Омаровая Кадриль

Чепупаха глубоко вздохнула и плавником стерла слезу. Она посмотрела на Аню и попыталась говорить, но в продолжение двух-трех минут ее душили рыданья.

– Совсем будто костью подавилась! – заметил Гриф, принимаясь ее трясти и хлопать по спине. Наконец к Чепупахе вернулся голос. И, обливаясь слезами, она стала рассказывать.

– Может быть, Вы никогда не жили на дне моря (“Не жила”, – сказала Аня) и, может быть, Вас никогда даже не представляли Омару. (Аня начала было: “Я как-то попроб…” – но осеклась к сказала: “Нет, никогда! ”) Поэтому Вы просто не можете себе вообразить, что это за чудесная штука – Омаровая Кадриль.

– Да, никак не могу, – ответила Аня. – Скажите, что это за танец?

– Очень просто, – заметил Гриф. – Вы, значит, сперва становитесь в ряд на морском берегу…

– В два ряда! – крикнула Чепупаха. – Моржи, черепахи и так далее. Затем, очистив место от медуз (“Это берет некоторое время”, – вставил Гриф), вы делаете два шага вперед…

– Под руку с омаром, – крикнул Гриф.

– Конечно, – сказала Чепупаха.

– Два шага вперед, кланяетесь, меняетесь омарами и назад в том же порядке, – продолжал Гриф.

– Затем, знаете, – сказала Чепупаха, – вы закидываете…

– Омаров, – крикнул Гриф, высоко подпрыгнув.

– Как можно дальше в море…

– Плаваете за ними, – взревел Гриф.

– Вертитесь кувырком в море, – взвизгнула Чепупаха, неистово скача.

– Меняетесь омарами опять, – грянул Гриф.

– И назад к берегу – и это первая фигура, – сказала Чепупаха упавшим голосом, и оба зверя, все время прыгавшие как сумасшедшие, сели опять очень печально и тихо и взглянули на Аню.

– Это, должно быть, весьма красивый танец, – робко проговорила Аня.

– Хотели ли бы вы посмотреть? – спросила Чепупаха.

– С большим удовольствием, – сказала Аня.

– Иди, давай попробуем первую фигуру, – обратилась Чепупаха к Грифу. – Мы ведь можем обойтись без омаров. Кто будет петь?

– Ты пой, – сказал Гриф. – Я не помню слов.

И вот они начали торжественно плясать вокруг Ани, изредка наступая ей на ноги, когда подходили слишком близко, и отбивая такт огромными лапами, между тем как Чепупаха пела очень медленно и уныло:

“Ты не можешь скорей подвигаться? –

Обратилась к Улитке Треска. –

Каракатица катится сзади,

Наступая на хвост мне слегка.

Увлекли черепахи омаров

И пошли выкрутасы писать.

Мы у моря тебя ожидаем,

Приходи же и ты поплясать.

Ты не хочешь, скажи, ты не хочешь,

Ты не хочешь, скажи, поплясать?

Ты ведь хочешь, скажи, ты ведь хочешь,

Ты ведь хочешь, скажи, поплясать? ”

“Ты не знаешь, как будет приятно,

Ах, приятно! – когда в вышину

Нас подкинут с омарами вместе

И – бултых! – в голубую волну!

Далеко, – отвечает Улитка, –

Далеко ведь нас будут бросать.

Польщена, говорит, предложеньем,

Но прости, мол, не тянет плясать.

Не хочу, не могу, не хочу я,

Не могу, не хочу я плясать.

Не могу, не хочу, не могу я,

Не хочу, не могу я плясать”.

Но чешуйчатый друг возражает:

“Отчего ж не предаться волне?

Этот берег ты любишь, я знаю,

Но другой есть – на той стороне.

Чем от берега этого дальше,

Тем мы ближе к тому, так сказать,

Не бледней, дорогая Улитка,

И скорей приходи поплясать.

Ты не хочешь, скажи, ты не хочешь,

Ты не хочешь, скажи, поплясать?

Ты ведь хочешь, скажи, ты ведь хочешь,

Ты ведь хочешь, скажи, поплясать? ”

– Спасибо, мне этот танец очень понравился, – сказала Аня, довольная, что представленье кончено. – И как забавна эта песнь о треске.

– Кстати, начет трески, – сказала Чепупаха. – Вы, конечно, знаете, что это такое.

– Да, – ответила Аня, – я ее часто видела во время обеда.

– В таком случае, если вы так часто с ней обедали, то Вы знаете, как она выглядит? – продолжала Чепупаха.

– Кажется, знаю, – проговорила Аня, задумчиво. – Она держит хвост во рту и вся облеплена крошками.

– Нет, крошки тут ни при чем, – возразила Чепупаха. – Крошки смыла бы вода. Но, действительно, хвост у нее во рту, и вот почему, – тут Чепупаха зевнула и прикрыла глаза. – Объясни ей причину и все такое, – обратилась она к Грифу.

– Причина следующая, – сказал Гриф. – Треска нет-нет да и пойдет танцевать с омарами. Ну и закинули ее в море. А падать было далеко. А хвост застрял у нее во рту. Ну и не могла его вынуть. Вот и все.

Аня поблагодарила:

– Это очень интересно. Я никогда не знала так много о треске.

– Я могу Вам еще кое-что рассказать, если хотите, – предложил Гриф. – Знаете ли Вы, например, откуда происходит ее названье?

– Никогда об этом не думала, – сказала Аня. – Откуда?

– Она трещит и трескается, – глубокомысленно ответил Гриф.

Аня была окончательно озадачена.

– Трескается, – повторила она удивленно. – Почему?

– Потому что она слишком много трещит, – объяснил Гриф.

– Я думала, что рыбы немые, – шепнула Аня.

– Как бы не так, – воскликнул Гриф. – Вот есть, например, белуга. Та прямо ревет. Оглушительно.

– Раки тоже кричат, – добавила Чепупаха. – Особенно, когда им показывают, где зимовать. При этом устраиваются призрачные гонки.

– Отчего призрачные? – спросила Аня.

– Оттого, что приз рак выигрывает, – ответила Чепупаха.

Аня собиралась еще спросить что-то, но тут вмешался Гриф.

– Расскажите-ка нам о Ваших приключеньях”, – сказал он.

– Я могу вам рассказать о том, что случилось со мной сегодня, – начала Аня. – О вчерашнем же нечего говорить, так как вчера я была другим человеком.

– Объяснитесь! – сказала Чепупаха.

– Нет, нет! Сперва приключенья, – нетерпеливо воскликнул Гриф. – Объясненья всегда занимают столько времени.

И Аня стала рассказывать о всем, что она испытала с того времени, как встретила Белого Кролика. Сперва ей было страшновато – оба зверя придвигались так близко, выпучив глаза и широко разинув рты, – но потом она набралась смелости. Слушатели ее сидели совершенно безмолвно, и только когда она дошла до того, как Гусеница заставила ее прочитать “Скажи-ка, дядя” и как вышло совсем не то, – только тогда Чепупаха со свистом втянула воздух и проговорила:

– Как это странно!

– Прямо скажу – странно, – подхватил Гриф.

– Я бы хотела, чтобы она и теперь прочитала что-нибудь наизусть. Скажи ей начать!

И Чепупаха взглянула на Грифа, словно она считала, что ему дана известная власть над Аней.

– Встаньте и прочитайте “Как ныне сбирается”, – сказал Гриф.

“Как все они любят приказывать и заставлять повторять уроки! – подумала Аня. – Не хуже, чем в школе! ”

Однако она встала и стала читать наизусть, но голова ее была так полна Омаровой Кадрилью, что она едва знала, что говорить, и слова были весьма любопытны:

Как дыня, вздувается вещий Омар.

“Меня, – говорит он, – ты бросила в жар;

Ты кудри мои вырываешь и ешь,

Осыплю я перцем багровую плешь”.

Омар! Ты порою смеешься, как еж,

Акулу акулькой с презреньем зовешь;

Когда же и вправду завидишь акул,

Ложишься ничком под коралловый стул.

– Это звучит иначе, чем то, что я учил в детстве, – сказал Гриф.

– А я вообще никогда ничего подобного не слышала, – добавила Чепупаха. – Мне кажется, это необыкновенная ерунда.

Аня сидела молча. Она закрыла лицо руками и спрашивала себя, станет ли жизнь когда-нибудь снова простой и понятной.

– Я требую объясненья, – заявила Чепупаха.

– Она объяснить не может, – поспешно вставил Гриф и обратился к Ане: – Продолжай!

– Но как же это он прячется под стул, – настаивала Чепупаха. – Его же все равно было бы видно между ножками стула.

– Я ничего не знаю, – ответила Аня. Она вконец запуталась и жаждала переменить разговор.

– Продолжай! – повторил Гриф. – Следующая строфа начинается так: “Скажи мне, кудесник…”

Аня не посмела ослушаться, хотя была уверена, что опять слова окажутся не те, и продолжала дрожащим голосом:

“Я видел, – сказал он, – как, выбрав лужок,

Сова и пантера делили пирог:

Пантера за тесто, рыча, принялась,

Сове же на долю тарелка пришлась.

Окончился пир – и сове, так и быть,

Позволили ложку в карман положить.

Пантере же дали и вилку, и нож.

Она зарычала и съела – кого ж? ”

– Что толку повторять такую белиберду? – перебила Чепупаха. – Как же я могу знать, кого съела пантера, если мне не объясняют. Это головоломка какая-то!

– Да, Вы уж лучше перестаньте, – заметил Гриф, к великой радости Ани.

– Не показать ли вам вторую фигуру Омаровой Кадрили? – продолжал он. – Или же Вы хотели бы, чтобы Чепупаха вам что-нибудь спела?

– Пожалуйста, спойте, любезная Чепупаха, – взмолилась Аня так горячо, что Гриф даже обиделся.

– Гм! У всякого свой вкус! Спой-ка ей, матушка, “Черепаховый суп”.

Чепупаха глубоко вздохнула и, задыхаясь от слез, начала петь следующее:

Сказочный суп – ты зелен и прян.

Тобой наполнен горячий лохан!

Кто не отведает? Кто так глуп?

Суп мой вечерний, сказочный суп,

Суп мой вечерний, сказочный суп!

Ска-азочный су-уп,

Ска-азочный су-уп,

Су-уп мой вечерний,

Ска-азочный, ска-азочный суп!

Сказочный суп – вот общий клич!

Кто предпочтет рыбу или дичь?

Если б не ты, то, право, насуп-

Ился бы мир, о, сказочный суп!

Сбился бы мир, о, сказочный суп!

Ска-азочный су-уп,

Ска-азочный су-уп,

Су-уп, мой вечерний,

Ска-азочный, ска-азочный СУП!

– Снова припев! – грянул Гриф, и Чепупаха принялась опять петь, как вдруг издали донесся крик: “Суд начинается! ”

– Скорей! – взвизгнул Гриф и, схватив Аню за руку, понесся по направлению крика, не дожидаясь конца песни.

– Кого судят? – впопыхах спрашивала Аня, но Гриф только повторял: “Скорей! ” – и все набавлял ходу. И все тише и тише звучали где-то позади обрывки унылого припева:

Су-уп мой вечерний,

Ска-азочный, ска-азочный суп!