What a fuck with this world?

-Любовник!
Фрэнк громко хлопнул дверью своего дома и со всех ног бросился в сторону школы, забыв про скейт, про куртку, забыв про все на свете, думая только о том, с какой невыносимой горечью в голосе отец сказал это «Любовник!» и как стыдливо при этом покраснела мать. Любовник, у его мамочки, которая всегда, что бы ни случилось, любила двух самых главных мужчин в своей жизни, – любовник. Мамуля, его любимая мамуля, врала и бегала на свидания к какому-то гребаному мужику, пока бедный папа, тяжело вздыхая, ворочался на диване не в силах уснуть из-за тяжких мыслей.
«Да что, блядь, не так с этим миром?!»
Фрэнк не переставал бежать, втайне желая, чтобы прямо сейчас весь кислород вышел из легких, и он упал бы прямо здесь на улице и умер, только бы больше не видеть глаза отца. Но он все равно по-прежнему продолжал нестись по улицам так быстро, будто бы в жизни не выкурил ни одной сигареты. Очнулся он только тогда, когда, влетев в кабинет, где должен быть первый урок, заметил, что пришел почти раньше всех. Парочка учеников, что уже сидели за своими партами, удивленно посмотрели на него, запыхавшегося и взволнованного, но ничего не сказали, только лишь две подружки хихикнули себе в кулачки.
Не обратив ни на кого внимания, Фрэнк быстро пробрался к своей парте и достал все необходимое для первого урока. Судорожно схватив учебник по физике, он впился взглядом в напечатанный текст и снова стал перечитывать домашний параграф, хоть и знал его наизусть. Просто нужно было чем-то занять себя, чтобы не думать о том, что его родная мать предала всю их семью, разрушая то, что, казалось, и так было разрушено до основания. Он перечитывал строчки по несколько раз, сильнее сжимал в руках книгу и нервно поглядывал на часы, но до урока оставалось еще больше двадцати минут. Двадцать минут наедине со своими мыслями без возможности убежать от них с помощью новой груды учебного материала. Фрэнк захотел взвыть, но сдержался.
В класс потихоньку подтягивались ученики. От отчаянья Фрэнк принялся рассматривать каждого из них, удивляясь, как девушки могут носить такие короткие юбки, и почему все игроки футбольной команды бриты почти под ноль. Он заметил густо намазанные тушью ресницы своей вчерашней красавицы, заметил забитую девочку в очках, вжавшуюся в свой стул, и группу парней, которые что-то активно обсуждали. Увидел, как на первой парте все те же две девушки поправляли свой макияж, и как в класс вполз какой-то парень, у которого, судя по его виду, было жуткое похмелье.
И когда Фрэнк уже был готов от нервов просто вскочить с места и выйти в окно, наконец, прозвенел звонок. И хоть все ученики хором что-то проныли, он был несказанно счастлив, что займет свою голову хоть чем-то, кроме отвратительных мыслей обо всем дерьме, что окружало его почти со всех сторон.
И он занимался. Все восемь уроков он не выпускал учебники из рук, жадно слушал учителей и даже на переменах не расставался с конспектами. На геометрии ему показалось, что у него из ушей сейчас пойдет пар, но собрав всю свою волю в кулак, он продолжил упорно решать задачи и проверять формулы. И это помогало. За восемь часов он ни разу не подумал о неприветливом доме, где больше нет уюта и любви, где есть разбитый отец и предавшая их мать. Он вспомнил об этом лишь после того, как последний звонок прозвенел, оповещая, что учебный день закончился. Испугавшись, что ему снова придется возвращаться домой, Фрэнк, сам от себя не ожидая, ломанул на дополнительные уроки по математике для отстающих и просидел там еще три часа.
Но в шесть вечера, когда учитель объявил, что все свободны, и измученные ученики вяло повалили из кабинета, ему пришлось признать, что больше отговорок для того, чтобы не возвращаться домой, у него нет. Нужно было идти.
Как-то слишком медленно одевшись, Фрэнк вышел на улицу, которая встретила его вечерними осенними сумерками и мелким дождем. И даже такая атмосфера показалась ему гораздо приветливее, чем дома. Стоя под крыльцом, он натянул на голову капюшон и, глядя на капли, барабанящие по лужам, не спешил двигаться вперед.
-Почему не идешь?
Фрэнк резко обернулся на тихий голос позади себя и увидел того самого чудика, которого вчера не пустил к себе за парту.
-Я.. Не хочу. Какое тебе вообще дело, – как-то резко ответил Фрэнк, отворачиваясь от него.
Парень ничего не ответил, лишь подошел немного ближе и встал рядом с Фрэнком, тоже всматриваясь в усилившийся дождь и хмурое небо. Они простояли так минуту, молчали и только глубже пихали руки в карманы.
-Ты выглядишь грустным, – голос чудика еле пробивался из-за глухой стены дождя.
-Пьеро, да? – саркастически спросил Фрэнк.
-Да, Пьеро, – просто ответил парень. – И все-таки, почему ты такой грустный?
-Тебе какая разница?
-Никакой. Просто, может я смогу тебе помочь?
-Да что ты! – нервно вскрикнул Фрэнк. – Ты себе-то помочь не можешь, ненормальная кукла, с которой никто не хочет даже за одной партой сидеть, куда тебе еще чужие проблемы?
-Почему мне ты вот так легко грубишь, а перед всеми теми людьми в классе вчера так боялся облажаться, пустив меня к себе за парту?
Фрэнк ошарашено повернулся к нему, не говоря ни слова, Пьеро пристально смотрел на него, а дождь барабанил по крыше крыльца.
-Почему меня ты так легко обижаешь, а на них боишься даже неправильно посмотреть?
-Ты… Ладно! Моя мать изменила моему отцу, каждое утро на завтрак вместе яичницы я получаю скандал и совершенно не хочу возвращаться домой! Тебе легче? Ну?! Можешь чем-то помочь, умник?
Пьеро не ответил, и Фрэнк, сам не понимая, почему сорвался на ни в чем не виноватого парня, быстро сбежал с крыльца по ступенькам вниз и направился в сторону дома, изо всех сил стараясь подавить чувство вины из-за того, что накричал на Пьеро.

Тired

Фрэнк с трудом отлепил голову от подушки и посмотрел на будильник.

6: 30.

Вот где справедливость в этом мире? В воскресенье, в свой единственный выходной, когда он планировал спать до обеда, спать так, как не спал никогда, Фрэнк проснулся в эти долбанные шесть утра. Промычав что-то невнятное в подушку, он перевернулся на другой бок, обнял ногами одеяло и пролежал так еще пятнадцать минут в попытках заснуть, но сон окончательно оставил его. В выходной. В единственный выходной.
Фрэнк перевернулся на спину и тупо уставился в потолок, подложив руку под голову. Он собирался, если не поспать, то хотя бы поваляться в кроватке часик другой, послушать музыку или почитать, а потом перекусить хлопьями и взяться за уроки, но все его планы нарушила мать, влетевшая в комнату со скоростью поезда. Она встала в дверном проеме, уперев руки в боки, волосы были растрепаны, а взгляд бешено метался от одного к другому, не зная, за что зацепиться.
-Ну и чего ты разлегся? Тебе уроков не задали? – проорала она, входя в комнату и собирая вещи со спинок стульев.
-Мам, еще семи утра нет, ты чего… - растерянно пролепетал Фрэнк, ошарашено глядя на мать.
-И что? Проснулся? Марш заниматься! – закричала она, бросая кучу вещей на ноги Фрэнка. – Что у тебя тут за бардак постоянно? Так сложно прибраться? Почему я должна ходить и подбирать за вами всю вашу грязь?!
«Потому что ты, блядь, жена и мать, но ты и этого не делаешь, потому что шляешься с каким-то мужиком. А сейчас ты орешь на меня только потому, что поругалась с отцом, и тебе просто надо выпустить пар. И ты срываешься на сыне!» - хотел было сказать ей Фрэнк, но сдержался.
Вместо этого он аккуратно поднялся с подушки и сгреб свои вещи в охапку.
-Я сейчас встану и все уберу, а потом сделаю уроки, мам, – тихо проговорил он, осторожно глядя на мать.
-Вот уж будь любезен! – сказала она и вылетела из комнаты, громко хлопнув дверью.
«Я просто хочу прекратить существовать прямо сейчас»
Фрэнк резким движением швырнул все вещи на пол и поднялся с кровати, и уже держась за ручку двери, он понял, что его хлопья и молоко отменяются, потому что на кухне опять ругались родители. Слышны были мамины визги, папин бас и звук разбивающихся о дорогой паркет тарелок. Выругавшись, Фрэнк аккуратно открыл дверь своей комнаты и незаметно проскользнул в душ, радуясь, что хотя бы это его родители оставили ему.
Когда первые капли воды забарабанили по дну душевой кабинки, а одежда была брошена на стиральную машинку, Фрэнк забрался под струю теплой воды и уже потянулся к баночке с шампунем, но в самый последний момент его рука ослабла и обессиленно упала, ударяясь о его бедро. Он был совершенно один.
Он сам не заметил, как его колени дрогнули, и он съехал вниз по стенке душевой, пряча лицо в коленях. Его родители ругались там внизу, поливая друг друга грязью, совершенно не думая о сыне, в комнате ждал кавардак и гора домашней работы, его друзья сейчас сладко спали в своих кроватях в Нью Джерси, а холодная неприветливая Атланта окружала его со всех сторон. И он был совершенно один.
Не было больше Пита, который всегда знал, когда нужно обнять, когда дать минералки, а когда накормить и включить хороший ужастик. Не было Тори, которая при встрече всегда целовала его в щеку и трепала его волосы. Не было рыжего Патрика, как не было Алена и Вуди, не было Хлои и не было пыльной скейт-площадки, не было ничего, кроме Атланты, холодных стенок душевой кабинки и чуть подрагивающих плеч, а еще зачетов, контрольных и баллов, хороших оценок, которые были так нужны. Он был совершенно один.
Когда Фрэнк вышел из душевой с полотенцем, обернутым вокруг бедер, он заметил невероятно прекрасную тишину в доме. Его родители куда-то ушли, не оставив даже записки на столе – хотя раньше они всегда сообщали ему, куда они уходят – и теперь путь к хлопьям был свободен. Обрадовавшись, что не он не умрет с голода над тетрадкой по физике, Фрэнк залил хлопья молоком и налил себе крепкого кофе, уходя со всем этим в свою комнату.

***

С домашним заданием он покончил только к шести вечера, как раз к этому времени вернулись родители. Фрэнк не знал, где они были, но настроение у них было еще хуже, чем утром. Назвав маму самой настоящей потаскухой, отец скрылся в гостиной, громко хлопнув дверью, а мама зарыдала на кухне. Что-то больно сжалось в груди у Фрэнка. Эти два человека – его семья?
Фрэнк почувствовал себя маленьким пятилетним ребенком. Стоя посреди коридора, слушая всхлипы матери и тихую брань отца, он еле слышно прошептал: «Мамочка.. Папочка…», и ему так сильно захотелось прямо сейчас броситься обнимать их коленки и умолять помириться, что он закусил кулак и зажмурил глаза, еле держась на ногах.
Чувствуя, что оставаться в этом доме больше нет сил, он снял свою куртку с вешалки и надел первый ботинок, когда из кухни вышла мама с покрасневшими глазами и снова начала кричать, обвинять его в чем-то, называя неблагодарным, а Фрэнк только молча кивал, не узнавая свою мать в этом человеке. Она заставила его снять куртку и подняться в свою комнату, снова сесть за уроки и проверить все от строчки до строчки, а потом лечь спать не позже одиннадцати, потому что завтра в школу.