При дворе иранского шаха

Песня Mattino, с которой, как я уже говорил, я ворвался в мир классической музыки, получила международное признание. Я ее записал на немецком, французском и испанском языках.

Моя популярность была восстановлена, и я снова стал одним из самых любимых зрителями молодых исполнителей.

Таким образом, 1969 год представлялся успешным. И таковым на поверку он и оказался: я выиграл Disco per l`estate (Летний диск) с песней Pensando a te (Думая о тебе), участвовал в качестве почетного гостя на различных гала-концертах, которые проводились в рамках итальянских и международных фестивалей; росло число приглашений дать концерты в разных городах Италии… И еще были очень важные для меня гастроли в Иране.

Эта гастрольная поездка стала для меня, лишь недавно начавшего свою карьеру исполнителя, первой, когда я встретился с «сильными мира сего».

Во мне всегда жил дух путешественника. Если бы я родился в другое время, я наверняка стал бы кем-нибудь типа Марко Поло.

Я был на всех континентах, я видел самых разных людей. Я дышал нищетой Индии и блеском Соединенных Штатов, суровостью Чили и Советского Союза и идеальной симметрией Японии. Я познал Южную Америку и Африку и полюбил Австралию.

Но, как это и бывает, именно первое большое путешествие лучше всего отражается в памяти. Это как раз и были мои гастроли в Иране, где я познакомился с шахом Мохаммадом Реза Пахлави и его женой Фарах Диба и пел для них.

В Иране интерес ко мне был вызван моей, пусть и недолгой, работой в кино.

Действительно, в 1969 году я много снимался. Это работа, которой я никогда прежде не думал заниматься, но жизнь мне предоставила еще и такую возможность, и я чисто из спортивного интереса решил извлечь из нее конкретную пользу.

Думаю, что для многих моих сверстников в 60-70-е годы возможность сняться в кино была мечтой, и прежде всего для моих коллег-исполнителей. Мне же это было совершенно не интересно. Я никогда не заблуждался на счет моего внешнего вида, и поэтому никогда не старался выставлять себя напоказ. Но если уж меня в это втянули, я постарался использовать данный опыт, чтобы узнать больше людей. Я не стал известным актером, но из этого опыта я вынес для себя много полезных вещей, которые в дальнейшем помогли мне в создании документальных фильмов. Эти фильмы мне принесли большое удовлетворение и даже были показаны по телевидению.

Предложение сняться в кино поступило мне еще в 1967 году, на волне успеха моей композиции Nel sole (В лучах солнца).

Тогда было в моде у разных кинопродюсеров брать наиболее популярные песни и создавать вокруг них «народные фильмы». Речь идет о песнях, диски с которыми за несколько месяцев продавались миллионным тиражом. Мысль продюсеров была проста: если песня так популярна, то и фильм с ней привлечет в кинозалы много публики. Таким образом вокруг песни создавалась сентиментальная история. Этого было достаточно: подобные фильмы, благодаря используемым в них песням и популярности привлеченных исполнителей, собирали толпы зрителей. Сделать такой фильм стоило немного, а сборы были очень высокими. Это было счастьем для многих кинокомпаний.

Мой диск Nel sole серьезно «подогрел» рынок: продажи день за днем росли в геометрической прогрессии, что обычно бывает не так часто. Поэтому сразу же появилась идея «выжать» из этой песни кинофильм.

Самым заинтересованным в этом человеком был Джильберто Карбоне, исполнительный продюсер, работавший у Гоффредо Ломбардо, одного из крупнейших киномагнатов Италии, основателя престижной кинокомпании Titanus.

Карбоне, этот симпатичнейший неаполитанец, пригласил меня и озвучил идею кинофильма на основе моей песни, однако я отказался.

«Я не актер, я никогда не смогу играть под прицелом кинокамеры», - сказал я ему.

«Ты им станешь. Не волнуйся, старайся оставаться самим собой, а об остальном позаботимся мы», - ответил мне Карбоне с чисто неаполитанской флегматичностью.

Он назначил мне встречу в «Буссоле», во Вьяреджо. И завоевал меня своей симпатией!

Карбоне представлял собой этакую каланчу под два метра ростом и с совершенно лысой головой. Все, что он делал, он делал по-особенному. Он немедленно внушал доверие, и тот, кто с ним общался, сразу же чувствовал себя его другом. Так случилось и со мной: Карбоне убедил меня сниматься и стал моим кинопродюсером.

Он относился ко мне, как к сыну, опекал меня, давал советы, причем не только кинематографического плана, и я чувствовал, что все это искренне и проникновенно. Вообще, после того, как с ним познакомишься, работа уходит куда-то на второй план, а главное, что остается – счастье от того, что ты узнал такого человека, как он.

Для песни Nel sole люди Карбоне создали историю, которая в какой-то степени отражала мою жизнь. По сценарию я был официантом, студентом, певцом: такая сентиментально-развлекательная история – в общем, даже симпатичная.

Съемки в подобном фильме стали для меня хорошей школой. Все мне было интересно. Я наконец-то своими глазами видел, как снимается кино, и был счастлив находиться рядом с настоящими актерами, которых очень любил.

В этом фильме я работал вместе с артистами, которых я считаю одними из лучших – прежде всего Франко Франки и Чиччо Инграссиа, в то время очень известные комики. И еще в актерском составе были Нино Таранто, Лоретта Годжи и Энрико Монтесано, такие же начинающие, как и я.

В дальнейшем судьба еще сводила меня с этими актерами – в частности, с Франко и Чиччо. Тогда они были очень популярны, у них за плечами было порядка шестидесяти сыгранных ролей, но критики их не слишком жаловали. Я, не будучи экспертом, был с первых минут поражен их талантом: они могли импровизировать с неиссякаемым вдохновением. К счастью, сегодня их работа оценивается как должно, даже критиками. Так часто, увы, бывает, в мире искусства: таланту артиста воздают почести, когда его с нами уже больше нет. Подобное случилось с Тото, и так произошло и с этими двумя сицилийскими актерами. Я же горжусь тем, что уважал их всегда, с той самой минуты, как впервые их увидел, и даже подружился с ними. Потом они часто бывали у меня в гостях, в Челлино, особенно Франко, который обожал блюда на основе колбас и мог их поглощать в невиданных количествах.

Как и песня, фильм Nel sole (В лучах солнца) имел огромный успех. Поэтому логичным продолжением стали другие фильмы вокруг других моих песен, где я также выступал в роли главного героя. Каждая моя песня, которая становилась популярной, превращалась в фильм, для которого сочинялась определенная история. За несколько лет я снялся в восьми фильмах: Nel sole (В лучах солнца), L`oro del mondo (Золото мира), Il ragazzo che sorride (Парень, который улыбается), Pensando a te (Думая о тебе), Il suo nome e` Donna Rosa (Ее зовут Донна Роза), Mezzanotte d`amore (Полночь любви), Angeli senza paradiso (Ангелы без рая), Champagne in paradiso (Шампанское в раю). (Автор книги здесь не совсем точен. Первые семь фильмов действительно были сняты в период 1967-1970 гг., то есть в течение четырех лет. Фильм Champagne in paradiso был снят гораздо позже, в 1983 году – П.П.).

Благодаря кинематографическому опыту во мне родилась страсть к кинокамере. Кино- и видеосъемка стала моим хобби – вначале чтобы запечатлеть важные моменты семейной жизни; потом, совершенствуя свой уровень, я стал снимать документальные фильмы, которые демонстрировались по телевидению. Это такие фильмы, как Autoritratto (Автопортрет), Una vita emozionale (Эмоциональная жизнь), L`America perduta (Потерянная Америка) и особенно Nel cuore del padre (В сердце отца), дорогое мне посвящение моему отцу. Таким образом, я пытался выразить свою созидательность еще и с помощью кадров, а не только музыки.

Фильмы на основе моих самых удачных песен в конце 60-х годов неизменно пользовались успехом, но критиков оставляли совершенно равнодушными. Более того, часто критика была негативной. Впрочем, меня она не задевала, поскольку я знал, что не являюсь актером. И все же думаю, популярность этих кинофильмов кое-кого сильно раздражала: в газетах обо мне писали нелицеприятные вещи, как будто я был единственным певцом, кто снимался в кино.

И вот в июне 1969 года мои первые важные зарубежные гастроли: десять дней в Иране, который тогда еще назывался Персией.

Я прилетел в Тегеран 18 июня в 9 часов вечера. Аэропорт был освещен так, что казалось, будто бы еще день. Из иллюминатора я увидел огромную толпу людей, и в первых рядах – фотографы и охрана в форме. Вначале я подумал, что на борту находится какая-нибудь важная шишка из большой политики. Я начал оглядываться вокруг, но не заметил никого, кто обладал бы подобным видом или был окружен личными телохранителями и секретарями, как это обычно бывает с важными персонами.

Сошли первые пассажиры, и толпа оставалась неподвижной. Когда же появился я, раздались бешеные аплодисменты. Я еще был на нижней ступеньке трапа, а меня уже окружили фотографы и полицейские, а впереди толпа скандировала мое имя. Были те, кто во весь голос распевал мои песни, кто-то размахивал полотнищем с моим именем. Прежде я видел подобное только в кино! Полицейские погрузили меня в микроавтобус сразу же, как только я вышел из самолета, и меня отвезли в гостиницу. Однако фанаты, находившиеся с внешней стороны аэропорта, меня узнали и начали преследовать машину, в буквальном смысле забрасывая ее цветами.

Я не мог понять, почему они принимали меня с таким восторгом. Узнал я об этом немного позже. Оказывается, в Персии я был очень известен именно благодаря музыкальным фильмам, в которых снялся. Особенно первый, Nel sole. Здесь его демонстрация шла полгода без перерыва в главном кинотеатре города.

Поселился я в отеле «Элизабет» на пятом этаже. Под окном до позднего вечера толпа пела и плясала, празднуя мой приезд.

Следующим вечером я дал свой первый концерт в «Баккара Клаб». Тогда я еще не говорил ни по-французски, ни тем более по-английски, хотя и мог что-то сказать на каждом из этих языков. Организаторы концерта выделили мне переводчика, который переводил каждое мое слово. Вначале мне это было нужно, но потом, на волне эйфории от такого радушного приема со стороны публики, я положился на свой инстинкт и начал разговаривать с публикой на этаком эсперанто собственного изобретения – смеси французского, английского, итальянского и апулийского. И, думаю, народ меня понимал, поскольку каждый раз после того, как на этой смеси я объяснял зрителям, о чем та или иная песня, зал разражался аплодисментами.

Утром 20 июня ко мне подошли двое из числа тех, кто организовывал мои гастроли, и сообщили, что в программе появились изменения. Я должен был подготовиться к тому, что тем же вечером мне нужно будет петь при дворе шаха. Я остолбенел.

«Должно быть, это ошибка», - сказал я.

«Нет, - ответили мне. – Это сама императрица, Фарах Диба, пригласила вас. Она ваша поклонница».

Я не мог поверить своим ушам, но и отказаться, разумеется, тоже не мог. В контракте была прописана серия концертов, и я даже толком не знал, где они будут идти. В этом я слепо доверял организаторам.

Весь день я чувствовал какие-то странные волнения в желудке. Я постоянно думал о концерте, который мне предстоит дать вечером. Я спрашивал себя, что это будет за публика, перед которой придется выступать. Я пытался любыми способами гнать от себя мысль, что придется петь в присутствии шаха, императрицы, королевской семьи, сановников – короче, перед верхушкой Персидской империи. Это же было совершенно невероятно! В конце концов я подумал, что, возможно, императрица хочет сделать подарок всем сотрудникам, кто работает в королевском дворце. Такая мысль меня немного успокоила.

Ближе в 19.00, как и было договорено, организаторы гастролей заехали за мной в гостиницу и отвезли на машине в летнюю императорскую резиденцию, в семидесяти километрах от Тегерана.

Это было путешествие в сказку! На огромном ухоженном лугу расположено что-то типа палаточного городка. В одной из таких огромных палаток проходил концерт, и я помню, что передо мной выступала группа персидских комедиантов, которые очень развеселили публику.

Когда настала моя очередь, я вышел на сцену и услышал бурные аплодисменты. Передо мной располагался двор Императора Персии. В первом ряду – семья шаха в полном составе. Помню, что они выглядели очень довольными, улыбались, но вместе с тем были сдержанными, как предписывал протокол двора.

Вначале я почувствовал, что робею, но потом музыка сделала свое дело, и я пел, как обычно, то есть выкладываясь до конца. И с удовлетворением я обнаружил, что мама шаха шевелила губами и пела вместе со мной: она наизусть знала все мои песни!

После концерта меня проводили в другую палатку, полностью отделанную дорогими коврами. Там был приготовлен роскошный ужин. Такого я прежде не видел никогда: огромные, ломящиеся от яств столы – баранина, телятина, козлятина, птица, курица, дичь на любой вкус, винные озера, икорные горы, водочные реки… Я, который еще несколько лет назад работал официантом, кое-что понимаю в пище, но никогда я не видел и даже не мог представить ничего подобного.

За ужином я был представлен императору и его жене Фарах Диба. Им нравились мои песни, и я узнал, что при дворе показывали некоторые фильмы с моим участием. Увидев, как на меня смотрели, я понял, что был здесь желанным гостем, но протокол есть протокол. Император сказал мне несколько слов, полных любезности и сердечного участия.

Но я прекрасно отдавал себе отчет: он был шах Персии, а я – всего лишь обычным певцом-сказителем.

Ромина

Все те, кто следит за моей карьерой, знают, что в 1970 году я женился.

Тогда, как и сейчас, прессу, в особенности бульварную, в первую очередь интересовала личная жизнь артистов, а значит, и моя тоже.

И о моем браке говорили и писали много, зачастую искажая реальность.

И сейчас, таким образом, многие ждут, что я коснусь темы своей личной жизни и расскажу, как я познакомился со своей женой, как возникла между нами любовь, ну и так далее.

Не буду я этого делать.

Я оставлю эту страницу чистой.

Заполните ее сами как хотите. Я – не могу.