Театральный занавес

Звонки, те, что в трамвае, мне не нужны. Мне нужны те, что дают занавес. А занавес я полюбил еще тогда, ког­да в детстве смотрел «Вия». Я тогда уснул, это верно. Но занавес я не упустил из виду и запомнил.

И с тех пор ношу с собой.

Он будет пледом в «Петербурге» и ширмами в «Да, во­девиль есть вещь!».

А если хотите, я его всегда выношу.

Даже тогда, когда вы и не замечаете его.

Даже тогда, когда я стою у рояля и незаметно для вас осторожно раздвигаю его в той паузе, когда вы стихаете и перестаете кашлять.

Вот его нет. Я один на один с моей работой. А вы все со мной. Вы спросите: почему же я с работой, а не е вами?

О, я всегда с вами. Даже тогда, когда я не стою на эстраде, а еду, веду разговор, читаю новую книгу или пе­речитываю старую.

Я всегда ваш.

А если я, задвинув занавес, остаюсь один на один с работой, то только из уважения к вам, от заботы не оскор­бить вас ложью. Ибо ложь — самый великий грех в искус­стве.

Все, кто встречался со зрителем, знают, что такое раздвинуть занавес, окинуть взглядом зал и начать. А кто знает, отчего нельзя оставить подмостки после того, как занавес дан?

Что удерживает?

Молчание зрителя?

Ответственность за профессию?

Сценический опыт, привычка, навык?

Ни то, ни другое, ни третье.

Собственное волнение, от которого зависеть опасно — оно как будто всегда мешает. На деле оно возвращает ар­тисту веру в успех.

Оно держит в таком равновесии весь аппарат исполни­теля, на таких точных весах взвешивает реакцию зала, что только ему артист обязан подчинять себя, быть у не­го на поводу.

Наугад скажу: умение волноваться в пределах худо­жественного замысла, волноваться в пределах круга идей, которые руководят артистом, — есть артистичность.

С этим родятся.

А что такое мастерство? Вкус? Такт?

Это — мера.

Отмеривать шаг за шагом, правильной мерой, без не­довеса или перевеса есть мастерство.

Мастерство, вырастающее на особых весах сцениче­ского волнения.

Ритм его — как бы второе сердце.

Оно гонит по жилам не кровь а чувства, страсти, мысль — материал для создания того или иного образа.

Занавес — простая тряпка.

Она не волшебна. Не из магических тканей собран театральный занавес.

Магия театрального занавеса — в той черте, которую он намечает между артистом и зрителем. Занавес напоми­нает, обостряет, вдохновляет, мобилизует и волнует артиста.

Он подводит к предельной черте, к секунде, к мгнове­нию, когда я — человек — по его воле превращаюсь в артиста.

Вот магия театрального занавеса.

Я не был лишен тебя, театральный занавес.

Я выхожу с тобой и тихо, незаметно раздвигаю в той паузе, когда зал стихает. Я еще молчу.

Но вот я произнес первое слово — подал голос.

Кто знает, как волшебно вдруг он настигает тебя само­го, как летит во все концы, в гущу человеческих сердец и вновь ударяется о тебя. Но возвращается другим, обога­щенным, окрепшим и проверенным в бою воином. А там уже им нет числа... Моя рать в походе, трудном и доблест­ном, до первого привала, до антракта.