Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Призвание
– Кто у тебя впервые обнаружил шаманские способности, папа? – спросил у Холурааша сын. – Сначала заметил отец, а потом дядя, тоже шаман. Я тогда бегал по лесам, в горы, впадал в беспамятство, хватался даже за нож, колол себя так, что все мои родные за мной присматривали. Иногда обреченный на шаманство так начинает бесноваться. Мой отец пригласил старого шамана, знающего место пребывания духов воздушных и подземных. Тот познакомил меня с различными духами, возводя на высокую гору. Его шаманское одеяние весило, наверное, килограммов больше сорока. Многому тогда он научил меня. Необходимая его мудрость исцелила не только меня самого, но и других людей. Я очень благодарен ему. – А чему именно он учил? По судуру (сутра), да? Какие-то движения специальные делать надо, папа? – Учил он меня по Сутре и Тантре. Ведь он свыше десяти лет в Тибете учился всему этому. Мои предки были неграмотными людьми. Я и сам неграмотный, поэтому его судуры в пещере лежат. Тантра – обретение способности помогать другим, используя силу воображения, то есть представляешь себя обладателем чудесного тела, совершенного ума. Сначала Тантра была для меня слепой верой, сынок. Только к тридцати годам она обрела для меня смысл. Я достигал развития в соответствии со своим личным опытом того, чему меня обучил ещё мои родители, дядя-шаман, мой учитель-шаман. – Очень интересно, папа. С учителем только вдвоем, в высоких горах так и учились? – Да. Мой учитель занимался в горах, а иногда в пустых пещерах. Можно обойтись без статуй, благовоний, масляных светильников, это не важно. А самое важное – спокойствие. Ты должен находиться один, в спокойном, уединенном месте. Можно приготовить подношения: пищу, чистую воду, цветы и свет. Надо кушать поменьше и обязательно выспаться. Ни курить, ни пить араку. Освоение без предварительного изучения подобно попытке взобраться на скалистый утёс без помощи рук. Он мне передавал свое учение устно – в моей памяти глубоко врезались его нашёптанные наставления на мое ухо. Единственные знакомые вещи для тебя, Эндевес, пока – земля и небо. – Твоё учение пока мне кажется, как закатывать круглый валун на вершину холма, папа. – Вспомни, как ты боролся с сыном бая после его обидных слов на ойтулааше. Я и сейчас представляю злого Агбаана, как его глаза наливаются кровью… Всё дурное возникает внезапно и легко, как вода стекает вниз с холма. Если кто-то обидит нас, мы станем злыми. Молодец, ты взял себя в руки и одержал над ним победу, хоть он превосходил тебя во многом. Здесь самое главное – выдержка, терпение, ум, и наконец, победа над собой. – Папа, ты смерти боишься? – Все мы рано или поздно умрём. Богатый и бедный, молодой и старый – все когда-то умрут. Смерть едина для всех, никто не может отказаться. Лучше подготовиться к смерти заранее. Я не боюсь смерти. А перед смертью надо раздать своё богатство и собственность, с достоинством расстаться с привязанностью к друзьям, родственникам и своему телу и читать молитвы. – А продлить жизнь можно, папа? – Продлить жизнь нелегко. Нельзя вернуть даже сегодняшнее утро. Вот с утра прошло несколько часов, и это означает, что наша жизнь стала на несколько часов короче. Мы склонны думать о прошлом, как о чём-то, что произошло быстро, а о будущем – как о простирающемся вдаль. Половину жизни мы тратим на сон. Первые десять лет мы просто дети, а после двадцати начинаем стареть. Даже несмотря на то, что прямо теперь у тебя нет возможности помочь другим, надо готовить к этому свой ум, Эндевес. Для обретения долгой жизни советую не причинять вреда другим живым существам, но по возможности помогать им. – А как? Я ничего не знаю, как помочь? – К тебе будут обращаться люди со своими болячками (болезни, старость, смерть), т.е. тебе придется принять чужие страдания, сынок. – А зачем мне чужие страдания? Мне моих, предостаточно, папа. – Все хотят счастья и не хотят страданий. Вот оглядываюсь на свою жизнь, и вижу, что из всего сделанного мною значимо только то, что было сделано ради других, Эндевес. Даже если у тебя нет зубов, жуй дёснами. Даже если тебе не удаётся никому помочь, не прекращай попыток, т.е. хотя бы не лги намеренно, всегда будь честным и избегай лицемерия, не питай злобы по мелочам и не желай мстить, не ищи счастья в чужой беде, сынок. Принятие чужих страданий означает, что следует думать о принятии на себя их болезней и причин этих болезней. Ты, сынок, забираешь всё это в глубину своего сердца. Принятие и отдавание следует практиковать попеременно и надо выполнять с бодростью. В итоге мы приходим к чувству сильного отвращения к своему себялюбию. А на практике это выглядит так: на выдохе воображай отдачу своего тела, собственности и добродетелей трёх времён (прошлого, настоящего и будущего) живым существам. Представляй, что они обретают неосквернённое блаженство. А на вдохе воображай принятие мучений и пороков других существ вместе с их причинами в глубину своего сердца. Душа, исполненная сострадания, – как эликсир, способный превращать плохое в хорошее. Поэтому ты не должен ограничивать свои выражения любви и сострадания только семьёй и друзьями, Эндевес. – А ты ошибался, папа? – Конечно. Не ошибается тот, который ничего не делает. Наш ум стеснён и загрязнён множеством прошлых ошибок и дурных поступков. Способ очищения от них – сильное чувство сожаления, раскаяние и воздержание. Но когда ты заботишься о других, нет причин для страха. Иногда во время лечения приходится переносить значительные трудности. Кому-то даже приходится удалять части тела, помнишь без пальцев Куске, но перед лицом желания выжить человек закроет глаза на эти меньшие страдания. Не забудь, здесь очень важна разборчивость. Не будь хвастлив. Не будь вспыльчив. – Ачай, как ты считаешь, быть богатым хорошо? – В жизни надо следовать срединному пути, свободному от любой из крайностей. Надо иметь подходящую пищу и одежду, ими необходимо пользоваться с умеренностью, они должны быть, ни слишком богатыми, ни слишком бедными. Обучая сына, особенно о душе шамана, Холурааш отзывался так: «У шамана – особенная душа, отличающаяся от души обычного человека. Во время камлания душа шамана улетает на небо. У каждого шамана есть свои ээрены, то есть духи-помощники. Без духа-помощника шаману во время камлания ничего не видно, и никто к нему не придет. У каждого шамана есть бубен, который служит ему ездовым конём. Если в руках шамана есть бубен, он способен проехать всю землю и пролететь всю вселенную. Когда шаман ведет камлание для больного человека, он перекрывает дорогу к больному от злых духов. Шаман видит то, что не суждено видеть обычным людям. Если душа отделилась от человека, её может поймать только шаман. Ведя камлание, шаман узнает ту дорогу, по которой ушла душа человека. Тогда шаман возвращает душу человеку. Шаман держит кусок белой ткани, на которую совершит посадку душа, оставляя след на ней. Потом шаман переворачивает этот кусок ткани и крепко завязывает ткань. Душа после этого не сможет никуда уйти, и становится пленницей шамана». Впоследствии Эндевес, как шаман, ведущий свое происхождение от шаманов предков, стал настоящим шаманом. По тувинским верованиям настоящий шаман тот, которому шаманские способности достались по наследству. Простые люди никогда не подражали настоящим шаманам. Того, кто подражал шаману или разрушил навес шамана, убьёт шаманский ээрен – идол и опустошит его аал. И вот Эндевес, как и его отец, очередной раз приступил к работе, не проронив ни слова, выкуривая трубку. В юрте все молчали. После обкуривания можжевельником бубна и одежды, он осторожно прогревал бубен над огнем, чтобы тот вновь обрел необходимую звонкость. Сырая кожа издает глухие звуки. Затем он облачился в шаманскую одежду – кожаный халат, надел головной убор. Костюм тяжелый, весивший до тридцати килограммов из-за многочисленных железных пластинок, закрепленных сзади. Эти пластины символизируют конские колокольчики. То есть перед вами не обычное платье, а нечто иное, точнее конь, на котором шаман отправится в дорогу к духам. Бахрома этого наряда – конская грива и хвост. При этом для шамана бубен тоже конь – тот же самый конь, что и платье. Он и называется по-тувински «хамнын аъды», или «шаманский конь». Два диска-зеркала на шаманской шапке – не только для красоты, во время путешествия шаман сквозь них смотрит, его настоящие глаза в это время закрыты. Головной убор украшают перья орла, потому что это перья особых дружественных птиц-духов. Эндевес сидел, затем взял бубен левой рукой и начал бить по нему деревянной колотушкой мягко, почти робко. Тихим ясным алгышем шаман пел: Я родом оттуда, где Черное Небо, И я превратился в легкий ветерок, И я спустился вниз, когда мгла, И так я веду воздушную хайгыыл (разведку).
И вот я оказался в другом краю, Между планетой Шолбан и звездами. И мой путь очень далек и труден, И потому лечу дальше, ведя камланье.
И вот я долетел до Белого Неба, И меня светлое солнце так жгло, И мне пришлось оттуда удалиться вдаль, И медленно, и плавно спускаюсь я вниз.
Воздушный свой путь я продолжал вниз. И долетел я плавно до самой Луны. Хладная Луна меня так ударила тогда, Еще медленно и плавно спускаюсь я вниз.
И вот я долетел до самых туч, наконец, Где я растерялся и заблудился в тумане. Вскоре я покинул те тучи, опять спустился, И так я приземлился там, где седые хребты.
Затем Эндевес встал и подошел к больной девочке, пением призывая своих духов-помощников самыми ласковыми и торжественными именами.
Услышь меня, услышь меня, мой конь! Услышь меня, услышь меня, мой медведь! Придите, мои птицы. О, мой ворон, Ты, кто летает средь черных облаков, Ты, кто летает под девятью небесами, Ворон с кровавым глазом, Кормящийся падалью! О, ты, кто летает днем и ночью, Ты, кто чувствует землю, Ты, мой чернявый! Ты, мой серый орел! О, прекрасная сова-небо, Пьющая кровь человечью, Поедающая плоть дикого животного! О, тайга, дикая тайга, Ты, что всегда в цвету, Ты, моя мать! О, темный господин с двумя головами, Приветствую тебя! Честь и слава тебе! Помоги мне, ты мой конь, Уста твои черные, уста коричневые, Стой в готовности!
Напоминал о том, как всегда добры были они к нему, всячески расписывал, приукрашивая их заслуги. Он робко молил их о помощи, в голосе не звучало никаких требовательных ноток. Он всё больше возбуждался, то вскакивал, то склонялся к коленям, то снова выпрямлялся. Железные пластинки звенели, соприкасаясь друг с другом. Прозвучало несколько сильных ударов по бубну, затем последовала пауза. Шаман открыл глаза, вытер пот, отхлебнул чая из пиалы, сделал короткую затяжку из трубки. Духи явились, и теперь он снова отправил их в дорогу. Им предстояло облететь всю окрестность, и узнать, кто болен, кто заболеет, а кто умрёт. После этого они должны будут вернуться и подробно рассказать ему, отчего недомогают больные, ведь Эндевес способен вылечить только в том случае, если знает причину болезни. Он снова обращался к ним, предупреждал о подстерегающих на пути опасностях: здесь – пропасть, там – опасный перевал. Они ни в коем случае не должны заблудиться или сбиться с пути. Обо всём этом он поведал им в тихой горловой песне, нежное пение сопровождали звуки бубна и звон железных колокольчиков. Последовала новая пауза. Духи не возвращались. Он умолял их поторопиться. Он так устал, что больше не выдержать – возвращайтесь быстрее! Наконец они вернулись и рассказали обо всем, что видели. Теперь шаман знал, какие из болезненных духов являются причиной болезней, которые он хотел излечить. В последний раз помощники рассказали, с какими духами больной девочки ему предстоит иметь дело. Он обратился к духу, поселившемуся в больной девочке:
Иди сюда, давай вместе выкурим табак! Иди сюда, давай вместе выпьем араки! Прокатись вместе со мной на лошади! Давай вместе укроемся моей шубой! Он рассыпал похвалы и упрашивал. Он хотел вызвать сочувствие у духа: Я – единственный ребёнок моей матери. Не однажды я наслаждался вкусным молоком её. Не однажды я лежал на груди моей матери и пил её теплое молоко. Во мне не осталось ни кровинки, Мое тело бесплодно, Мои ребра выступают, щеки ввалились, Я не могу больше есть. Что означало: «Я так беден и несчастен, а ты, Дух, заставляешь меня так долго взывать к твоему милосердию». Наконец, Эндевесу все же удалось укротить духа, поселившегося в больной. Он в разные стороны размахивал бубном над головой девочки, пока не поймал его лентами, свисавшими с его ручки. Всё! - теперь он сидел в бубне. Шаман выбежал из юрты, повернул кругом бубен и выбил в воздух дух, который, как предполагалось, был вполне материален. После этого больная должна была излечиться: дух оставил её тело и юрту. Моление закончилось. Шаман снял костюм и шапку, некоторое время посидел молча. Затем вынул из люльки ребенка, поцеловал в лоб, передал его матери. Отец ребенка подсел к огню и робко поднял на Эндевеса глаза. В этом взгляде было столько любви и надежды… Кто видел камлание шамана хотя бы раз в жизни, кто слышал этот диалог с духами, слышал, как он вскрикивает от удивления, видел, как кивает в ответ, вздрагивает, смеётся над тем, что слышит от них – тот больше не подвергнет сомнению веру этих людей. Быть шаманом – это тяжелая физическая работа. Эндевес вел шаманское камлание каждый вечер – в этом тяжелом костюме с многочисленными колокольчиками, с тяжелым бубном в руках – с наступлением сумерек, иногда до полуночи, а зачастую и до двух или трех часов ночи. В довершение ко всему вызов видений и сотворение другого мира требует колоссальных усилий. Каждую ночь после последнего удара бубна он падает на землю совершенно бледный, покрытый потом, почти без сознания, в трансе. Вот почему Холурааш пришел в ужас, когда впервые обнаружил в своем сыне эти способности будущего шамана. Вот почему прежде, чем обучить своему мастерству, несколько раз Эндевеса спрашивал, готов ли он стать шаманом. Но Эндевесу вспомнились слова отца: – Помощь даже одному человеку ценна. Главное – быть полезным другим. Когда мы можем помочь другим породить добро в их сердцах, сделать их счастливыми, а их жизни значимыми – это подлинный смысл моей жизни. Вершины гор, залитые вечерним солнечным светом, величаво отражались на поверхности воды. Далеко, на горизонте, виднелся сверкающий серебряный купол горы Монгун-Тайги, где круглый год лежали вечные снега и ледники.
|