Политические игры вождей 1 страница

От оппозиции — к фракционности

Переосмысливая исторические процессы развития нашей страны в 20-е годы, отказываясь от многих сложившихся стереотипов, догм и легенд в освещении явлений тех лет, необходимо по-новому, без ярлы­ков и лакировки не только взглянуть на «новую оппозицию», но и на роль Кирова в ее разгроме.

Можно вычленить два круга проблем, поднимаемых сторонниками «новой оппозиции». Первый — это ключевые моменты политической стратегии и тактики партии, связанные с возможностями и перспек­тивами строительства социализма. Второй — внутрипартийная демо­кратия.

При этом в первом случае — основной удар они наносили по Ник­олаю Ивановичу Бухарину. Во втором — по Сталину.

Все это ярко окрашивалось личным соперничеством, амбициозно­стью, борьбой за лидерство в партии.

Когда же возникла «новая оппозиция»? Григорий Евсеевич Зино­вьев заявлял: «Мы образовали фракцию вполне организованную с начала 24 года, сначала мало оформленную, а потом вполне оформленную». Эти слова сказал один из идеологов течения. Но сегодня вряд ли с ним можно согласиться. Мы должны помнить, что Зиновьев был вынуж­ден сказать их в 1936 году. Ведь решался вопрос о его жизни и смер­ти. Анализ самых различных документов тех лет — стенографических отчетов конференций, съездов, пленумов ЦК РКП(б), бюллетеней партийных и комсомольских конференций, заседаний бюро губкома РКП(б), личных дел, газетных сообщений — свидетельствует: «новая оппозиция» формировалась постепенно. Кстати, «новой» ее называли по отношению к только что идейно разгромленной троцкистской оп­позиции.

Впервые открыто противопоставление Центральному Комитету со стороны руководящих работников Ленинградской губернской организа­ции проявилось на рубеже нового, 1925 года. И это не случайно. После смерти Ленина в Политбюро сложилось руководящее ядро, получившее партийных кругах название — тройка: Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, И. В. Сталин. Каждый из них сыграл огромную роль в разгроме троцкизма. Особенно возрос авторитет Зиновьева и Сталина. Последний ста­вился все более крупной фигурой. Будучи генсеком, он производил перераспределение партийных сил», расставляя всюду своих сторонников. Это стало тревожить, волновать Г. Е. Зиновьева, претендовавшего на роль самого главного дирижера в партии и стране. Именно поэтому и его сторонники начали делать первые открытые шаги, критикуя позицию ЦК РКП(б) по ряду вопросов.

14 января 1925 года «Ленинградская правда» опубликовала статью Зиновьева. В ней говорилось: в деревне идет процесс расслоения, «ра стут два крайних полюса — кулак и бедняк». Кулак преподносился читателю как «главная опасность для страны», и все это сопровождалось ссылками на Ленина: «мы стояли и будем стоять в прямой гражданской войне с кулаком, — это неизбежно». Но эти ленинские слова относились 1919 году. Тогда шла гражданская война, и значительная часть крестьянства, особенно кулачества, поддерживала белую гвардию. Поэтому вряд ли была правомерна эта ссылка на Ленина.

Кстати, этот прием (цитирование Ленина без учета конкретно-исторической обстановки его высказываний, их цели, адреса) широко используется и сегодня для аргументации тех или иных домыслов различными авторами. Но думаю, что, даже относясь критически к ле­нинскому наследию, следует его все-таки уважать и не заниматься «передергиванием». В частности, необходимо отличать концептуальные ленинские положения как целостное теоретическое воззрение по важнейшим проблемам теории и практики социализма от пропагандистских его высказываний, произнесенных в конкретных условиях и имеющих тактический характер.

17—20 января 1925 года проходил объединенный Пленум ЦК и ЦКК РКП(б). Пленум заслушал сообщение Секретариата ЦК о резолюциях местных организаций по поводу выступления Троцкого и принятия к нему организационных мер (докладчик Сталин). В резолюциях содержалось три предложения: первое — исключить Троцкого из партии; второе — снять с работы в Реввоенсовете и вывести из Политбюро; третье — снять с работы в Реввоенсовете, но оставить в Политбюро.

Первое предложение было высказано Ленинградским губкомом РКП(б). Напомню, первым секретарем его был Петр Антонович Залуцкий. Второе — конференцией политработников и фракцией РВС СССР. Третье — И. В. Сталиным, Н. И. Бухариным, А. И. Рыковым и другими цекистами, получившими на XIV съезде ВКП(б) название «большинства». Большинством членов ЦК при двух против (Ю. Л. Пятаков и Г. Раковский) и всеми членами ЦКК при одном воздержавшемся пленум сделал Троцкому «самое категорическое предупреждение, признал возможным дальнейшую работу Троцкого в РВС СССР».

26—31 января этого же года состоялась XXI Ленинградская губерн­ская конференция РКП(6) Ее делегаты подвергли критике решение только что состоявшегося Пленума ЦК в отношении Льва Троцкого. Оно, говорил Григорий Еремеевич Евдокимов, «слишком мягкое реше­ние... В частности, мы, т. е. члены Центрального Комитета от Ленин­градской организации, стояли за то, чтобы тов. Троцкого немедленно снять из Политбюро ЦК».[160] Губпартконференция выразила уверен­ность, «что XIV съезд РКП(б) с полнейшим единодушием сделает все не­обходимые организационные выводы, неизбежно вытекшие из антипар­тийной позиции тов. Троцкого»^[161]. Этим наносился удар фактически по Сталину, ибо именно он был докладчиком на Пленуме ЦК, одним из авторов резолюции, настаивавшей на оставлении Троцкого в составе Политбюро ЦК РКП(б).

Сталин делал эта отнюдь не из-за любви к последнему. Отношения между, ними были столь обоюдно неприязненными с давних пор, что Ленин в «Письме к съезду» видел именно в этом «большую опасность раскола в партии» Возникает тогда вопрос: почему вдруг Сталин пред­лагает оставить Троцкого в Политбюро? Можно предположить следую­щее: Сталин понимал политическую силу Зиновьева и Каменева в то время. Для борьбы с ними ему нужен был определенный противовес в самом Политбюро ЦК РКП(б). Таким мог быть лишь Троцкий. Хотя он и потерпел поражение в только что закончившейся дискуссии, но, не­сомненно, имел сторонников и сохранил определенное влияние в раз­личных кругах общества. К тому же Троцкий был давний соперник Зи­новьева и Каменева.

Сталин, как опытный шахматист, проигрывал в уме различные ходы для достижения своей главной цели — полновластия в партии.

В развернувшейся идейно-политической борьбе, осложнявшейся соперничеством за власть в партии, делали и готовили свои ходы также Зиновьев и Каменев. Безусловно, они хорошо помнили ленинскую оценку не только Сталина, но и Бухарина. А она содержала, наряду с негативом, и такие слова: «один из самых выдающихся молодых членов ЦК», «ценный и крупнейший теоретик партии, превосходный и обра­зованный марксист-экономист», «любимец партии». К тому же Буха­рин поддерживал в это время Сталина.

17 апреля 1925 года Николай Иванович Бухарин — член Политбюро ЦК РКП(б), главный редактор газеты «Правда» — выступил с докладом на собрании актива Московской партийной организации «О новой экономической политике и наших задачах».

Это выступление Бухарина обычно связывают с тем, что здесь он выдвинул лозунг «обогащайтесь». Лозунг сразу же стали называть ошибоч ным. Заявляли о недооценке Бухариным опасности со стороны кулака Заметим, что при этом критика шла как со стороны «новой оппозиции», так и со стороны большинства цекистов (И. В. Сталина, В. М. Молотова, А. А. Андреева и др.). В этом отношении весьма показательно выступление Сталина на XIV съезде партии. «Дальше, вопрос о Бухарине, — заявил он. — Я имею в виду лозунг „обогащайтесь". Я имею виду апрельскую речь тов. Бухарина, когда у него вырвалось слово „обогащайтесь”. Через два дня открылась апрельская конференция нашей партии. Никто иной, как я в президиуме конференции, в присутствии тт. Сокольникова, Зиновьева, Каменева и Калинина заявил, что лозунг „обогащайтесь” не есть наш лозунг. Я не помню, чтобы тов. Бухарин возражал против этого, протеста» ^[162].

Впоследствии Сталин напомнит эту свою позицию. И она будет оценена многими его сторонниками как сугубо принципиальная и последовательная. Однако думается, что тогда из-за полемики вокруг лозун­га «обогащайтесь» многие ценные мысли Бухарина, связанные с развитием кооперации в деревне, товарно-денежными отношениями, вообще остались без внимания партии.

Более того, лозунг «обогащайтесь»» на мой взгляд, также был тогда понят не до конца правильно: как лозунг, обращенный только к зажиточной части деревни. Между тем дословно Бухарин сказал так: «В общем и целом всему крестьянству, всем его слоям нужно сказать: обогащайтесь, накапливайте, развивайте свое хозяйство (выделено мной.— А. К)»^[163]. Он связывал накопление в сельском хозяйстве с ростом зажиточных крестьянских хозяйств, но выступал категорически против «варфоломеевской ночи» к крестьянской буржуазии^[164].

Предметом полемики между «новой оппозицией» и «цекистами» стали: оценка новой экономической политики (наступление или отступление); сущность государственного капитализма и предприятий «последовательно-социалистического типа»; социально-экономическое состояние деревни, формы и темпы кооперирования крестьянских хозяйств; возможность построения социализма в одной стране и поиски наиболее целесообразных путей; демократизация жизни общества и партии.

Остановимся лишь на отдельных разногласиях. И если сегодня мы хотим быть честны до конца в изложении явлений, событий, фактов тех лет, то важно отметить, что вначале (особенно летом и даже осенью года) полемика носила скрытый характер. Можно допустить, что это понимали руководители местных партийных организаций, многие из которых прошли школу подполья, но подавляющая масса рядовых членов партии относилась ко всем публикуемым материалам спокойно, не улавливая сущности идейных разногласий.

XIV партконференция РКП(б) (апрель 1925 г.) и Пленум ЦК и ЦКК РКП(б) (октябрь 1925 г.) принимали по этому вопросу резолюции. В них обстановка в деревне давалась в исторических реалиях того времени. Го­ворилось: в партии существует два уклона в оценке состояния крестьян­ских хозяйств в деревне. Первый — недооценка роли и влияния серед­няцких хозяйств. Второй — переоценка влияния зажиточных кулацких хозяйств. Все резолюции принимались единогласно.

Позволю напомнить: 1925 год — это год расцвета нэпа в деревне. Го­сударственный налог для многих крестьянских хозяйств снижен. Ослаб­лена политика твердого установления цен на зерно. Разрешена аренда земли, наемный труд. Сняты ограничения для свободной торговли. Оживляется социально-экономическая жизнь деревни, усиливается смычка между городом и деревней. На практике это фактически означа­ло осуществление тезиса Бухарина о накоплении, обогащении всего крестьянства. Заметим, в разных размерах, разным путем — но всех тех крестьян, которые хотели работать. И великолепно, исторически правди­во отразил это Борис Можаев в романе «Мужики и бабы».

Летом 1925 года Зиновьев выпускает свою книгу «Ленинизм», це­лый раздел которой посвящен изложению его взглядов на кулака как непримиримого врага советской власти. Причем аргументация шла пу­тем специально подобранных цитат из работ Ленина первых дней ре­волюции и гражданской войны. В них Ленин называл кулака «мирое­дом», пиявкой, вампиром на теле народа, самым зверским, самым гру­бым, самым диким эксплуататором^[165].

Надежда Константиновна Крупская и Лев Борисович Каменев так­же выступают против взглядов Бухарина. Они написали статьи и посла­ли их в «Правду». Последняя статьи не опубликовала. И это совершен­но справедливо было расценено «новой оппозицией» как антидемокра­тические действия со стороны «большинства ЦК».

Вскоре после октябрьского Пленума ЦК и ЦКК РКП(б) Ленинград­ский губком комсомола разослал для ознакомления 30—40 ответствен­ным организаторам райкомов, укомов РЛКСМ документ, получивший в обиходе название «синей папки».

Это были «Материалы к вопросу о классовой линии партии в дерев­не, опубликованные в партпрессе с XIV партконференции по октябрь­ский Пленум ЦК». Папка состояла из двух частей. Первая составлена из статей Н. И. Бухарина, А. Н. Слепкова, Кантора, В. Богушевского. Вто­рая — включала главы из работы Зиновьева «Ленинизм», резолюцию октябрьского (1925 г.) Пленума РКП(б).

Все статьи первой части были прокомментированы. Например, так: «Здесь Бухарин отвергает Ленина, отповедь дана Зиновьевым в книге " Ленинизм" — в главе „Возможна ли окончательная победа социализма в одной стране“»^[166]. Заметим, комментарии делались с ведома и согласия секретаря Ленинградского губкома РЛКСМ В. В. Румянцева, ярого поклонника Зиновьева.

Рассылая «синюю папку», Ленинградский губком комсомола хотел дать возможность своему активу «ознакомиться с политикой партии в деревне», И исключить этот довод нельзя, учитывая относительно слабую политическую культуру комсомольского актива. Однако объективно это приняло характер дискредитации члена Политбюро, главного редактора газеты «Правда» Н. И. Бухарина, означало поддержку позиции другого члена Политбюро, председателя Коминтерна Г. Е. Зиновьева, вело к созданию общественного мнения среди комсомольского актива в духе взглядов сторонников «новой оппозиции».

Редкий номер газеты «Ленинградская правда» осенью 1925 года выходил без статьи Вардина, Тарханова, Саркиса, Сафарова. Почти все содержали критику в адрес Стецкого, Марецкого, Варейкиса, Бо­евского, Слепкова. За исключением Богушевского остальные были тесно связаны с Н. И. Бухариным, а Слепков, Марецкий и Стецкий входили в так называемую школу Бухарина. К тому же А. Н. Слепков был одним из соредакторов теоретического журнала ЦК РКП(б) «Большевик».

Особое место в развитии взглядов «новой оппозиции» занимала XXII Ленинградская губернская партконференция (1—10 декабря 1925 г.). Интересны прения делегатов конференции по докладу «О работе ЦК РКП(б)». Его делал Г. Е. Зиновьев, встреченный бурными, долго не смолкающими аплодисментами. Заметим, что сама практика отчета ЦК РКП(б) перед местными партийными организациями накануне съезда партии была явлением глубоко демократическим.

Доклад Зиновьева состоял из нескольких разделов. Международное положение. Хозяйственный подъем СССР. Партия и крестьянство. Полоса великого строительства, трудности. О внутрипартийной демократии. Доклад был прямо-таки нашпигован цитатами из работ Ленина, решеений съездов, конференций, зарубежных и эмигрантских газет. В нем не было открытой полемики ни по одному вопросу, которые до этого поднимались в «Ленинградской правде».

15 делегатов выступили в прениях. И все они говорили в унисон. Все поднимали одни и те же вопросы. Какие? Да, те самые, которые звучали со страниц «Ленинградской правды». Те самые, которые комментировались в «синей папке». Приведем лишь несколько выдержек. «Кулак не жупел, не призрак, а реальная фигура, реальная опасность в нашей действительности, с которой нужно бороться... Казалось бы, вопрос ясен, но тем не менее в наших большевистских руководящих органах, как, например, в „Большевике", печатались совершенно неправильно освещающие этот вопрос статьи...»[167], — говорил Александров — ответственный ор­ганизатор^[168] («Красный путиловец»).

Более того, оратор подвергает критике другие местные партийные организации за то, что они недооценивают кулацкую опасность, заяв­ляют, что «классовая борьба в деревне не развита» (Вологодская), «ак­тивность кулака, как и его экономическое положение, здесь менее значи­тельны, чем где-либо» (Тамбовская).

В самом факте критики других местных парторганизаций не было ничего предосудительного. Но нарушалась партийная этика. Не съезд партии стал трибуной для пожеланий и рекомендаций, а губернская конференция другой организации РКП(б). При этом критика носила далеко не товарищеский характер.

«Кулак есть кулак, а Ленин учил тому, что это в высшей степени вред­ная скотина»^[169], — так говорил Георгий Сафаров.

Как видим, происхождение догматизма — явление более сложное, чем мы сегодня полагаем. В нем повинен не только Сталин и его окру­жение, но и сторонники Зиновьева. В тот период всякая попытка осмыс­ления социального состояния деревни середины 20-х годов подвергалась анафеме и теми и другими.

Резкой критике на губпартконференции была подвергнута статья члена Президиума ЦКК РКП(б), члена партии с 1895 года Арона Алек­сандровича Сольца, напечатанная незадолго до этого в «Правде». В ней, на мой взгляд, Сольц совершенно справедливо отмечал, что советское государство должно учитывать интересы всех жителей страны, более того, он предлагал «дать права всем классам населения». Заявляя, что «государ­ство для всех», Сольц подчеркивал, что «мы не заинтересованы в том, чтобы часть населения жила чувствами гражданской войны» [170] (выделено мной. — А. К.)

Между тем ряд делегатов, например Садовская, Флиор и другие, в резкой непримиримой форме выступили против статьи Сольца. Флиор заявил: «Я соглашусь с тов. Сольцом только в одном: правительство долж­но думать о населении в том смысле, кого посадить в тюрьму и кому дать льготы... Правительство СССР не может одинаково говорить обо всем населении, когда вопрос касается революционной законности, оно не мо­жет не делать разграничений между той частью населения, которая яв­ляется руководителем государства, т. е. рабочим классом и беднейшим крестьянством, и остальным населением» ^[171].

Теперь мы хорошо знаем, что формула революционной законно­сти чревата беззаконием в обществе вообще, что всякое требование, кары по отношению к части общества может обернуться беззаконием, лагерями, тюрьмами, а в конечном итоге — массовыми репрессиями, поэтому люди сегодня так отстаивают принципы правового государ­ства.

Изучая, осмысливая с позиции исторической правды документы XXII губпартконференции (документы нефальсифицированные, ибо протоколы велись, бюллетени редактировались сторонниками «новой оппозиции»), вновь и вновь возвращаешься к личности Г. Е. Зиновьева, пытаешься понять, почувствовать, реконструировать образ, социально­-психологический портрет этого ближайшего соратника В. И. Ленина.

Член партии с 1901 года, член Центрального Комитета с 1907 года, член Политбюро с 1921 года (кандидат с 1919 года), Зиновьев несо­мненно пользовался доверием Ильича. Он открывал XIII съезд РКП(б) — первый съезд без Ленина, выступал на нем с политическим докладом ЦК РКП(б). Он внес существенный вклад в борьбу против троцкизма. Его авторитет в Ленинградской партийной организации был велик. Можно даже сказать о культе его личности среди партий­ного, комсомольского, советского, хозяйственного актива Ленинграда и губернии. С конца ноября 1917 года Зиновьев возглавляет Петросовет. Приходят и уходят секретари Петроградского — Ленинградского губкома ВКП(б). Только с июня 1920 года (с момента объединения Петроградской городской и губернской партийных организаций) их сменилось несколько — С. С. Зорин, М. М. Харитонов, А. Н. Угланов, И. Н. Смирнов, П. А. Залуцкий. Неизменным оставался только предсе­датель Петросовета — Ленсовета.

И хотя формально Г. Е. Зиновьев был только членом бюро губко­ма РКП(б), членом Северо-Западного бюро ЦК РКП(б), фактически он осуществлял руководство городом и уездами. Его влияние, его ав­торитет базировались на определенных экономических и социальных реалиях.

К концу 1925 года ленинградская промышленность приближалась к Достижению довоенного уровня, началось частичное перевооружение таких заводов, как Ижорский, Металлический, Северной судоверфи. Набирал темпы выпуска тракторов типа «Фордзон» завод «Красный путиловец». Балтийский завод торжественно отметил закладку четырех лесовозов: «Иосиф Сталин», «Григорий Зиновьев», «Михаил Томский», «Алексей Рыков». Развернулась рационализация и модернизация текс­тильных предприятий — комбинатов им. Халтурина, «Советская звез­да», Невской бумагопрядильни, фабрики Торнтон.

Разрабатывались планы благоустройства бывших окраин, построй­ки там новых жилых домов для рабочих Нарвской, Невской застав. Бы­ли проведены первые выставки с обсуждением проектов строительства домов культуры.

В это же время губисполком разрешил Ленинградскому отделению главнауки «отпустить» Ростовскому и Севастопольскому музеям, музею г. Эривани (Армения) ряд ценных произведений искусств из музейного фонда Эрмитажа, Юсуповского особняка и Румянцевского музея. В Се­вастопольский музей было передано 34 картины Верещагина, Бенуа, Се­рова, Кустодиева. В Эривань — картины западноевропейской школы. В Ростовский музей — старинный фарфор и бронза.

Но в те годы изобразительное и прикладное искусство в основ­ном волновало небольшой слой интеллигенции. В центре же внимания партийной, советской, комсомольской общественности стояли другие вопросы. И главный из них: за кем идти, кому верить? Зиновьеву или Сталину?

Личная позиция Г. Е. Зиновьева на XXII губпартконференции в зна­чительной степени определила дальнейшее развитие «новой оппози­ции», но уже на основе фракционности.

Касаясь освобождения П. А. Залуцкого от обязанностей секретаря Ленинградского губкома РКП(б), Зиновьев познакомил делегатов с по­становлением бюро Губкома РКП(б) от 27 сентября 1925 года. «Слуша­ли: о работе тов. Залуцкого. Постановили: ввиду ухудшившихся отноше­ний между тов. Залуцким и ЦК РКП(б) войти на пленум губкома с пред­ложением: признать необходимым, что тов. Залуцкому нужно перейти на другую работу». И далее Зиновьев добавил, что сам Залуцкий просил перевести его на другую работу. «Бывает иногда такие организационные трения, которые в интересах партии лучше оставить в пределах узких коллегий».

Вот уж действительно, полуправда иногда оказывается сродни лжи. Два обстоятельства предшествовали освобождению Залуцкого. Первое: в сентябре 1925 года П. А. Залуцкий отчитывался в Оргбюро ЦК РКП(б) о работе Ленгубкома. Он «сделал слабый доклад». «Дело в том, — говорил впоследствии Михаил Павлович Томский, — что у ленинградской органи­зации по отношению ЦК существовало уже в то время такое предубежде­ние: во-первых, мы не какая-нибудь Калуга или Тула, чтобы в общем порядке доклады делать, а во-вторых, чего ни расскажи в ЦК, — все ладно» [172].

Вопрос о снятии Залуцкого с секретарей губкома решался непросто. Так, первоначально на бюро губкома РКП(б) большинство было за сня­тие, а 9 человек — против. На собрании организаторов районов голоса разделились почти пополам: 16 против снятия и 19 за освобождение.

После этого вопрос о Залуцком вновь был вынесен на заседание бюро губкома. На нем присутствовал председатель ЦКК В. В. Куйбышев. И только тогда было принято решение о снятии П. А. Залуцкого, то самое решение, о котором Зиновьев информировал делегатов XXII губ­партконференции.

Петр Антонович Залуцкий, тогдашний секретарь губкома РКП(б) — личность колоритная. В 1925 году ему было 48 лет. Из рабочих, рус­ский, но свободно говорил и писал по-польски. Был принят в партию харбинской социал-демократической организацией в 1907 году, затем примыкал к эсерам-максималистам, вел партийную работу в Чите, с 1911 года — в Питере. Пять раз подвергался арестам, два раза высылался в Иркутскую и Вологодскую губернии. Активный участник револю­ций 1917 года, в гражданскую войну — комиссар бригады. С 1922 по 1925 год в Питере. О неординарности его характера свидетельствуют два факта.

Первый — в конце 1922 года Д. А. Саркис (зав. орготделом губкома) предложил Залуцкому заполнить личный листок учета кадров для ответственных работников на предмет отсылки в ЦК партии. Залуцкий наложил на учетном листке резолюцию: «Залуцкий без характеристики и без личных (листков учета. — А. К.) к советским чинам не хочет идти по рангу партийных чиновников, если его так не знают без формуляра. Поэтому ничего писать не буду». А на личном листке наискось начертал: «Партия Залуцкого знает». Три года спустя он собственноручно заполнит личный листок, причем запишет должность: секретарь губкома ВКП(б) и Северо-Западного бюро ЦК; время оставления работы: 1-1926 г.; кем снят с работы — съездом. Но два последних ответа не соответствовали действительности^[173].

Следует отметить, что нарушения внутрипартийной демократии шли как со стороны ЦК, так и со стороны «новой оппозиции». Сталин пытался оказать давление на распределение функций между пятью вновь избранными секретарями Ленинградского губкома РКП(б).

В свою очередь, сторонники Зиновьева, помимо райкомов партии, стали собирать на квартирах собрания своих единомышленников, где давалась искаженная информация о снятии П. А. Залуцкого. Несогласные с ней ленинградские коммунисты направили в ЦК и ЦКК РКП(б) заявления по этому поводу.

От фракционности — к открытой схватке

Можно сказать вполне определенно, что к середине декабря 1925 года «новая оппозиция» эволюционировала от оппозиционности к фракционности.

Это ярко проявилось на XIV съезде ВКП(б). Содоклад Г.Е. Зиновьева не являлся нарушением уставных норм и регламента съезда. Соглас­но последнему, каждая группа делегатов свыше 40 человек могла выставить своего содокладчика. 43 делегата Ленинградской организации РКП(б) просили слова для содоклада Г. Е. Зиновьева. Заметим, что под­писи самого Зиновьева среди них нет.

Сейчас отдельные исследователи называют этот съезд «склочным». Позволю себе не согласиться с этим мнением. Это был обычный съезд, с обычными дискуссионными выступлениями. Реакция многих делега­тов на содоклад Зиновьева однозначна: М. Н. Рютин: «Мы имеем здесь, по существу, оформленную фракцию». П. П. Постышев: «Лучшего, чем этот содоклад, нам наши враги никогда не желали бы». А. И. Микоян: «Содоклад же обозначает противопоставление своей линии линии ЦК... Мы не хотели, чтобы наши вожди передрались на глазах у наших врагов. Пусть передерется хотя бы Угланов с Евдокимовым (первые секретари Московского и Ленинградского губкомов партии. - А. К.). Это имеет другой смысл. Но будет гораздо хуже, если передерется Зиновьев с Буха­риным и другими... Здесь, товарищи, выступали с докладами тт. Зиновьев и Бухарин. Во что вылилось их выступление? Это есть по сути дела вза­имное раздевание вождей, взаимное разделение вождей, взаимное оголение: вот у тебя то-то и то-то, у тебя это и т. д. Вы думаете, мы не знаем, кто такой Сталин, Троцкий, Бухарин, Зиновьев, Каменев и другие? Мы очень хорошо это знаем. Ильич дал каждому из членов нашего руководяще­го коллектива справедливую оценку. Но дискредитировать наших вождей перед мелкобуржуазной массой — зачем это?».

Перечитывая, анализируя, сопоставляя статьи сторонников и про­тивников «новой оппозиции», ясно представляешь: несомненно суть спора не только в личных разногласиях и амбициях. Она заключалась в различных определениях характера переживаемого страной историче­ского момента, в разных подходах к перспективам дальнейшего разви­тия страны.

Зиновьев и его единомышленники связывали возможность постро­ения социализма в одной стране с победой мировой пролетарской рево­люции, трактовали НЭП в основном как отступление, не осознавали ро­ли и значения государственно-капиталистических предприятий в вос­становлении промышленности страны, недооценивали середняка и переоценивали кулацкую опасность. Обратимся к документам. Из содо­клада Г. Е. Зиновьева на XIV съезде партии: «... Пусть мне докажут, — говорил он, — что в большевистской партии был когда-нибудь период, когда статьи вроде статьи Богушевского без всякого ответа могли гулять месяцами; я такого периода не помню; я знаю историю партии, — никогда у нас этого не было и быть не должно ( выделено мной. — А. К). Кулак имеет дополнение и в городе. Его дополнением является, во-первых, нэпман, во-вторых, новая буржуазия вообще, в-третьих, верхушка спецов, которая теперь является все более и более необходимым винтиком в нашем хозяйстве, в-четвертых — верхушка служащих, которых у нас 2 ¼ миллиона и у которых, конечно, есть известная прослойка не наша, которая, конечно, ищет известит политической смычки с растущим кулаком, в-пятых, часть буржуазной интеллигенции, в-шестых — все капиталистическое международное окружение, которое питает и которое благословляет и Поддерживает кулака всячески...»

XIV съезд партии не ограничивал практически никого из лидеров оп­позиции регламентом при выступлении. Но накал зала против них был велик. Все время раздавались реплики, выкрики. Тем не менее они це­леустремленно (и в этом их мужеству надо отдать должное) проводили свою линию. Л. Б. Каменев в своем выступлении прямо заявил: «... мы выступаем потому, что, по нашему глубочайшему убеждению, начинает складываться теория, которую мы находим принципиально неправильной и управляющей партию по неправильному пути...» По мнению Каменева, эта линия «оформляется в школе Бухарина», и она не представляла бы столь большого значения, если бы «молодежь Бухарина» не получила фактически монополии на политически-литературное представительство в партии. И далее, критикуя Сталина за непоследовательность в выработке политической линии, Каменев указывал, что «... т. Сталин цели­ком попал в плен этой неправильной линии (смех), творцом и подлинным представителем которой является т. Бухарин», и что «эти идейные раз­ногласия не смогут действительно уживаться в недрах единого Централь­ного Комитета (выделено мной. — А. К.)».

Предъявив Бухарину столь тяжкие обвинения, Каменев обрушивает свой гнев и на Сталина, обвиняя его в неискренности, в отсутствии твердой линии, в стремлении к вождизму, в том, что Сталин нарушил божившиеся еще при Ленине функции и соподчиненность Секрета­риата, Оргбюро и Политбюро. «Я пришел к убеждению, — заявил Каменев, — что тов. Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба... Мы против теории единоначалия, мы против того, чтобы создавать вождя!».