Как Шико продолжал свое путешествие и что с ним случилось

Шико все утро хвалил себя за то, что он, как нам удалось убедиться, не потерял спокойствия и терпения в ночь испытаний.

«Но, – подумал он, – нельзя дважды поймать старого волка в ту же западню; значит, для меня наверняка изобретут какую-нибудь новую чертовщину: будем держаться настороже».

Следуя этим чрезвычайно осторожным соображениям, Шико совершил в течение дня путешествие, которое даже Ксенофонт счел бы достойным обессмертить в своем «Отступлении десяти тысяч».

Каждое дерево, каждая неровность почвы, каждая стена служили ему наблюдательным пунктом и естественной крепостью.

По дороге он даже заключил несколько союзов, если не наступательных, то, по крайней мере, оборонительных.

Действительно, четыре бакалейщика-оптовика из Парижа, ехавшие заказывать котиньякское варенье в Орлеане и сухие фрукты в Лиможе, удостоили принять в свое общество Шико, который назвался обувщиком из Бордо, возвращающимся по окончании дел домой. А так как Шико, гасконец по происхождению, переставал говорить с акцентом только тогда, когда это было особенно необходимо, он не внушил своим спутникам никаких подозрений.

Их отряд состоял, следовательно, из пяти хозяев и четырех приказчиков бакалейных лавок. И в количественном отношении, и по своему воинскому духу он заслуживал, чтобы о ним считались, если учитывать воинственные нравы, распространившиеся среди парижских бакалейщиков после организации Лиги.

Мы не станем утверждать, что Шико чувствовал чрезмерное уважение к храбрости своих спутников, но, конечно, права пословица, утверждающая, что у трех трусов меньше страха, если они вместе, чем у одного храбреца, если он один.

Шико совсем перестал бояться, как только очутился среди четырех трусов; он даже перестал оглядываться, как делал до сих пор, чтобы обнаружить возможных преследователей.

Поэтому они, болтая о политике и отчаянно хвастаясь, беспрепятственно достигли города, где намеревались поужинать и переночевать все вместе.

Поужинали, крепко выпили и разошлись по комнатам.

Шико во время кутежа не воздерживался ни от остроумия, развлекавшего его спутников, ни от муската или бургундского, поддерживавших его остроумие. Торговцы, иначе говоря, свободные люди, не слишком почтительно отзывались о его величестве короле Франции и всех других величествах лотарингских, наваррских, фландрских и любых других.

И Шико отправился спать, назначив на утро свидание четырем бакалейщикам, которые, можно сказать, триумфально отвели его в предназначенную ему комнату.

Четыре путешественника охраняли мэтра Шико, как принца, потому что их четыре комнаты предшествовали его собственной, расположенной в конце коридора и недосягаемой благодаря смежным дверям.

А так как в эту эпоху дороги не были надежны, даже для людей, путешествующих по своим собственным делам, каждый старался обеспечить себе поддержку соседа на случай неприятной встречи.

Шико, не рассказавший своим спутникам о печальных происшествиях предыдущей ночи, все сделал, чтобы провести этот пункт союзного договора, который к тому же был принят единодушно.

Шико, не изменяя своей обычной осторожности, мог лечь и уснуть. И он мог сделать это тем спокойнее, что для большей уверенности он самым тщательным образом осмотрел комнату, задвинул асе задвижки на дверях, запер ставни единственного окна; нечего и говорить, что он выстукал все стены, и они повсюду ответили вполне успокоительным звуком.

Но как только он заснул, произошло нечто такое, чего даже сфинкс, этот профессиональный прорицатель, никогда бы не мог предвидеть; действительно, дьявол постоянно вмешивался во все дела Шико, а дьявол хитрее всех сфинксов на свете.

Около половины десятого в дверь приказчиков-бакалейщиков, ночевавших совместно в помещении, похожем на чердак, над коридором их хозяев-торговцев, кто-то робко постучал. Один из них довольно сердито открыл и оказался нос к носу с хозяином гостиницы.

– Господа, – сказал им хозяин, – я с радостью вижу, что вы легли спать одетые; я хочу оказать вам большую услугу. Ваши хозяева слишком разошлись за столом, говоря о политике. Видимо, один из старшин города их слышал и донес мэру, а наш город гордится своей верностью; мэр послал стражников, они схватили ваших хозяев и отвели в ратушу для объяснений. Тюрьма совсем рядом с ратушей; братцы, вставайте, ваши мулы вас ждут, а хозяева вас всегда догонят.

Четверо приказчиков помчались, как козлята, скатились с лестницы, дрожа от страха, вскочили на мулов и поехали обратно в Париж, попросив хозяина предупредить торговцев об их отъезде и направлении в случае, если те вернутся в гостиницу.

Когда хозяин увидел, как четыре приказчика исчезли за углом, он так же осторожно постучался в первую дверь по коридору.

Он так долго скребся, что первый торговец закричал громовым голосом:

– Кто там?

– Тише, несчастный! – ответил хозяин. – Подойдите к двери, да ступайте на цыпочках.

Торговец повиновался; но так как он был человек осторожный, то не открыл дверь, а, приникнув ухом к косяку, спросил:

– Кто вы?

– Разве вы не узнаете голоса хозяина гостиницы?

– Правда, но, боже мой, что случилось?

– За столом вы слишком свободно говорили о короле, и какой-то шпион донес об этом мэру, а тот прислал стражников. К счастью, я догадался послать их в комнату ваших приказчиков, так что они заняты там, наверху, их арестом, вместо того чтобы арестовать вас.

– О-о! Что вы говорите? – воскликнул купец.

– Чистую благородную правду. Торопитесь бежать, пока лестница свободна.

– А мои спутники?

– Ой, у вас не хватит времени предупредить их.

– Вот бедняги!

И купец торопливо оделся.

В то же время хозяин, точно вдохновленный свыше, постучал в стенку, отделявшую первого купца от второго.

Второй, разбуженный теми же словами и той же басней, тихонько открыл дверь; третий, разбуженный, как и второй, позвал четвертого, и все четверо, легко, как стайка ласточек, убежали на цыпочках, размахивая руками.

– Бедный обувщик, – говорили они, – все неприятности обрушатся на него, но ведь, по правде сказать, он и говорил больше всех. Черт возьми! Пусть побережется, ведь хозяин не успел предупредить его, как нас!

Действительно, мэтр Шико, как вы понимаете, ни о чем не был предупрежден.

В тот самый момент, когда купцы убегали, поручив его богу, он спал самым глубоким сном.

Хозяин убедился в этом, послушав у дверей; потом он спустился в низенький зал, тщательно прикрытая дверь которого открылась по его знаку. Он снял свой колпак и вошел. В зале находились шестеро вооруженных людей, из которых один, казалось, был командиром.

– Ну, как? – сказал он.

– Я выполнил все в точности, господин офицер.

– В вашей гостинице пусто?

– Совершенно пусто.

– Человек, которого мы вам указали, не был ни разбужен, ни предупрежден?

– Ни разбужен, ни предупрежден.

– Господин хозяин гостиницы, вы знаете, от чьего имени мы действуем; вы знаете, какому делу мы служим, потому что вы сами защитник этого дела.

– Ну, конечно, господин офицер; вы же видите, чтобы сдержать клятву, я потерял деньги, которые проезжие потратили бы у меня; но ведь в клятве говорится: я пожертвую моим имуществом, защищая святую католическую веру!

– И жизнью! Вы забыли добавить это слово, – надменно сказал офицер.

– Боже мой! – воскликнул хозяин, всплеснув руками. – Неужели от меня потребуют жизни? У меня жена и дети!

– Ничего от вас не потребуют, если вы будете слепо повиноваться приказаниям.

– О, я буду повиноваться, будьте спокойны.

– В таком случае ложитесь спать; заприте двери и, что бы ни слышали и ни видели, не выходите, даже если ваш дом загорится и обрушится вам на голову. Как видите, роль у вас не трудная.

– Увы! Увы! Я разорен, – пробормотал хозяин.

– Мне поручено оплатить ваши убытки, – сказал офицер, – возьмите эти тридцать экю.

– Мой дом оценен в тридцать экю! – жалобно сказал хозяин.

– А, боже мой! У вас не будет разбито ни одного стекла, плакса вы этакий… Ну и ничтожества же защитники нашей святой Лиги!

Хозяин ушел и заперся, как парламентер, предупрежденный о том, что город отдан на разграбление. Тогда офицер поставил двух лучше всего вооруженных людей под окном Шико.

Он сам и трое остальных поднялись к спальне бедного обувщика, как назвали его спутники по путешествию, давным-давно выехавшие из города.

– Вы знаете приказ? – сказал офицер. – Если он откроет и позволит себя обыскать, если мы найдем на нем то, что ищем, мы не причиним ему ни малейшего зла; но если произойдет обратное, то хороший удар кинжалом – и все! Запомните хорошенько. Ни пистолета, ни аркебуза. Кроме того, это и бесполезно, раз нас четверо против одного.

Они подошли к двери.

Офицер постучал.

– Кто там? – спросил Шико, мгновенно проснувшись.

– Черт возьми, – сказал офицер, – прибегнем к хитрости. Ваши друзья бакалейщики собираются сообщить вам кое-что важное, – добавил он.

– О-го! – сказал Шико. – Ваши голоса значительно огрубели от вина, мои бакалейщики.

Офицер смягчил тон и вкрадчиво повторил:

– Но открывайте же, дорогой друг и товарищ.

– Проклятие! Как ваша бакалея пахнет железом! – сказал Шико.

– А, ты не хочешь открыть! – нетерпеливо воскликнул офицер. – Тогда вперед, ломайте дверь.

Шико бросился к окну, открыл его и увидел внизу две обнаженные шпаги.

– Я пойман! – воскликнул он.

– Ага, куманек, – сказал офицер, услышавший стук открывшегося окна, – ты боишься опасного прыжка, ты прав. Ну, открывай, открывай!

– Черт возьми, нет! – сказал Шико. – Дверь крепка, и мне придут на помощь, если вы будете шуметь.

Офицер рассмеялся и приказал солдатам сорвать дверь с петель.

Шико закричал, чтобы позвать купцов.

– Дурак! – сказал офицер. – Неужели ты думаешь, что мы оставили тебе помощников? Не обманывайся, ты – один, а значит – пойман. Придется примириться с незадачливой судьбой. Вперед, ребята.

И Шико услышал, как в дверь нанесли три удара мушкетами с силой и ритмичностью тарана.

– Там три мушкета и офицер – внизу только две шпаги; высота всего пятнадцать футов – это пустяки. Я предпочитаю шпаги мушкетам.

И, подвязав мешок к поясу, он, не колеблясь, влез на подоконник, держа в руке шпагу.

Оба солдата внизу стояли, подняв вверх острия шпаг. Но Шико сообразил правильно. Никогда человек, даже если он силен, как Голиаф, не будет дожидаться падения хотя бы пигмея, если этот пигмей может убить его, сам разбившись насмерть.

Солдаты переменили тактику и отступили, решившись напасть на Шико, как только он упадет.

На это и надеялся гасконец. Он ловко прыгнул на носки и пригнулся, сидя на корточках. В тот же момент один из солдат нанес ему удар, который мог бы проткнуть стену.

Но Шико даже не потрудился отразить его. Он принял удар с открытой грудью; благодаря кольчуге Горанфло шпага врага сломалась, как стеклянная.

– На нем кольчуга! – воскликнул один из солдат.

– Черт возьми! – ответил Шико, который обратным ударом разрубил ему голову.

Второй начал кричать, стараясь только отражать удары, так как Шико нападал.

На свою беду, в фехтовании он был слабее даже Жака Клемана. Шико уложил его вторым выпадом рядом с его товарищем.

И когда, выломав дверь, офицер выглянул в окно, он увидел только двух стражников, плававших в собственной крови.

– Это демон! – воскликнул офицер. – Сталь не причиняет ему вреда.

– Да, но не свинец! – сказал один из солдат, прицеливаясь.

– Несчастный! – воскликнул офицер, отводя мушкет. – Без шума! Ты разбудишь весь город; мы настигнем его завтра.

– Видимо, – философски сказал один из солдат, – надо было поставить четверых внизу, а вверху оставить только двоих.

– Вы – болван! – ответил офицер.

– Посмотрим, как его самого назовет господин герцог, – пробормотал солдат себе в утешение.

И он опустил приклад мушкета на пол.