Чего пожелаете.

Они шли по лесу, утопая по щиколотку в снегу.

— Ты уверен? Не правильнее было остаться и остановить попутку? — уже во второй раз спрашивала Лена.

Молодая женщина мерзла в короткой дубленке. У нее промокли оба ботинка. Но говорить об этом Грязлову ей не хотелось. Грязлов не любил жалоб, к тому же они отошли далеко от дороги и теперь поворачивать назад не имело смысла.

— Сколько раз повторять: ловить попутку бесмысленно. По этой дороге никто не ездит. Потерпи, где-нибудь на холме мобильники поймают сеть. Я уверен, поселок за этим лесом, — сказал Грязлов.

Лена остановилась, чтобы вытряхнуть из ботинка снег, и облокотилась на плечо Грязлова.

— Что с машиной?

Грязлов поморщился.

— Думаю, зажигание. И именно в тот день, когда у нас были такие планы...

- Не напоминай, — сказала Лена.

Они шли, шли и шли, с трудом выдирая ноги из сугробов. Холма, на который надеялся Грязлов, всё не было и не было. Напротив, они явно двигались под уклон. Ветер подгонял их, толкая в спину, но стоило повернуться – и тот же ветер бросал в лицо колкий снег.

«Не надо было срезать! Пошли бы вдоль телеграфной линии. Куда же она ведет?» — подумал Грязлов.

Быстро темнело. Небо исчезло, луны не было. Лишь снег синевато подсвечивал дорогу. Ветер усиливался. Вершины елей заскрипели: «трупп, трупп, трупп». Никогда два человека так сильно не желали одного — света и тепла.

— Я больше не могу! – жалобно сказала Лена. – Давай вернемся к машине.

— Иди, беги к своей машине! Мы от нее уже километров на шесть отошли. И потом этот чертов ветер замел наши следы! – раздраженно ответил Грязлов. Лена впервые подумала, что у него визгливый голос.

— Хорошо, делай как знаешь… Я иду еще полчаса, и если телефон не ловит сеть – возвращаюсь.

— Дура, — сказал Грязлов. – Какой идиот едет в начале марта за город? Природы ей захотелось! Нюхай теперь свой свежий воздух!

— Заткнись!

— Сама заткнись!

Впереди было поваленное дерево. Грязлов стал обходить его справа, Лена же, назло ему, пошла с другой стороны.

- Там яма от корня, провалишься.

- Не твое дело! – сказала Лена, упрямо шагнула и с криком ушла под снег по пояс. Барахтаясь, стала выбираться.

Грязлов протянул ей руку. Она ударила его по руке и выбралась сама.

«Бросить бы ее здесь», — подумал он и, не оглядываясь, пошел в темноту.

— Иди сюда! – вдруг крикнула Лена.

— Чего тебе, истеричка?

— Я вижу огонь!.. Смотри, там!

Грязлов кинулся к ней, и... увидел между деревьями вдали маленькую искру.

- Костер?

Грязлов и Лена кинулись по снегу навстречу огоньку и вскоре были на поляне. Их взгляду открылся уютный одноэтажный дом. Никаких тропинок, никаких заборов, никаких дополнительных строений. Просто заметенный снегом дом на лесной поляне. Занавески были раздвинуты, и изнутри пробивался свет — тот самый, что привел их сюда.

— Сторожка лесника? — радостно воскликнула Лена.

— Слишком круто для сторожки. Хотел бы я быть здесь лесником, — проворчал Грязлов.

- Тогда что? Какой дурак будет строиться в таком месте?

- А что? Летом тут ничего. Природа и все такое. Кстати, как он добирается? Сюда ни один джип не проедет. Ну электричество понятно – генератор. Может, охотничий дом?

Они поднялись на крыльцо. На верхней ступеньке, очевидно, рукой ребенка было написано: «Здесь исполняют все желания».

— Стучи! — шепнула Лена.

— Эй! Есть тут кто? Хозяева!

Грязлов постучал. Никто не отозвался.

- Да нет тут никого.

- Не говори ерунды! А свет! Эй-эй!

- Говорю тебе: закрыто!

- Ломай дверь!

- С ума сошла?

- Потом заплатим... Лучше, если замерзнем?

Грязлов нерешительно толкнул дверь плечом, и она внезапно открылась. Они увидели большую комнату с арочным потолком и камином.

— Я же говорил, никого, — сказал он нерешительно.

— Всё равно зайдем, обсушимся, — нетерпеливо сказала Лена. — Может, здесь есть телефон?

Грязлов и Лена вошли в дом и закрыли за собой дверь. Лена сразу деловито стащила мокрую шубку и ботинки.

- Закрой дверь, не студи!

— Хотел бы я знать, куда всё-таки делись хозяева? — пробормотал Грязлов.

Он подумал, что для согрева хорошо было бы выпить рюмку-другую, и, оглядев комнату, обнаружил на столе наполненную до половины бутылку коньяка. Это было очень кстати. Особенно Грязлова порадовало, что вкусы хозяина совпадают с его собственными. Именно такой коньяк купил бы и он сам. Это давало надежду, что, вернувшись, хозяин его поймёт.

— Холодно. Хоть бы камин горел, — жалобно сказала Лена.

Внезапно дрова в камине вспыхнули и сразу ярко занялись. Вскрикнув, женщина испуганно прижалась к Грязлову.

— Ты видел?

— Видел.

— Почему он зажегся?

— Не знаю... Предположим, где-то тлела искра, а когда мы впустили свежий воздух... Физика, дорогая моя! — сказал Грязлов.

Лена повернулась к нему.

— И ты сам в это веришь?

— Во что? В физику?

— В свою гипотезу?

— Нет, но надо же как-то всё объяснить, — сказал Грязлов. – Иди грейся. Уф… наконец-то становится тепло.

Он хотел налить себе еще рюмку, но Лена отобрала у него бутылку.

— Не напивайся. Помнишь на двери было написано: «Здесь исполняют все желания»?

— Ну и что? Это явно из какой-то песни, — сказал Грязлов.

— Ты же рекламщик. Ты знаешь песню с такими словами?

— Не знаю.

— Потому что такой песни нет, — сказала Лена.

— И какая же твоя версия?

Лена снизила голос до шепота.

— Мне кажется, наши желания в самом деле исполняются. Камин загорелся в тот миг, когда я об этом сказала.

Грязлов хмыкнул:

— Какой-то бред! Значит, пожелай я сейчас, скажем, глинтвейн...

Он прервался. На столе, возле которого он стоял, появилась высокая глиняная кружка, над которой поднимался пар. Даже не пробуя, уже по запаху, можно было безошибочно определить, что в кружке горячий глинтвейн. Грязлов и Лена переглянулись.

— Музыка! — быстро сказала женщина.

Из стен, чуть приглушенная бархатными шторами, полилась музыка. Грязлов, успевший уже отведать глинтвейна, восхищенно выругался.

— Значит, всё, что мы желаем, исполняется? Как насчет горячего обеда? На первое... м-м... крабовый салат, на второе — эскалопы и куропатка, ну и, разумеется, десерт...

Внезапно Лена произвела горлом какой-то звук. Грязлов обернулся, и у него тоже перехватило дыхание.

— Черт, хотел бы я знать, откуда это всё берется, — пробормотал он, поднимая серебряную крышку салатницы.

После обеда Грязлов развалился на кожаном диване, покуривая роскошную гаванскую сигару, а Лена, сидевшая с ним рядом, никак не решалась открыть футляр с диадемой, которую только что пожелала. Затем всё-таки открыла футляр. Сверкнули бриллианты. Женщина готова была поручиться, что бриллианты настоящие. Во всяком случае, те поддельные, которые их агентство использовало, снимая рекламный ролик, выглядели иначе.

— Хм... Губа не дура… — оценил Грязлов, увидев диадему на ее шее. — Интересно, чей это дом?

— Разве это так важно? — сказала Лена. — Главное, что он выполняет все наши желания. Помнишь, как в той рекламе кофе? «Оно выполнит все ваши желания и даже больше».

— Не думаю, что этот дом связан с рекламой кофе, — сказал Грязлов. — Во всяком случае, я не откажусь от «Лексуса», но чтобы со всеми документами на мое имя.

Безуспешно прождав с минуту, он догадался выглянуть в окно и восторженно завопил:

— Ага, вот он! А я-то, осел, ждал, что он въедет прямо в комнату! И как интересно, я вытащу его из леса? Ах да, стоит же только пожелать!

— Выходить наружу будешь? — спросила Лена.

Грязлов покосился на свои босые ноги. Ботинки сохли у камина.

— Выходить? М-м... Еще успеется. А сейчас мне нужен счет в швейцарском банке, и...

Рядом на столике появилась черная книжка в кожаном переплете с клеймом «Swiss-bank» и с вложенной в книжку компьютерной распечаткой.

— Эй, я же еще не назвал сумму! — возмутился Грязлов, глядя на распечатку. — Ого, да тут она уже проставлена! Мерси, это даже больше, чем я хотел попросить!

Лена с наслаждением потянулась, ощущая, как ожерелье волнующе холодит ей шею. Она пожелала еще вечернее платье и немедленно получила его.

— Значит, теперь этот дом наш? — спросила она.

— Чей же еще? Только установим пару замков на дверь, чтобы избежать случайных гостей. Ну сигнализация, решетки... — сказал Грязлов.

— Замки не надо устанавливать, — глухо прервала его Лена.

— Почему?

— Они только что появились.

— Вот и отлично. Одной проблемой меньше. А теперь еще одно мартини и за дело.

Весь следующий час Грязлов и Лена, перебивая друг друга, загадывали желания. Не перечисляя мелочей, вроде черепаховых гребней (Лена) и полного рыцарского вооружения (Грязлов), главные желания сводились к идеальному здоровью, прекрасным сильным телам, не боящимся ожирения и никаких излишеств, преуспевающему бизнесу, весу в обществе, особнякам и виллам в самых живописных местах планеты, дворцу, равному по великолепию дворцу Брунейского шаха, с полным штатом прислуги и небоскребу в Нью-Йорке с вертолетной площадкой на крыше.

— И чтоб наш босс треснул! – мстительно добавил Грязлов и, взглянув на появившуюся на столе фотографию, поморщился, буркнув: «Ну не так же кроваво…»

— Ну все, — сказал он потом. – Больше у меня нет желаний…

— Нет, не всё... Одного желания мы еще не произносили... Ради чего и потащились за город, — прошептала Лена.

Хотя желание не было до конца высказано, из стены, до сих пор скрытая в нише, выдвинулась большая кровать с водяным матрасом, накрытая алым шелковым покрывалом.

— Эй, эй… Это ты пожелала? — ошеломленно пробормотал Грязлов.

— Замолчи, глупый... У нас же новые тела! – промурлыкала Лена, целуя его.

Наконец они затихли, обессиленные... Все смолкло в доме: лишь журчала музыка за шторами и потрескивал огонь в камине.

— Знаешь, — сказала Лена, лежа на груди у Грязлова. — Я больше ничего не хочу.

— И я не хочу. Как ни стараюсь, не могу выдумать ни одного желания. Всё, что нам было нужно, у нас уже есть, — признался Грязлов, затягиваясь сигарой.

Внезапно кончик сигары, обломившись, обжег ему щеку. Музыка оборвалась, протянув последнюю высокую ноту. Огонь в камине вспыхнул, стал белым и обжигающим, с черной каймой по краям. Что-то неуловимое пронеслось по дому от подвала до крыши. Дом заскрипел, покачнулся и стал складываться, как пыльная театральная декорация. Теперь это был не дом, это было нечто другое, до сих пор притворявшееся домом. От кровати пахнуло чем-то прогорклым, тлетворным, напомнившим одновременно о больнице и о кладбище. Свирепый, неощутимый ветер раздул шторы. Лена оглушительно завизжала. Пол и стены завибрировали, и угол между ними стал опасно сокращаться.

— Что это? Я боюсь, не надо!

По кренящемуся полу женщина стала съезжать к стене, в которой на месте большой картины открылась воронка. Что это было? Мясорубка? Огромный рот?

- Помоги мне! Ты видишь? Помоги!

Не слушая ее, Грязлов быстро карабкался к окну, надеясь зацепиться за подоконник.

— У меня есть желание! Выбраться отсюда! Из этого чертова дома! — прохрипел он.

Ему удалось ухватиться за подоконник — единственную часть обстановки, сохранившую незыблемость очертаний, но пальцы соскользнули и, пролетев по воздуху, он с воплем упал в распахнутую пасть, куда, цепляясь за доски пола, медленно съезжала Лена.

Чавкающая пасть поглотила его и, раскусив надвое, дальше жевала уже неспешно, растягивая удовольствие. Воспользовавшись тем, что пол на секунду выпрямился, Лена метнулась к двери, надеясь вырваться на улицу, но слишком поздно поняла, что дверь уже не была дверью. Чернота с алыми краями. И в этой черноте что-то пузырилось. «Желучный сок!» — успела еще понять Лена.

Полчаса спустя дом сложился и перестал быть домом, а стал просто серебристой, переливающейся как ртуть лепешкой. Лепешка, бесформенная, упругая и одновременно дряблая как медуза, лежала на снегу и подрагивала, с наслаждением переваривая биологическую добычу...

* * *

Феррин, организатор лотерей, был сыт и доволен. Формальное условие договоренности было соблюдено, а это главное. Теперь вселенским законникам не к чему придраться. В который раз Феррин подумал, как приятно организовывать лотереи на планетах, у жителей которых такое бедное воображение. Ох уж эти гуманоидные миры! Суета, беготня, громкие звуки! К счастью, у аборигенов таких миров есть одно ни с чем несравнимое достоинство — они очень вкусны.

«У галактической лотереи масса плюсов, но есть и риски. Главный риск — необходимость следовать взятым на себя обязательствам. Тут уж никуда не денешься: законники задавят. Прояви эта парочка желание обладать терпением и мудростью, или помочь всем голодающим, или исцелить всех больных, я мигом пополнил бы ряды банкротов. Впрочем, в гумандоидных мирах такое случается нечасто…» — озабоченно подумал Феррин.

Отдохнув, он вновь стал домом. На той же самой поляне. Переползать куда-то еще ему было лень. Занавески были чуть раздвинуты. Потрескивал камин. Играла тихая музыка. На крыльце мелом было написано «Здесь исполняют все желания».

Под этой надписью проступила еще одна, в прошлый раз заметенная снегом: «Но, горе, если вам нечего будет пожелать».

Феррин ждал. А ждать он умел долго.