Поросенок и перец

Некоторое время она глядела на домик молча. Вдруг из леса выбежал пышный лакей (она приняла его за лакея благодаря ливрее: иначе, судя по его лицу, она назвала бы его рыбой) – и громко постучал костяшками рук о дверь. Отпер другой лакей, тоже в пышной ливрее, раскоряченный, лупоглазый, необычайно похожий на лягушку. И у обоих волосы были мелко завиты и густо напудрены.

Ане было очень любопытно узнать, что будет дальше, и, стоя за ближним стволом, она внимательно прислушивалась.

Лакей-Рыба начал с того, что вытащил из-под мышки запечатанный конверт величиной с него самого и, протянув его лакею, открывшему дверь, торжественно произнес:

– Для Герцогини. Приглашение от Королевы на игру в крокет.

Лакей-Лягушка таким же торжественным тоном повторил, слегка изменив порядок слов:

– От Королевы. Приглашение для Герцогини на игру в крокет.

Затем они оба низко поклонились и спутались завитками.

Аню это так рассмешило, что она опять скрылась в чащу, боясь, что они услышат ее хохот, и когда она снова выглянула, то уже Лакея-Рыбы не было, а другой сидел на пороге, тупо глядя в небо.

Аня подошла к двери и робко постучала.

– Стучать ни к чему, – сказал лакей, не глядя на нее, – ибо, во-первых, я на той же стороне от двери, как и Вы, а во-вторых, в доме такая возня, что никто вашего стука все равно не услышит.

И действительно: внутри был шум необычайный: безостановочный рев и чиханье, а порою оглушительный треск разбиваемой посуды.

– Скажите мне, пожалуйста, – проговорила Аня, – как же мне туда войти?

– Был бы какой-нибудь прок от вашего стука, – продолжал лакей, не отвечая ей, – когда бы дверь была между нами. Если б Вы, например, постучали бы изнутри, то я мог бы Вас, так сказать, выпустить.

При этом он, не отрываясь, глядел вверх, что показалось Ане чрезвычайно неучтивым. “Но, быть может, он не может иначе, – подумала она. – Ведь глаза у него на лбу. Но, по крайней мере, он мог бы ответить на вопрос”.

– Как же я войду? – повторила она громко.

– Я буду здесь сидеть, – заметил лакей, – до завтрашнего дня.

Тут дверь дома на миг распахнулась, и большая тарелка, вылетев оттуда, пронеслась дугой над самой головой лакея, легко коснувшись кончика его носа, и разбилась о соседний ствол.

– И, пожалуй, до послезавтра, – продолжал лакей совершенно таким же голосом, как будто ничего и не произошло.

– Как я войду? – настаивала Аня.

– Удастся ли вообще Вам войти? – сказал лакей. – Вот, знаете, главный вопрос.

Он был прав. Но Ане было неприятно это возражение.

“Это просто ужас, – пробормотала она, – как все эти существа любят рассуждать. С ними с ума можно сойти! ”

Лакей воспользовался ее молчаньем, повторив прежнее свое замечание с некоторым дополненьем.

– Я буду здесь сидеть, – сказал он, – по целым дням, по целым дням… без конца…

– А что же мне-то делать? – спросила Аня.

– Все, что хотите, – ответил лакей и стал посвистывать.

– Ну его, все равно ничего не добьюсь, – воскликнула Аня в отчаянии. – Он полный дурак! – и она отворила дверь и вошла в дом.

Очутилась она в просторной кухне, сплошь отуманенной едким дымом. Герцогиня сидела посредине на стуле о трех ногах и нянчила младенца; кухарка нагибалась над очагом, мешая суп в огромном котле.

“Однако сколько в этом супе перца! ” – подумала Аня, расчихавшись.

Да и весь воздух был заражен. Герцогиня и та почихивала; ребенок же чихал и орал попеременно, не переставая ни на одно мгновение. Единственные два существа на кухне, которые не чихали, были кухарка и большой кот, который сидел у плиты и широко ухмылялся.

– Будьте добры мне объяснить, – сказала Аня робко, так как не знала, учтиво ли с ее стороны заговорить первой. – Почему это ваш кот ухмыляется так?

– Это – Масляничный Кот, – отвечала Герцогиня, – вот почему. Хрюшка!

Последнее слово было произнесено так внезапно и яростно, что Аня так и подскочила; но она сейчас же поняла, что оно обращено не к ней, а к младенцу, и, набравшись смелости, заговорила опять:

– Я не знала, что такие коты постоянно ухмыляются. Впрочем, я вообще не знала, что коты могут это делать.

– Не всегда коту масленица, – ответила Герцогиня. – Моему же коту – всегда. Вот он и ухмыляется.

– Я этого никогда не знала, – вежливо сказала Аня. Ей было приятно, что завязался умный разговор.

– Ты очень мало что знаешь, – отрезала Герцогиня. – Это ясно.

Ане не понравился тон этого замечания, и она подумала, что хорошо бы перевести разговор на что-нибудь другое. Пока она старалась найти тему, кухарка сняла с огня котел с супом и тотчас же принялась швырять в Герцогиню и в ребенка все, что попадалось ей под руку: кочерга и утюг полетели первыми, потом градом посыпались блюдца, тарелки, миски. Герцогиня не обращала на них никакого вниманья, даже когда они попадали в нее, ребенок же орал беспрестанно, так что все равно нельзя было знать, когда ему больно – когда нет.

– Ах, ради Бога, будьте осторожны! – вскрикнула Аня, прыгая на месте от нестерпимого страха. – Ах, вот отлетел его бесценный нос! – взвизгнула она, когда большая тарелка чуть не задела младенца.

– Если б никто не совался в чужие дела, – сказала хриплым басом Герцогиня, – земля вертелась бы куда скорее.

– Что не было бы преимуществом, – заметила Аня, воспользовавшись случаем, чтобы показать свое знанье. – Подумайте только, как укоротился бы день. Земля, видите ли, берет двадцать четыре часа…

– В таком случае, – рявкнула Герцогиня, – отрубить ей голову!

Аня с тревогой поглядела на кухарку, не собирается ли она исполнить это приказанье, но кухарка ушла с головой в суп и не слушала.

Аня решилась продолжать.

– Двадцать четыре часа, кажется, – или двенадцать? Я…

– Увольте, – сказала Герцогиня. – Я никогда не могла выносить вычисленья! И она стала качать своего младенца, выкрикивая при этом нечто вроде колыбельной песни и хорошенько встряхивая его после каждого стиха.

Вой, младенец мой прекрасный,

А чихнешь – побью!

Ты нарочно – это ясно…

Баюшки-баю.

Хор

(при участии кухарки и ребенка)

Ау! Ау! Ау! Ау!

То ты синий, то ты красный,

Бью и снова бью!

Перец любишь ты ужасно.

Баюшки-баю.

Хор

Ау! Ау! Ау! Ау! Ау! Ау!

– Эй Вы там, можете понянчить его, если хотите, – сказала Герцогиня, обращаясь к Ане, и, как мяч, кинула ей ребенка. – Я же должна пойти одеться, чтобы отправиться играть в крокет с Королевой. – И она поспешно вышла. Кухарка швырнула ей вслед кастрюлю, но промахнулась на волос.

Аня схватила ребенка с некоторым трудом: это было несуразное маленькое существо, у которого ручки и ножки торчали во все стороны (“Как у морской звезды”, – подумала Аня). Оно, бедное, напряженно сопело и, словно куколка, то скрючивалось, то выпрямлялось, так что держать его было почти невозможно.

Наконец Аня нашла верный способ (то есть скрутила его в узел и крепко ухватилась за его правое ушко и левую ножку, не давая ему таким образом раскрутиться) и вышла с ним на свежий воздух.

“Не унеси я его, они бы там, конечно, его убили, – подумала Аня. – Было бы преступленье его оставить”.

Последние слова она произнесла громко, и ребенок в ответ хрюкнул (он уже перестал чихать к тому времени).

“Не хрюкай, – сказала Аня. – Вежливые люди выражаются иначе”.

Но младенец хрюкнул опять, и Аня с тревогой взглянула на него. Странное было личико: вздернутый нос, вроде свиного рыльца, крохотные гляделки, вовсе непохожие на детские глаза. Ане все это очень не понравилось. “Но, может быть, он просто всхлипывает”, – подумала она и посмотрела, нет ли слез на ресницах. Но не было ни ресниц, ни слез.

“Если ты собираешься, мой милый, обратиться в поросенка, – твердо сказала Аня, – то я с тобой никакого дела иметь не хочу. Смотри ты у меня! ” Бедное маленькое существо снова всхлипнуло (или хрюкнуло – разобрать было невозможно), и Аня некоторое время несла его молча.

Аня начинала уже недоумевать – что же она с ним будет делать дома, как вдруг он хрюкнул так громко, что она с некоторым испугом поглядела ему в лицо. На этот раз сомненья не оставалось: это был самый настоящий поросенок, так что глупо было с ним возиться. Аня опустила поросенка наземь, и тот, теряя чепчик на бегу, спокойно затрусил прочь и вскоре скрылся в чаще, что очень обрадовало ее.

“Он в будущем был бы ужасно уродлив как ребенок, – сказала она про себя, – но свинья, пожалуй, вышла бы из него красивая”. И она стала размышлять о других ей знакомых детях, которые годились бы в поросята. “Если б только знать, как изменить их”, – подумала она и вдруг, встрепенувшись, заметила, что на суку ближнего дерева сидит Масляничный Кот.

Он только ухмыльнулся, увидя Аню. Вид у него был добродушный, хотя когти были длиннейшие, а по количеству зубов он не уступал крокодилу. Поэтому Аня почувствовала, что нужно относиться к нему с уважением.

– Масляничный Котик, – робко заговорила она, не совсем уверенная, понравится ли ему это обращение. Однако он только шире осклабился. “Пока что он доволен”, – подумала Аня и продолжала: – Котик, не можете ли Вы мне сказать, как мне выйти отсюда?

– Это зависит, куда Вам нужно идти, – сказал Кот.

– Мне-то в общем все равно, куда, – начала Аня.

– Тогда Вам все равно, какую дорогу взять, – перебил ее Кот.

– Только бы прийти куда-нибудь, – добавила Аня в виде объяснения.

– Прийти-то Вы придете, – сказал Кот, – если будете идти достаточно долго.

Аня почувствовала, что отрицать этого нельзя. Она попробовала задать другой вопрос:

– Какого рода люди тут живут?

– Вон там, – сказал Кот, помахав правой лапой, – живет Шляпник, а вон там (он помахал левой) живет Мартовский Заяц. Навести-ка их: оба они сумасшедшие.

– Но я вовсе не хочу общаться с сумасшедшими, – заметила Аня.

– Ничего уж не поделаешь, – возразил Кот. – Мы все здесь сумасшедшие. Я безумен. Вы безумны.

– Откуда Вы знаете, что я безумная? – спросила Аня.

– Должны быть. Иначе Вы сюда не пришли бы.

Аня не нашла это доказательством. Однако она продолжала:

– А как Вы знаете, что Вы сами сумасшедший?

– Начать с того, – ответил Кот, – что собака, например, не сумасшедшая. Вы с этим согласны?

– Пожалуй, – сказала Аня.

– Ну так вот, – продолжал Кот, – собака рычит, когда сердита, и виляет хвостом, когда довольна. Я же рычу, когда доволен, и виляю хвостом, когда сержусь. Заключенье: я – сумасшедший.

– Я называю это мурлыканьем, а не рычаньем, – проговорила Аня.

– Называйте чем хотите, – сказал Кот. – Играете ли Вы сегодня в крокет с Королевой?

– Я очень бы этого хотела, – ответила Аня, – но меня еще не приглашали.

– Вы меня там увидите, – промолвил Кот – и исчез.

Это не очень удивило Аню: она уже привыкла к чудесам. Пока она глядела на то место, где только что сидел Кот, он вдруг появился опять.

– Кстати, что случилось с младенцем? – спросил он.

– Он превратился в поросенка, – ответила Аня совершенно спокойно, словно Кот вернулся естественным образом.

– Я так и думал, – ответил Кот и снова испарился.

Аня подождала немного, думая, что, может, он опять появится, а затем пошла по тому направлению, где, по его словам, жил Мартовский Заяц.

“Шляпников я и раньше видала, – думала она. – Мартовский Заяц куда будет занятнее и к тому же, так как мы теперь в мае, он не будет буйно-помешанный, по крайней мере, не так буйно, как в марте”. Тут она взглянула вверх и опять увидела Кота, сидящего на ветке дерева.

– Вы как сказали – поросенок или опенок? – спросил Кот.

– Я сказала – поросенок, – ответила Аня. – И я очень бы просила Вас не исчезать и не появляться так внезапно: у меня в глазах рябит.

– Ладно, – промолвил Кот и на этот раз стал исчезать постепенно, начиная с кончика хвоста и кончая улыбкой, которая еще осталась некоторое время после того, как остальное испарилось.

“Однако! – подумала Аня. – Мне часто приходилось видеть кота без улыбки, но улыбку без кота – никогда. Это просто поразительно”.

Вскоре она пришла к дому Мартовского Зайца. Не могло быть сомнения, что это был именно его дом: трубы были в виде ушей, а крыша была крыта шерстью. Дом был так велик, что она не решилась подойти, раньше чем не откусила кусочек от левого ломтика гриба. И даже тогда она робела: а вдруг он все-таки буйствует! “Пожалуй, лучше было бы, если бы я посетила Шляпника! ”