Явление хix

Г р а ф и н я сидит, С ю з а н н а, г р а ф.

Г р а ф (сконфуженный, выходит из туалетной, После

непродолжительного молчания). Никого нет, на сей раз я ошибся.

Вы, сударыня... отлично сыграли свою роль.

С ю з а н н а (весело). А я, ваше сиятельство?

Графиня, чтобы не выдать своего волнения, молчит, прикрыв рот

платком.

Г р а ф (приближается к ней). Итак, графиня, вы просто

дурачились?

Г р а ф и н я (постепенно овладевая собой). А почему бы не

подурачиться, граф?

Г р а ф. Какая чудовищная шутка! И за что, скажите пожалуйста?

Г р а ф и н я. Разве ваши безумные выходки заслуживают

снисхождения?

Г р а ф. Когда дело идет о чести, это уже нельзя назвать

выходками!

Г р а ф и н я (все более и более уверенным, тоном). Неужели я

стала вашей подругой жизни только для того, чтобы вечно терпеть

холодность и ревность, которые только вы один и умеете в себе

сочетать?

Г р а ф. Ах, графиня, это жестоко!

С ю з а н н а. Хороши бы вы были, если б ее сиятельство не

отговорила вас позвать слуг!

Г р а ф. Это верно, беру все свои слова обратно... Виноват,

мне так неловко...

С ю з а н н а. Сознайтесь, ваше сиятельство, что это вам,

пожалуй, поделом.

Г р а ф. А отчего ты, негодница, не выходила, когда я тебя

звал?

С ю з а н н а. Я же в это время одевалась на скорую руку, -- у

меня все держится на булавках, -- так что ее сиятельство была

совершенно права, что запрещала мне выходить.

Г р а ф. Чем напоминать мне мои промахи, лучше помирила бы

меня с графиней.

Г р а ф и н я. Нет, граф, подобные обиды не забываются. Я

поступлю в монастырь урсулинок -- я вижу ясно, что мне пора это

сделать.

Г р а ф. И вы способны покинуть меня без малейшего сожаления?

С ю з а н н а. Я убеждена, что день вашего отъезда был бы для

вас кануном обильных слез.

Г р а ф и н я. Пусть так, Сюзон, но я предпочитаю о нем

тосковать, чем по слабости душевной простить ему: он меня

слишком горько обидел.

Г р а ф. Розина!..

Г р а ф и н я. Я уже не та Розина, которой вы так добивались!

Я бедная графиня Альмавива, печальная, покинутая супруга,

которую вы уже не любите.

С ю з а н н а. Сударыня!

Г р а ф (умоляюще). Сжальтесь!

Г р а ф и н я. У вас ко мне жалости нет.

Г р а ф. Но ведь тут еще эта записка... Она привела меня в

ярость!

Г р а ф и н я. Я была против этой записки.

Г р а ф. Так вы о ней знали?

Г р а ф и н я. Это легкомысленный Фигаро...

Г р а ф. Что же он?

Г р а ф и н я. Передал ее Базилю.

Г р а ф. А Базиль мне сказал, что ему ее передал какой-то

крестьянин. Ну, смотри, двоедушный певун, переметная сума, ты

мне заплатишь за все!

Г р а ф и н я. Сами просите прощения, а других не прощаете, --

вот они, мужчины! Ах, если б я, приняв в соображение, что вас

сбила с толку записка, и согласилась простить вас, то уж

потребовала бы всеобщей амнистии!

Г р а ф. Ну, что ж, с великим удовольствием, графиня. Но

только как исправить столь унизительную ошибку?

Г р а ф и н я (встает). Она была унизительна для нас обоих.

Г р а ф. О нет, только для меня одного! Остается, однако,

непостижимым, каким образом женщины так быстро принимают

соответствующий вид и берут верный тон. Вы залились румянцем,

вы плакали... на лице вашем было написано смятение... да,

право, вы и сейчас еще смущены!

Г р а ф и н я (силясь улыбнуться). Я покраснела... от досады

на ваши подозрения. Но разве мужчины бывают когда-нибудь

настолько проницательны, чтобы суметь отличить негодовани

чистой, незаслуженно оскорбленной души от замешательства,

вызванного справедливым обвинением?

Г р а ф (улыбаясь). Ну, а паж в неподобающем виде,

полураздетый, в одной курточке...

Г р а ф и н я (указывая на Сюзанну). Вот он перед вами. Bы же

от этого только выиграли, не правда ли? Вообще с этим именно

пажом вы ведь как будто не избегаете встреч?

Г р а ф (сквозь смех). А мольбы, а притворные слезы...

Г р а ф и н я. Вы меня смешите, а мне не очень хочется

смеяться.

Г р а ф. Мы-то воображали, что кое-что смыслим в дипломатии,

-- какое там: мы -- сущие дети. Это вас, это вас, сударыня,

король должен был бы назначить посланником в Лондон!

По-видимому, прекрасный пол тщательно изучил искусство

притворяться, иначе вам бы не достигнуть таких вершин!

Г р а ф и н я. Вы же нас на это толкаете.

С ю з а н н а. Поверьте нам на слово, и тогда увидите, честные

мы люди или нет.

Г р а ф и н я. Давайте с этим покончим, граф. Быть может я

зашла слишком далеко, но снисходительность, которую в таких

важных обстоятельствах проявила я, во всяком случае

заслуживает, чтобы и вы ее проявили.

Г р а ф. Скажите же еще раз, что вы меня прощаете.

Г р а ф и н я. Разве я это говорила, Сюзон?

С ю з а н н а. Я не слыхала, сударыня.

Г р а ф. Так произнесите же, наконец, это слово!

Г р а ф и н я. Стоите ли вы этого, бессердечный человек?

Г р а ф. Стою, потому что признал свою вину.

С ю з а н н а. Подозревать, что в туалетной комнате графини

спрятан мужчина!

Г р а ф. Она уже меня так строго за это наказала!

С ю з а н н а. Не верить ей, когда она говорит, что это ее

камеристка!

Г р а ф. Розина, неужели вы неумолимы?

Г р а ф и н я. Ах, Сюзон, какая я слабая женщина! Какой пример

я подаю тебе! (Протягивает графу руку.) Вот и верь после этого

женскому гневу!

С ю з а н н а. И то правда, сударыня, разве можно с мужчинами

не помириться?

Граф горячо целует жене руку.