Явление XVI

Г р а ф ходит взад и вперед, М а р с е л и н а, Б а р т о л о,

Ф и г а р о,

Б р и д у а з о н.

М а р с е л и н а (садится). Наконец-то я могу вздохнуть

свободно.

Ф и г а р о. А я, напротив, задыхаюсь.

Г р а ф (в сторону). По крайней мере я отомстил -- это

утешительно.

Ф и г а р о (в сторону). Ведь Базиль же cобирался выступить

против брака Марселины и, как на грех, куда-то запропал!

(Графу, который направляется к выходу.) Вы уходите, ваше

сиятельство?

Г р а ф. Все решено.

Ф и г а р о (Бридуазону). Уж этот мне пузан...

Б р и д у а з о н. Кто, я пу-узан?

Ф и г а р о. Кто же еще? А все-таки я на ней не женюсь --

как-никак, я дворянин.

Граф останавливается.

Б а р т о л о. Вы на ней женитесь.

Ф и г а р о. Без согласия моих благородных родителей?

Б а р т о л о. Назовите их, укажите их.

Ф и г а р о. Дайте срок, я с ними увижусь, я уже пятнадцать

лет их разыскиваю.

Б а р т о л о. Хвастун! Уж, верно, какой-нибудь подкидыш!

Ф и г а р о. Нет, доктор, я был не подкинут, а потерян, точнее

сказать, меня украли.

Г р а ф (подходит ближе). Украли, потеряли--докажите! А то

потом станете кричать, что вас тут оскорбляют.

Ф и г а р о. Если кружевные пеленки, ваше сиятельство, вышитые

покрывала и золотые вещи, найденные при мне разбойниками, не

доказывают, что я благородного происхождения, то отличительные

знаки на моем теле непреложно свидетельствуют о том, как дорог

был я моим предусмотрительным отцу и матери. Вот этот знак на

руке... (Хочет обнажить правую руку.)

М а р с е л и н а (поспешно встает). У тебя на правой руке

шпатель?

Ф и г а р о. Откуда это вам известно?

М а р с е л и н а. Боже, это он!

Ф и г а р о. Да, это я.

Б а р т о л о (Марселине). Кто он?

М а р с е л и н а (живо). Эмануэль!

Б а р т о л о (Фигаро). Тебя утащили цыгане?

Ф и г а р о (в сильном волнении). Около какого-то замка. Милый

доктор, возьмите, что хотите, но только верните меня в лоно

моей знатной семьи: мои благородные родители осыплют вас

золотом.

Б а р т о л о (указывая на Марселину). Вот твоя мать.

Ф и г а р о. То есть кормилица?

Б а р т о л о. Твоя родная мать.

Г р а ф. Его мать?

Ф и г а р о. Говорите толком.

М а р с е л и н а (указывая на Бартоло). Вот твой отец.

Ф и г а р о (в отчаянии). О, о, о! Что же я за несчастный!

M a p с е л и н а. Неужели сама природа не подсказывала тебе

этого тысячу раз?

Ф и г а р о. Никогда!

Г р а ф (в сторону). Его мать!

Б р и д у а з о н. Теперь, ко-онечно, он на ней не женится.

Б а р т о л о. Я тоже.

М а р с е л и н а. Вы тоже! А ваш сын? Вы же мне клялись...

Б а р т о л о. Я был глуп. Если бы подобные воспоминания к

чему-нибудь обязывали, то пришлось бы пережениться решительно

на всех.

Б р и д у а з о н. А если так ра-ассуждать, то ни-икто бы ни

на ком не женился.

Б а р т о л о. Обычные грешки! Беспутная молодость!

М а р с е л и н а (все более и более горячась). Да, беспутная,

даже более беспутная, чем можно думать! Я от своих грехов не

отрекаюсь--нынешний день их слишком явно разоблачил! Но до чего

же тяжело искупать их после того, как тридцать лет проживешь

скромно! Я добродетельною родилась, и я стала добродетельною,

как скоро мне было позволено жить своим умом. Но в пору

заблуждений, неопытности и нужды, когда от соблазнителей нет

отбою, а нищета выматывает душу, может ли неопытная девушка

справиться с подобным полчищем недругов? Кто нас сейчас так

строго судит, тот, быть может, сам погубил десять несчастных.

Ф и г а р о. Наиболее виновные -- наименее великодушны, это

общее правило.

М а р с е л и н а (живо). Вы, мужчины, более чем неблагодарны,

вы убиваете своим пренебрежением игрушки ваших страстей, ваши

жертвы, это вас надо карать за ошибки нашей юности, вас и

поставленных вами судей, которые так гордятся тем, что имеют

право судить нас и в силу преступного своего недомыслия лишают

нас всех честных средств к существованию! Неужели нельзя было

оставить хоть какое-нибудь занятие для злосчастных девушек? Им

принадлежало естественное право на изготовление всевозможных

женских нарядов, но и для этого набрали бог знает сколько

рабочих мужского пола.

Ф и г а р о (запальчиво). Они и солдат заставляют вышивать!

М а р с е л и н а (в сильном волнении). Даже к женщинам из

высшего общества вы выказываете уважение с оттенком

насмешливости. Мы окружены обманчивым почетом, меж тем как на

самом деле мы -- ваши рабыни, наши добрые дела ставятся ни во

что, наши проступки караются незаслуженно строго. Ах, да что

говорить! Вы обходитесь с нами до ужаса бесчеловечно.

Ф и г а р о. Она права.

Г р а ф (в сторону). Более чем права.

Б р и д у а з о н. Она, е-ей-богу, права.

М а р с е л и н а. Но что нам, сын мой, отказ бессовестного

человека! Не смотри, откуда ты идешь, а смотри, куда ты

идешь, -- каждому только это и должно быть важно. Спустя

несколько месяцев твоя невеста будет зависеть исключительно от

себя самой; она за тебя пойдет, я ручаюсь, у тебя будут нежная

супруга и нежная мать, они станут за тобою ухаживать наперебой.

Будь снисходителен к ним, сын мой, будь удачлив во всем, что

касается лично тебя, будь весел, независим и добр ко всем, и

тогда твоей матери больше нечего будет желать.

Ф и г а р о. Золотые слова, матушка, я с тобой совершенно

согласен. В самом деле, как это глупо! Существование измеряется

уже тысячелетиями, и чтобы я стал отравлять какие-нибудь жалкие

тридцать лет, которые мне случайно

удалось выловить в этом океане времени н которых назад не

вернуть, чтобы я стал отравлять их себе попытками доискаться,

кому я ими обязан! Нет уж, пусть такого рода вопросы волнуют

кого-нибудь другого. Убивать жизнь на подобную чепуху -- это

все равно что просунуть голову в хомут и превратиться в одну из

тех несчастных лошадей, которые тянут лямку по реке против

течения и не отдыхают, даже когда останавливаются, тянут ее все

время, даже стоя на месте. Нет, мы подождем.

Г р а ф (в сторону). Это нелепое происшествие путает мне все

карты!

Б р и д у а з о н (Фигаро). А что же ваше дворянское

происхождение и замок? Вы ввели правосудие в заблу-уждение.

Ф и г а р о. По милости вашего правосудия я чуть было не

свалял такого дурака! Двадцать раз из-за проклятой сотни экю я

готов был отправить на тот свет этого господина, который

оказался моим отцом! Но так как провидение избавило мою душу от

такого греха, то я прошу вас, батюшка, принять мои извинения...

А вы, матушка, обнимите меня... со всей материнской нежностью,

на какую вы только способны.

Марселина бросается ему на шею.