение домашних обязанностей со­циально детерминировано. У мужчин из высших слоев такой проблемы нет — все делает прислуга. Мужчины из средних слоев тратят на домашнюю работу в среднем 1, 3 часа в день, а из низших слоев — 1, 1 часа. Так же сильно варьируют пред­ставления мужчин о себе, своем теле, здоровье, сексуально­сти и т. д. Больше всего изменений в этой сфере жизни ощу­щают представители средних слоев, затем — высших, а низ­шие классы порой даже не понимают, о чем идет речь.

Выбирая любимых кинозвезд, мужчины-рабочие отдают предпочтение более маскулинным и агрессивным (Ален Де­лон, Сильвестр Сталлоне, Бельмондо и др.), а представители

среднего класса — более тонким и рефлексивным (Дастин Хофман, Буди Аллен). Качества «идеального мужчины» у низов более стандартны: выпивка, демонстрация силы и т. п. Средние слои предпочитают тех, кто готов обсуждать свои проблемы, признаваться в слабостях и т. д. Интересно, что разброс в выборе предпочитаемых мужских образов, с которыми респонденты идентифицируют себя, оказался больше, чем в выборе женских персонажей.

В оценке собственных способностей у мужчин всех слоев заметен возрастной разрыв: молодые мужчины чувствуют себя более самостоятельными и способными справляться с бытовыми проблемами без помощи женщин, чем старшие. Мужчины из средних слоев придают меньше значения полу своих детей, для рабочих разница между мальчиками и де­вочками очень существенна.

Меньше всего перемен зафиксировано в сфере взаимоот­ношений мужчин друг к другу. Во всех социальных слоях мужская дружба считается привилегированным, самым важ­ным из мужских отношениий, и все ее высоко ценят. Однако интимные излияния между мужчинами редки, в детстве и юности мальчики охотнее делятся своими переживаниями с сестрами, чем с братьями. Говорить с друзьями о своих сла­бостях, сексуальных проблемах и т. п. мужчины избегают, чаще говорят о работе, спорте, политике. Неуверенность в себе, чувство неопределенности своей идентичности и тре­вога у мужчин значительно чаще проявляются в отношениях с другими мужчинами, чем с женщинами.

К идее «мужского освободительного движения» амери­канского образца большинство немцев относится отрица­тельно: «ерунда», «глупости», «подражание женскому движе­нию». Однако многие мужчины своим положением не удовле­творены, считая, что как в социальном, так и в человеческом плане поставленных целей они не достигли. Мужчины из средних слоев меньше других гордятся своей маскулинно­стью и чаще выражают симпатии к андрогинным типам и ценностям. Рабочие к этому отнюдь не склонны.

Общий вывод исследования: после 1975 г. в гендерных от­ношениях произошли большие сдвиги. Мужчины стали бо-

лее терпимыми, менее агрессивными, лучше относятся к женщинам. Медленнее всего меняется поведение мужчин в семье и по отношению к детям. Этому мешает, в числе про­чего, мужской шовинизм, отождествление маскулинности с внесемейными достижениями, по формуле «профессио­нально неуспешный мужчина — вообще не мужчина».

Последнее крупное немецкое исследование XX в. «Муж­чины на переломе. Как видят себя немецкие мужчины и как их видят женщины?» (Zulehner, Volz, 1998), выполненное по заказу двух религиозных мужских общин, евангелической и католической, при поддержке федерального министерства семьи, охватило две репрезентативные выборки (1200 муж­чин и 800 женщин). Тот факт, что немецкие женщины ус­пешно осваивают традиционно мужские сферы деятельно­сти, ни у кого сомнений уже не вызывает. Однако тендерное равенство приветствуют 53% женщин и только 31 % мужчин.

По их реакции на эти процессы авторы выделяют четыре группы мужчин: традиционалисты (19%), прагматики (24%), неуверенные (38%) и «новые мужчины» (19%).

Прежде всего, эти мужчины по-разному относятся к про­фессии и работе. Для традиционного мужчины главное — его работа, все остальное производно. Право на труд — при­вилегия мужчин, если рабочих мест не хватает, с работой должны расстаться другие, прежде всего — женщины. Для «новых мужчин» мир профессиональной деятельности менее важен и не выглядит исключительно мужским. Если тради­ционалистов женская конкуренция оскорбляет, то «новые мужчины» относятся к ней спокойно и не имеют ничего про­тив совместной работы с женщинами.

Различаются и их семейные ценности. Хотя традициона­листы готовы материально обеспечивать семью, эмоциональ­ную заботу о детях они считают делом матери. «Новые муж­чины» берут на себя больше домашних функций, их браки более партнерские, они придают больше значения отцовским обязанностям, чаще гуляют и играют с детьми. Однако мно­гие женщины относятся к этим установкам скептически, не принимая их всерьез.

В больших городах «новых мужчин» больше, чем в ма­леньких городах и деревнях. Политически традиционалисты тяготеют к правому, а «новые мужчины» — к левому крылу. Психологически «новые мужчины» значительно менее склонны к авторитаризму (сильный авторитаризм зафикси­рован у 4% «новых мужчин» и у 27% традиционалистов) и меньше ориентированы на религиозные ценности.

Существенная разница наблюдается и в отношении к сво­ему внутреннему миру. «Новые мужчины» лучше осознают свои чувства и переживания и чаще говорят о них. Они ме­нее эгоцентричны, более эмоциональны, у них более гибкие полоролевые стереотипы. В том, что ведущая роль в партнер­ских отношениях принадлежит мужчине, убеждены 52% традиционалистов и лишь 21% «новых мужчин».

«Новые мужчины» ведут гораздо более активную сексу­альную жизнь, больше удовлетворены ею и вдвое чаще гово­рят о ней со своими женами или подругами. Положительное отношение к сексуальности коррелирует у мужчин с общей удовлетворенностью жизнью. «Новые мужчины» значитель­но превосходят остальных мужчин в количестве источников сексуальной информации и охотнее признают сексуальные права женщин. С мнением, что «секс для мужчин важнее, чем для женщин», согласны 37% всех опрошенных мужчин, но среди традиционалистов так думают 54%, а среди «новых мужчин» — 21%. «Новые мужчины» менее склонны к наси­лию, в том числе сексуальному, и значительно терпимее к альтернативным стилям жизни. Например, с суждением: «Гомосексуальность просто другой стиль жизни. В нашем об­ществе она должна быть открытой» — согласились 16% тра­диционалистов, 32% прагматиков, 34% неуверенных и 64% «новых мужчин».

Предложенная авторами типология значимо коррелирует с возрастом. Среди мужчин младше 19 лет, больше всего (46%) неуверенных. Больше всего «новых мужчин» (29%) среди 20-летних, а традиционалистов — среди 60- и, особен­но, 70-летних. В последней группе они составляют 43%, тог­да как среди 30-летних мужчин их только 10%. Среди ста­рых женщин тоже больше традиционалисток. Как воз-

растные различия переплетаются с когортными — вопрос открытый.

В общем, по большинству показателей «новые мужчины» выглядят социально и психологически благополучнее осталь­ных. Чтобы успешно жить и работать в современных услови­ях, мужчина должен стать мягче и терпимее. Тем не менее тендерные отношения остаются проблематичными.

Новейшие массовые репрезентативные немецкие иссле­дования, включая проведенный в 2003 г. национальный оп­рос 9 000 молодых людей от 12 до 29 лет (аналогичные опро­сы проводились в 1992 и 1997 годах), показывают, что ори­ентация на тендерное равенство не устраняет многих старых социальных и психологических проблем (Gille, Sardei-Biermann, 2006; Gille et al., 2006).

Несмотря на то что большинство молодых немцев, опре­деляя свои жизненные ценности, принимают принцип ген­дерного равенства, выбор между семьей и домашним хозяй­ством, профессией и партнерским разделением домашних обязанностей остается в значительно мере традиционным. Девочки и молодые женщины чаще считают центром своей жизни семью и домашнее хозяйство, тогда как представле­ния о будущей жизни мальчиков и молодых мужчин теснее связаны с работой и профессией, чем с семьей.

Потребность иметь надежную, интересную и в какой-то степени самостоятельную профессиональную работу прису­ща большинству современных немцев. Однако мужчины придают больше значения а) высокой зарплате и б) возмож­ности продвижения по службе, тогда как женщины выше це­нят морально-психологическую атмосферу.

Не совсем одинаковы мужские и женские роли и в семье. Большинство опрошенных хотят делить домашнюю работу со своим брачным партнером/партнершей. Сдвиги в сторо­ну гендерного равенства по сравнению с прошлым десятиле­тием значительны, но женщины стремятся к равному разде­лению домашнего труда гораздо больше, чем мужчины. Юноши считают этот вопрос частным, а многие взрослые мужчины вообще предпочитают традиционное разделение труда.

Сравнение результатов молодежного опроса 2003 г. с дан­ными предыдущих опросов (1992 и 1997 гг.) позволяет сформулировать ведущие тенденции развития за последние десять лет:

1. Эгалитарные ролевые образы стали более важными для обоих полов.

2. Сдвиги в установках у молодых женщин больше, чем у молодых мужчин.

3. Структурные сдвиги противоречивы. Хотя среди окан­чивающих среднюю школу число молодых женщин больше, чем число молодых мужчин, в разделении труда и получении более престижных профессий сдвиги в пользу женщин неве­лики. Это объясняется прежде всего конфликтом между профессиональными и семейными ролями, связанными с воспитанием детей.

4. У молодых родителей нередко даже наблюдается «ретрадиционализация» — возрождение старых установок, включая представление о принципиальной неодинаковости
мужских и женских ролей в семье и на службе, у молодых мужчин эти сдвиги часто становятся долгосрочными (то есть жизненный опыт делает их традиционалистами).

Немецкие данные подкрепляются общеевропейской со­циальной статистикой. Вовлечение женщин во внесемейный труд — общая мировая тенденция. Параллельно этому, но в гораздо меньшем масштабе происходит вовлечение мужчин в домашнюю работу. В Норвегии мужской вклад в домаш­нюю работу по затратам времени по сравнению с женским вырос с 33% в 1980 г. до 41 % в 2000 г, а в Нидерландах — с 24 до 32%.

Интересны в этом плане итоги сравнительного европей­ского исследования динамики соотношения работы и семьи (проект «Работа меняет гендер») в шести странах (Австрии, Болгарии, Германии, Израиле, Норвегии и Испании) в 2001-2004 гг. (Holter, 2007). В сфере социальных устано­вок идеал мужчины-кормильца постепенно отмирает. С суж­дением, что дело мужа — зарабатывать деньги, а дело жены — следить за домом и семьей, согласились лишь 10% опрошен­ных мужчин при 81% против. 96% опрошенных согласились

с тем, что дети нуждаются в таком же тесном участии отца в их воспитании, как и матери (против — 3%). Идеалом яв­ляется активное отцовство и двойная (трудовая и семейная) карьера для обоих полов.

Тем не менее многие старые проблемы сохраняются. 70% неодиноких мужчин зарабатывают больше своих жен или партнерш, 10% — столько же и лишь 20% — меньше. Установ­ки в пользу тендерного равенства сильнее у мужчин, которые а) трудятся в социальной сфере, а не в технической, б) име­ют меньше рабочих часов в неделю, в) в браке или партнерст­ве имеют более или менее одинаковые доходы с супруга­ми/партнерами, г) больше заботятся о детях ид) имеют ма­леньких детей. Мужчины, которые более активны в уходе за детьми, — моложе остальных, чаще имеют маленьких детей и сильнее поддерживают принцип гендерного равенства. Ме­жду прочим, несмотря на общее ослабление института брака, 80% опрошенных мужчин состояли в стабильных отношени­ях (браке или партнерстве), из них 90% жили с женщиной, 6% — с мужчиной, а 4% — неясно с кем. Несмотря на призна­ние тендерного равенства, разделение домашней работы оста­ется скорее традиционным: в 60% домохозяйств стряпает преимущественно женщина, только 12% мужчин готовят для себя сами. Уход за детьми осуществляют оба члена пары, а за­трачиваемое на него время варьирует от 5 до 50 часов в неде­лю. Величина конкретного родительского вклада сильно за­висит от продолжительности рабочего дня супругов.

Сходная картина наблюдается и в США. Опрос, прове­денный в 2008 г. институтом Гэллапа, показал, что в амери­канских семьях существует строгое разделение труда: муж­чины занимаются автомобилем, а женщины уборкой. По данным опроса, за состоянием машины постоянно следят 69% мужчин и 13% женщин. К числу «мужских» занятий также можно отнести работу на приусадебном участке (ею постоянно занимаются 57% мужчин и 12% женщин) и стра­тегическое управление семейными финансами (соответст­венно 35 и 18%).

Список «женских» обязанностей гораздо обширнее. Так, в большинстве своем, женщины отвечают за оплату счетов

(сфера ответственности 48% женщин и 34% мужчин), мы­тье посуды (соответственно 48 и 16%), закупки в продоволь­ственных и хозяйственных магазинах (53 и 16%), приготов­ление еды (58 и 14%), стирку (68 и 10%), уход за детьми (54 и 9%), принятие решений о покупке мебели и украшений для дома (60 и 6%) и за уборку дома (61 и 6%).

Любопытно, что опрошенные по отдельности супруги по-разному оценивали многие сферы своей ответственности, мужья и жены тянули одеяло на себя и доказывали, что имен­но они выполняют основной объем домашних работ. Моло­дые супруги склонны более «честно» делить ответствен­ность, в то время как пожилые мужчины чаще доверяют до­машние работы своим женам.

По сравнению с результатами аналогичного опроса деся­тилетней давности, положение дел изменилось очень мало, хотя мужчины стали чуть чаще заниматься стиркой, убор­кой, готовкой и детьми (Washington Pro File. April 11. 2008).

Теоретическое объяснение этих макросоциальных сдви­гов неоднозначно. Соперничают две модели: «новый мужчи­на» или «новые обстоятельства». В первом случае подчерки­вается момент сознательного и добровольного выбора стиля жизни, во втором — выбор более или менее вынужденный.

Очень важно учитывать семейный статус мужчины. С появлением ребенка, когда семейная жизнь приобретает новый центр, а тендерное равенство превращается из идео­логической нормы в жизненное правило, в мужской психоло­гии многое меняется. Однако и здесь многое зависит от со­циальных условий, включая отношение фирм, в которых мужчины работают, — насколько они дружественны к их се­мейным обязанностям. Очень важно также наличие закон­ного отпуска по уходу за детьми. Даже если мужчина это право не реализует, оно имеет для него принципиальное зна­чение. На вопрос о том, что меняется быстрее — условия тру­да или домашние условия, однозначного ответа, кажется, нет. Изменения в семейном быту и домашнем хозяйстве часто опережают прочие социальные сдвиги, домохозяйство вы­глядит динамичнее профессиональной работы. Однако эти процессы могут по-разному протекать у мужчин и у женщин

В отличие от США, в Европе по-прежнему нет мужских политических движений, большинство проблем решаются практически, на бытовом уровне. Нет здесь и характерной для американцев тревоги по поводу того, что гендерное ра­венство «подрывает» маскулинность. Хотя европейские со­циологи тоже нередко пишут о мужчине как о загадочном, никому не известном существе, ни паники насчет их «несо­стоявшейся маскулинности», ни «размахивания кальсона­ми» в знак своей капитуляции перед феминизмом у европей­ских мужчин не наблюдается. Мужчины сталкиваются с проблемами, которые не имеют простых и однозначных ре­шений, но это их не пугает, они меняются вместе с изменяю­щимся миром.

В России все выглядит драматичнее.