Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






В которой спящие дети просыпаются






 

Тем временем дети все-таки открыли глаза.

Пламя, обходившее пока стороной библиотечную залу, окрашивало весь

потолок в розоватые тона. Впервые дети видели такую странную зарю и

внимательно глядели на нее. Жоржетта вся погрузилась в созерцание.

Пожар разворачивал перед ними все свое великолепие. В бесформенных

клубах дыма, роскошно окрашенных в бархатисто-темные и пурпуровые цвета, то

появлялись, то исчезали черные драконы и алые гидры. Искры, пролетая в

воздухе, оставляли за собой длинный огненный след, и казалось, что это

гонятся друг за другом враждующие кометы. Огонь по своей природе

расточитель: любой костер беспечно пускает на ветер целые алмазные россыпи,

ведь не случайно алмаз -- близкий родич углю. Стены третьего этажа местами

прогорели, и из образовавшихся брешей огонь щедро сыпал в овраг каскады

драгоценных камней; солома и овес, пылавшие на чердаке, заструились из всех

окон дождем золотой пыли, горящие зерна овса вдруг начинали сиять

аметистами, а соломинки превращались в рубины.

-- Кьясиво! -- заявила Жоржетта.

Все трое ребятишек приподнялись.

-- Ах! они просыпаются! -- закричала мать.

Рене-Жан встал на ноги, затем встал Гро-Алэн, затем поднялась Жоржетта.

Рене-Жан потянулся, подошел к окну и сказал:

-- Мне жарко!

-- Зяйко! -- повторила Жоржетта.

Мать окликнула их:

-- Дети! Рене! Алэн! Жоржетта!

Дети огляделись вокруг. Они старались понять. Там, где взрослого

охватывает ужас, ребенок испытывает только любопытство. Кто легко

удивляется, пугается с трудом; неведение полно отваги. Дети так не

заслуживают ада, что даже при виде пламени преисподней пришли бы в восторг.

Мать крикнула снова:

-- Рене! Алэн! Жоржетта!

Рене-Жан обернулся; голос привлек его внимание; у детей короткая

память, зато вспоминают они быстрее взрослых; вчерашний день -- все их

прошлое; Рене-Жан увидел мать, счел ее появление вполне естественным, а так

как кругом творились какие-то странные вещи, он хоть и смутно, но

почувствовал необходимость в чьей-то поддержке и крикнул:

-- Мама!

-- Мама! -- повторил Гро-Алэн.

-- Мам! -- повторила Жоржетта. И протянула к матери ручонки.

Мать закричала раздирающим голосом:

-- Мои дети!

Все трое подбежали к окну; к счастью, пламя бушевало с противоположной

стороны.

-- Ой, как жарко, -- сказал Рене-Жан. И добавил: -- Жжется!

Он стал искать глазами свою мать.

-- Мама, иди сюда.

-- Мам, иди! -- повторила Жоржетта.

Мать с разметавшимися по плечам волосами, в разодранном платье, с

окровавленными ногами бросилась, не помня себя, вниз по откосу оврага,

цепляясь за ветки кустарника. Там стояли Симурдэн с Гешаном, и тут внизу, в

овраге, они были столь же бессильны, как Говэн наверху, в зеркальной зале.

Солдаты, в отчаянии от собственной бесполезности, теснились вокруг них. Жара

была непереносимая, но никто этого не ощущал. Они учли все -- наклон обрыва

у моста, высоту арок, расположение этажей и окон, недоступных для человека,

а также и необходимость действовать быстро. Но как преодолеть три этажа? Нет

никакой возможности туда добраться. Весь в поту и крови, подбежал раненый

Радуб, -- сабля рассекла ему плечо, пуля почти оторвала ухо; он увидел

Мишель Флешар.

-- Эге! -- сказал он. -- Расстрелянная, вы, значит, воскресли?

-- Дети, -- вопила мать.

-- Правильно, -- ответил Радуб, -- сейчас не время заниматься

привидениями.

И он начал карабкаться на мост. Увы, попытка оказалась безуспешной.

Обломав о каменную стену все ногти, он поднялся лишь на небольшую высоту;

устои моста были гладкие, как ладонь, без трещинки, без выступа; камни были

подогнаны, как в новой кладке, и Радуб сорвался. Пожар продолжал бушевать,

наводя ужас на окружающих; в пламенеющем квадрате окна ясно виднелись три

белокурые головки. Тогда Радуб погрозил кулаком небу и, впившись в него

взором, словно ища там виновника, произнес:

-- Так вот каковы твои дела, милосердный господь!

Мать упала на колени и, охватив руками каменный устой моста, молила:

-- Помогите!

Потрескивание горящих балок сопровождалось гудением огня. Стекла в

библиотечных шкафах лопались и со звоном падали на пол. Было ясно, что

перекрытия замка сдают. Не в силах человека было предотвратить катастрофу.

Еще минута, и все рухнет. Ждать оставалось одного -- страшной развязки. А

тоненькие голоса звали: " Мама, мама! " Ужас достиг предела.

Вдруг в окне, по соседству с тем, возле которого стояли дети, на

пурпуровом фоне пламени возникла высокая человеческая фигура.

Все подняли вверх голову, все впились взглядом в окно. Какой-то человек

был там, наверху, какой-то человек проник в библиотечную залу, какой-то

человек вошел в самое пекло. На фоне огня его фигура выделялась резким

черным силуэтом, только волосы были седые. Все сразу узнали маркиза де

Лантенака.

Он исчез, затем появился вновь.

Грозный старик высунулся из окна, держа в руках длинную лестницу.

Это была та самая спасательная лестница, которую заблаговременно убрали

в библиотеку, положили у стены, а маркиз подтащил к окну. Он схватил

лестницу за конец, с завидной легкостью атлета перекинул ее через оконницу и

стал осторожно спускать вниз, на дно рва. Радуб, стоявший во рву, не помня

себя от радости, протянул руки, принял лестницу и закричал:

-- Да здравствует Республика!

Маркиз ответил:

-- Да здравствует король!

-- Кричи все, что тебе вздумается, любые глупости кричи. Все равно ты

сам господь бог, -- проворчал Радуб.

Лестницу приставили к стене; между землей и горящим зданием

установилось сообщение; двадцать человек во главе с Радубом бросились к

лестнице и в мгновение ока заняли все перекладины с низу до самого верха,

наподобие каменщиков, которые передают вверх на стройку или спускают вниз

кирпичи. На деревянной лестнице выросла вторая живая лестница из

человеческих тел. Радуб, взобравшийся на самую верхнюю ступеньку, оказался у

окна, лицом к лицу с пламенем.

Солдаты маленькой армии, волнуемые самыми разнообразными чувствами,

теснились кто в зарослях вереска, кто на откосах рва, кто на плоскогорье, а

кто и на вышке башни.

Маркиз опять исчез, затем показался в окне, держа на руках ребенка.

Его приветствовали оглушительными рукоплесканиями.

Маркиз схватил первого, кто подвернулся ему под руку. Это оказался

Гро-Алэн.

Гро-Алэн закричал:

-- Боюсь!

Маркиз передал Гро-Алэна Радубу, который в свою очередь передал его

солдату, стоявшему ниже, а тот таким же образом передал следующему, и пока

перепуганный плачущий Гро-Алэн переходил из рук в руки, маркиз снова исчез и

через секунду появился у окна, держа на руках Рене-Жана, который плакал,

отбивался и успел ударить Радуба, когда маркиз подавал ему малыша.

Маркиз в третий раз скрылся в зале, куда уже ворвалось пламя. Там

оставалась одна Жоржетта. Лантенак подошел к ней. Она улыбнулась. И этот

человек, будто высеченный из гранита, почувствовал вдруг, что глаза его

увлажнились. Он спросил:

-- Как тебя зовут?

-- Зойзета, -- ответила она.

Маркиз взял Жоржетту на руки, она все улыбалась, и в ту минуту, когда

Радуб уже принимал малютку из рук маркиза, душа этого старика, столь

высокомерного и столь мрачного, внезапно озарилась восторгом перед детской

невинностью, и он поцеловал ребенка.

-- Вот она, наша крошка! -- кричали солдаты. Жоржетту тем же путем

снесли с лестницы, и она очутилась на земле под крики обожания. Люди хлопали

в ладоши, стучали ногами; седые гренадеры плакали, а она улыбалась им.

Мать стояла внизу у лестницы, задыхаясь от волнения, уже ничего не

сознавая, опьяненная этим нежданным счастьем, разом вознесенная из мрака

преисподней в светлый рай. Избыток радости по-своему ранит сердце. Она

протянула руки, схватила сначала Гро-Алэна, затем Рене-Жана, наконец

Жоржетту, осыпала их поцелуями, потом захохотала диким смехом и лишилась

чувств.

Со всех концов слышались громкие крики:

-- Все спасены!

И впрямь, все, кроме старика маркиза, были спасены.

Но никто не думал о нем, возможно и сам он тоже.

Несколько мгновений он задумчиво стоял на подоконнике, словно ждал,

чтобы огонь сказал свое последнее слово. Потом, не торопясь, перешагнул

через подоконник и, не оборачиваясь, медленно и величаво, прямой и словно

застывший, стал спускаться по лестнице спиной к бушующему пламени, среди

общего молчания, торжественно, как призрак. Те, кто еще замешкались на

лестнице, быстро скатывались вниз, все почувствовали трепет и расступались в

священном ужасе перед этим человеком, будто перед сверхъестественным

видением. А он тем временем горделиво спускался в подстерегавший его мрак;

они отступали, а он приближался к ним; ничто не дрогнуло в его бледном,

словно из мрамора изваянном лице; в его недвижном, как у привидения, взгляде

не промелькнуло ни единой искорки чувства; при каждом шаге, который

приближал его к людям, смотревшим на него из темноты, он казался выше,

лестница сотрясалась и скрипела под его тяжелой стопой, -- казалось, это

статуя командора сходит в свою гробницу.

Когда маркиз спустился, когда он достиг последней ступеньки и уже

поставил ногу на землю, чья-то рука легла на его плечо. Он обернулся.

-- Я арестую тебя, -- сказал Симурдэн.

-- Я одобряю тебя, -- сказал Лантенак.

 

 


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.013 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал