Главная страница Случайная страница
КАТЕГОРИИ:
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
Жанна спит
|
|
Перевод А. Арго
Спит Жанна мирным сном до утренних лучей,
Сжимая палец мой ручонкою своей!
Я берегу ее и между тем читаю
Благочестивые журналы, где от краю
До краю мне грозят, где говорят о том,
Чтобы немедленно отправить в желтый дом
Читателей моих, где некто со слезами
Зовет желающих побить меня камнями;
Писания мои — сосуд с кромешным злом,
В них сотни черных змей переплелись узлом;
Тот говорит, что я из ада мог явиться;
Тот зрит антихриста во мне, а тот боится,
Как бы в глухом лесу не встретиться со мной,
Тот мне подносит яд. «Пей!» — мне кричит другой.
Я разорил весь Лувр, я учинял расстрелы,
Я нищих подбивал на хищные разделы,
Парижским заревом горит мое чело,
Я гнусен, мерзок, зол, но, коль на то пошло,
Я мог бы стать иным необычайно быстро,
Когда б тиран меня пожаловал в министры!
Я отравитель! Я убийца! Мелкий вор! —
Так оглушительный жужжит мне в уши хор,
Неукоснительно грозя мне казнью лютой…
А Жанна между тем спокойно спит, как будто
Без слов мне говорит: «Будь весел, не робей!»
И руку жмет мою ручонкою своей!
2 декабря 1873 г.
ПЕПИТА [490]
Перевод Инны Шафаренко
Давнишнюю припомнил быль я!
Ну, рифма, — дай мне имена!
Ее ведь звали Инезилья?
— Нет, Пепою звалась она!
Как будто ей связали крылья,
В полете рифма не вольна:
Я повторяю: Инезилья!
— Пепита! — мне твердит она.
Сколь властно прошлое над нами!
Пепита… Все, что позади,
Как море, теплыми волнами
Колышется в моей груди,
Всплывает то, что было скрыто…
Я вижу детство и отца…
Его сопровождала свита,
И жили мы в стенах дворца…
В Испании, столь сердцу милой,
Однажды в ранний час, весной, —
А мне тогда лет восемь было, —
Пепита встретилась со мной
И молвила с улыбкой чинной:
«Я — Пепа!», — поклонившись мне.
Я почитал себя мужчиной
Там, в завоеванной стране…
Ее шиньон был в тонкой сетке
С каскадом золотых монет,
И в пламенных кудрях кокетки
Струился золотистый свет;
Под солнечным лучом блистали
Жакета бархат голубой,
Муар на юбке цвета стали
И шаль с каймою кружевной.
Дитя — но женщина… И Пепе
Не покориться я не мог:
Сковали душу мне, как цепи,
Одетый в бархат локоток,
Янтарное колье на шее,
Куст роз под стрельчатым окном…
Пред ней дрожал я, цепенея,
Как жалкий птенчик пред орлом.
И каждый день к ее балкону,
В часы, когда алел закат,
Являлись нищий и влюбленный —
Бездомный старец и солдат.
Пока один надутым франтом
Под окнами печатал шаг,
Другой надтреснутым дискантом
Молил о нескольких грошах.
Она же — пусть уловку эту
Ханжи суровые простят, —
Бросала нищему монету,
Влюбленному — лукавый взгляд,
И оба удалялись вскоре,
Равно довольные судьбой,
Влюбленный с торжеством во взоре,
Старик — неся два су с собой,
А я, стоявший у окошка,
Не видя их, — так был я мал, —
Не знал, что сам влюблен немножко,
И, что смешон, не понимал…
«Давай поженимся!» — сказала
Шалунья как-то мне шутя, —
В поклонники она избрала
Жандарма, а в мужья — дитя.
Смущенный, сам себя не слыша,
Я что-то ей пролепетал…
Она шепнула строго: «Тише!» —
Но пыл мой только жарче стал…
А рядом, во дворце, где в зале
От витражей полутемно,
Солдаты в домино играли
И пили старое вино.