Walk with me, Suzy Lee

Это утро было необычно для Фрэнка тем, что вместо бьющейся в истерике матери в семь утра, к нему в комнату вихрем ворвался отец, с силой распахивая дверь. Он не был зол или раздражен, он был просто в ярости. Он тяжело дышал, не зная, куда деть свои руки, а глаза сверкали от гнева.
-Пап? – не помня себя от страха, еле выговорил Фрэнк.
-Ну и какого черта ты еще в кровати? – выделяя каждое слово, прошипел отец, сжимая и разжимая кулаки.
-Я…я…
-В школу нам больше уже не надо?!
-Вообще-то…
-Ты хоть немного думаешь о поступлении?! – не обратив на слова Фрэнка никакого внимания, продолжил кричать отец. – Ты хоть представляешь, сколько мы денег в тебя вложили? Сколько мы сил потратили, чтобы обеспечить твое будущее? Я спрашиваю, ты это понимаешь?!
Фрэнк никогда не видел своего папу таким. Он злился и раньше, конечно, и кричал и даже ломал вещи, но никогда это не было просто так, без повода, и так жестоко и так страшно. Он не узнавал в этом человеке, который стоял перед ним с раскрасневшимся лицом, того, кто всегда шутил за ужином и тайком от мамы давал ему деньги. Боясь разозлить отца больше, Фрэнк торопливо закивал, накрываясь одеялом до самого носа.
-Ты ничего не понимаешь! Какого черта ты еще лежишь? Вставай и собирайся в школу!!!
С этими словами отец быстро подошел к кровати, стаскивая перепуганного Фрэнка с кровати, отчего он с глухим стуком упал на пол, больно ударившись локтем.
-Но, пап… – еле выговорил он, и ответом ему послужила звонкая пощечина.
Вскрикнув от неожиданности, Фрэнк прижал руку к пылающей щеке и снизу вверх посмотрел на отца затравленным взглядом. На лице человека, которого он всю жизнь любил и уважал, не дрогнул ни один мускул, когда он ударил его.
-Поднимайся и иди в школу. Живо.
С этими словами отец вышел из комнаты, специально оставив дверь открытой, и Фрэнк услышал истеричные вопли матери на кухне и все тот же жестокий, полный ярости, голос отца, от которого становилось жутко.
Фрэнк не выдержал, и соленая слезинка скатилась по его щеке. Это было просто невозможно. Он сидел на холодном полу, с ноющим локтем и раскрасневшейся щекой, и не мог поверить. Каждый раз его родителям удавалось удивить его, и уже казалось, что хуже тех слов про аборт быть не может, но…
-Я сказал: собирайся! – послышался снизу голос отца, и быстро подскочив, Фрэнк побежал в ванную, задевая по пути дверной косяк.
Он никогда не мылся, не ел и не одевался с такой скоростью. На все про все ему хватило пятнадцати минут, и, выходя из дома и слушая вдогонку ругательства и угрозы отца, он подумал, что это может стать неплохой традицией – сваливать из дома с утра пораньше.
-И чтобы сегодня был дома вовремя!
Бредя этим утром по еще спящим темным улицам Атланты, он впервые в жизни совершенно точно хотел умереть. Он же знал, что отец не имел в виду ровным счетом ничего из того, что сказал. Просто ругаться с одной только мамой ему надоело.
«Уроды».
Он совсем не хотел так думать о родителях, но они были просто отвратительны. Его любимые мама и папа были просто отвратительны. Два самых любимых человека в его маленькой жизни были ему отвратительны.
Было тошно, невероятно холодно, и он все еще плакал. Слезы сами капали на промерзший асфальт, ничуть не унимая боль внутри. Почувствовав, что ноги его почти не держат, он остановился у какого-то незнакомого дома с маленьким двориком, украшенным прелестными цветами, бесцеремонно зашел на чужой газон, залез поглубже, в самую яркую и пышную клумбу, и улегся прямо на землю, прячась за высокими цветами. Стало еще холоднее, почти до боли в спине, но это было не так уж и плохо, потому что физическая боль вытесняла душевную.
И это было хуже всего на свете – то, что он сделал. Ему хотелось совсем не этого. Хотелось… революции. Хотелось встать и сделать что-нибудь безумное, совершенно ненормальное, даже абсолютно чокнутое и невероятное! Грудь разрывало изнутри, будто все то, что он так долго сдерживал в себе, пыталось вырваться наружу. Хотелось сказать родителям, чтобы они не впутывали его в свои проблемы, хотелось перестать так напрягаться из-за учебы, потому что… Потому что медицинский университет – мечта его родителей, а совсем не его собственная. Хотелось так много и так сразу, хотелось дышать миром и задохнуться им же, и он чувствовал, что все это рядом, что стоит протянуть руку – и он схватит то, что ему так необходимо. Он чувствовал себя на грани, еще чуть-чуть и он сорвется, плюнет на все и будет делать так, как правда хочет, он близко, он это уже чувствует, но…
Но нет. Он все равно продолжал слушать родителей, ходить в школу и делать все то, что ему осточертело. Он сам не понимал, почему не позволит себе сойти с ума хоть на минутку, и все это казалось таким близким и таким далеким одновременно.
Фрэнк продолжал валяться в клумбе. Часы уже показывали без пяти восемь, начал накрапывать дождь. Случайно он вспомнил о вечере, проведенным вместе с Джерардом два дня назад. Тогда он несколько часов подряд чувствовал себя по-настоящему живым и счастливым, и было очень здорово распевать песни и смотреть, как Джерард мотает в такт музыке своей лохматой головой. На секунду он подумал, что, возможно, все не так плохо, но потом вспомнил, какие проблемы могут быть из-за общения с Пьеро, и всякие надежды на счастье окончательно оставили его.
Часы показали пятнадцать минут девятого. Из своего цветочного убежища Фрэнк слышал, как чужие подошвы зашаркали по асфальту и улицу наполнили звуки голосов: люди выбирались из своих домов. Подумав, что он так слишком долго валялся на холодной земле, Фрэнк аккуратно вылез из клумбы, стараясь привлечь как можно меньше внимания. Снова перебежав маленький газон и выйдя на дорожку, он принялся отряхивать cебя и увидел, что его все-таки заметили: молодая мама со своим годовалым ребенком с удивлением пялились на парня, который только что вылез из клумбы. Испугавшись, что они могут позвать хозяев дома или даже вызвать полицию, Фрэнк быстро зашагал подальше от них, чувствуя себя немного неловко.
Вернувшись домой, он, как и ожидал, не обнаружил там родителей. Мама скорее всего была с любовником, папа с друзьями или где-нибудь еще, где можно поорать и выпустить пар. Скинув с себя промокшие кеды и грязную куртку, Фрэнк быстро поднялся в свою комнату, заперся изнутри, разделся и шмыгнул под одеяло, чувствуя, как потихоньку становится тепло. Это было самое дерьмовое воскресенье в его жизни.