Влюбленная мясорубка

Андрей Андреевич Ворсянкин, бухгалтер садового товарищества «Волна», имевший лицо честное, но навеки опечаленное десятичными дробями, в ровном расположении духа возвращался с мелкооптового рынка, как вдруг ощутил где-то в области темени зудящее, навязчивое шевеление мысли. Это новое ощущение так испугало Андрея Андреича, что он едва не уронил сумку с двумя банками венгерского горошка и маргарином «Пышка».

Вслед за тем та же неведомая сила заставила Ворсянкина подойти к столику и взять в руки мясорубку. Это была отечественная литая мясорубка с оттиснутым на ножке (рядом с винтом) клеймом завода «ЗМЗ». Предмет абсолютно заурядный и мало вдохновляющий к приобретению.

Торговка-хохлушка сверкнула улыбчивым серебром и померкла.

«Зачем я в нее вцепился? На что она мне?» — озадачился Андрей Андреевич и хотел уже вернуть мясорубку на место, но неожиданно услышал неведомый нежный голос:

— Нет, пожалуйста… Это я тебя позвала!

Ворсянкин пугливо покосился на хохлушку, но та смотрела в сторону, да и голос исходил как будто не оттуда, а из глубин души самого Андрей Андреевича. Бухгалтер, с которым прежде не случалось ничего сверхъестественного, кроме того, что ему однажды подсунули три фальшивые пятисотрублевки подряд, не на шутку встревожился.

«Кто со мной говорит?»

— Это я, мясорубка!

«Мясорубка? Разве мясорубки разговаривают?»

— Обычные нет, но я могу! Сама не знаю как, и откуда, и за что, но у меня мыслящая душа! Я вижу, слышу, думаю, но при этом не способна даже пошевелиться! – всхлипывая, сказала мясорубка.

«Ну и дела... — прошептал Ворсянкин. — А остальные тебя слышат?»

— Остальные нет, только ты! Единственный!

«А я это... не того?» — испугался бухгалтер.

— О нет, просто ты особенный, необычный! У тебя дар! — заверила его мясорубка. — Ты чудесный, надежный, неповторимый! Купи меня, пожалуйста, а?

«Зачем ты мне? У меня уже есть одна мясорубка!» — засомневался Ворсянкин, никогда не слышавший столько приятных слов за раз.

— А она говорящая? – взревновала мясорубка.

«Чего? Нет, конечно!»

— Вот видишь! Тогда купи меня! Прошу тебя! Ты даже не представляешь, как мне тоскливо здесь! Вокруг одни туалетные рулоны, щетки, хозяйственным мылом воняет! – воскликнула мясорубка.

Заметно было, что она натура экзальтированная и отчасти поэтическая.

Бухгалтер снял очки, подышал на них и снова надел.

«Хм... Так вот возьми и купи... А мясо ты хотя бы хорошо перемалываешь?»

— Совсем не умею. При одной мысли, что в меня засовывают сырую говядину, мне делается дурно, — брезгливо призналась мясорубка.

«А что ты тогда умеешь?» — удивился бухгалтер.

— О! Я умею любить. Дико, неистово, нежно! То холодно и целомудренно, то страстно…

«Э-э… Неуравновешенная она какая-то …» — краснея, подумал Ворсянкин.

— Разумеется, всё это в высшем душевном смысле! Ведь я то, что я есть, а именно мясорубка и никогда не превращусь в царевну. Ты согласен? Я буду твоей музой, твоим добрым ангелом. Я буду диктовать тебе сонеты, нашептывать романы, залечивать душевные раны…

«Детективы, что ль, писать? – неодобрительно подумал Андрей Андреич. — А считать ты умеешь? НДС? Пенсионный фонд?»

«Щелк-щелк», — сказала клавиатура компьютера. «Клац-клац», — сказал калькулятор Casio.

— Я выше этого! Я буду тебя любить, верно, преданно! — млея от страсти, забормотала мясорубка. — Буду каждый день ждать, пока ты придешь с работы, а когда тебя нет — буду представлять твои руки, твое лицо, твой толстый живот, твою красную лысину...

«КАК?!» — побурел Андрей Андреич.

— Прости, я только хотела подчеркнуть, что буду любить тебя всякого! Вне зависимости от чего бы то ни было… Разве это не предел мечтаний? — поправилась мясорубка.

«Поосторожнее с определениями!» — смягчился Ворсянкин.

— Ты даже не представляешь, как меня угнетает одиночество, как мне хочется кому-то принадлежать, кого-то любить... – самозабвенно бормотала мясорубка. — Женщина, подобная мне, не может, не должна быть одинока… Пожалуйста, купи меня! Милый мой, верный, нежный… Ведь тебя никто не любит!

«Как это никто? А жена?» — запаниковал Андрей Андреич.

— Не обманывай себя! Разве она та женщина, о которой ты мечтал? Она сухая, рассудочная, кислая. Уставится в телевизор и сидит!

«М-м… а ты, значит, другая?»

- О-о! Я та! Но я заточена в этом мерзком нелепом теле, с этой ручкой, с этим винтом. Я буду единственным ярким пятном в твоей жизни! Твоей подругой, любовницей, твоей мечтой! – с болью, с ужасом воскликнула мясорубка.

«Ну ты это, не унижайся… Сколько ты стоишь?» — заколебался Ворсянкин.

— Не знаю, я плохо запоминаю цифры. Все эти единицы, нули… Узнай у торговки!

Андрей Андреич откашлялся и, обращаясь к хохлушке, нерешительно спросил:

— Девушка... Сколько за это… кхе... за эту?

— Восемьсот десять. И она без коробки, — предупредила продавщица.

В Ворсянкине взыграла бухгалтерская жилка. «Щелк-щелк», — сказала клавиатура компьютера. «Клац-клац», — сказал калькулятор Casio.

— Как восемьсот десять? — возмутился он. — За это вот?

— Тю, да не кипятитесь вы, мужчина! Я б вам и даром отдала, да товар не мой! — с мягким украинским выговором сказала хохлушка.

— Знаю я твое даром…

— Выкупи меня из рабства! Прошу тебя, любимый! Выкупи! Мне мерзко здесь, тошно, я задыхаюсь от пустоты! Все видят во мне лишь мясорубку, и лишь ты… ты способен увидеть другое… Вспомни, какой ты был! — взмолилась мясорубка.

В засушенной цифрами душе Ворсянкина шевельнулись давние, светлые, заплесневевшие от бездействия чувства. Это шевеление причинило ему боль, стало неуютно, страшно. Он точно оказался на миг перед зеркалом, в котором отразился урод. Увидел его и в ужасе отшатнулся от зеркала.

— Не загораживайте витрину, мужчина! Вы мне торговлю перебиваете! – сказала хохлушка.

— Это грабеж! Если б хоть коробка была, а то без коробки... Почем я знаю, может, она какая-нибудь заразная? — мучаясь, сказал Андрей Андреич, бросая тоскливый взгляд на автобусную остановку.

— Тю, заразная… — всплеснула руками торговка. – Сам ты заразный! Шо я, заставляю? Шел и иди себе!

— Пятьсот, — сказал Ворсянкин, бросая вызов клавиатуре и калькулятору.

— Восемьсот десять!

— Ну шестьсот… ну семьсот… Ну почему восемьсот десять? Откуда хоть «десять»? С потолка? Ни кассового аппарата, ни накладной! Навалили все в кучу и торгуете! – воскликнул бухгалтер.

— Вы глухой? Вам каким языком говорят?

Глупую бабу явно зашкалило. Ворсянкина тоже зашкалило. Дело было не в десяти рублях. Оскорблен был сам принцип, по которому он жил.

— Что же ты? Действуй! Если не можешь купить, тогда похить! Это будет романтично! Схвати меня и беги! Беги! Тебя не догонят! — с беспокойством и страхом воскликнула мясорубка.

«Вот еще! Чтобы меня из-за тебя в полицию забрали! Ишь ты экстремистка какая! Нет уж, милая, лежи тут и дальше, пускай тебя кто-нибудь другой купит», — возмутился Ворсянкин. В его сознании замаячил уголовный кодекс. Подбивая его на похищение, мясорубка совершила непростительную ошибку.

Андрей Андреич, по-рачьи, словно против воли уносимый волной, попятился, повернулся и, втянув голову в плечи, быстро засеменил к автобусу.

«Черт тебя возьми! Ты не можешь так просто взять и уйти! — испуганно кричала ему вслед мясорубка. — Это был мой единственный шанс! Стой, безумец! Ты будешь проклят, нелюбим, сух! Я была твоей судьбой! Слышишь: судьбой! Стой, трус!»

Мясорубка молила, стонала, рыдала и угрожала, говоря об одиночестве и о любви, но Андрей Андреич не слышал ее. Прижимая к груди майонез «Пышка» и венгерский горошек, он спешил прочь, прочь...

«Щелк-щелк», — сказала клавиатура компьютера. «Клац-клац», — торжествующе произнес калькулятор Casio. Они победили.