Встреча

- Ещё немного, и увидишься со своей канадской радостью китайского производства, - ворчит Кай. За последний час Исин его конкретно так достал. Он, конечно, всё понимает: омега скучает по любимому, который в начале года уехал в Южную Корею работать по контракту – но, пожалуйста, пусть страдает молча. Тем более, что через пару часов они сойдут в Инчхоне, и сразу же в Сеул, где чжанова зазноба и живёт-работает. Что, так сложно потерпеть?

- А какой он, Сеул? – неожиданно меняет тему Лэй.

- Что, Крис фотки не шлёт? – усмехается Кай.

- Шлёт, - морщится. – На фоне храмов и небоскрёбов. Ах да, ещё в торговых центрах и в парках развлечений. Я эту отфильтрованную версию Сеула и в путеводителях посмотреть могу. Чего она мне? Венецию помнишь?

Конечно, помнит. Город-сказка, город-разочарование, город-сюрприз. Когда у них там гастроли были, они с Лэем после концерта решили побродить по городу. Не там, где Гранд-канал, площадь Святого Марка и прочие парадные места, заполненные понаехавшими со всех концов мира людьми – а отклониться от туристичеких маршрутов, походить (и поплавать) по непопулярным у заграничных гостей улочкам, чтобы почувствовать дух города. Прогулка им понравилась и не понравилась одновременно. На задворках Венеция – впрочем, как и многие другие старые города – какая-то вылинявшая и потасканная, как заношенное едва ли не до дыр платье. Каналы, по которым две лодки в ряд проплыть ни за что не смогли бы, и от воды тут отчётливо тянуло затхлостью. Дома с облупившейся штукатуркой, ведь тут никто и не думал замазывать трещины и подкрашивать фасады каждые два месяца – не для кого, иностранцы сюда и не забредают почти, а местным и так сойдёт. Пешеходные закоулки, которые Исин обозвал «каменными лазами», слепые, без окон, пропахшие мочой. Всё это было так непохоже на те красивые картинки из интернета и кадры из фильмов, что невольно чувствуешь разочарование.

Но всё же было там что-то такое, волшебное. Может, дело в том, что здесь многое осталось таким же, как и двести-триста лет назад. Никаких машин – лодки и каналы, через которые перекинуты бельевые верёвки, перекрикивающиеся из окна в окно пожилые дядюшки, чья речь так певуче-красива. Старый город, который видит во снах прошлое, когда он был не музеем на воде, а могущественной державой, славящейся своим флотом и купцами.

- Тут я тебе помочь не могу, - улыбается Кай, очнувшись от воспоминаний. – Я и сам в столице никогда не был. Могу рассказать о Пусане, если интересно.

- А они похожи?

- Наверное, - пожимает плечами Чонин. – Тоже большой город... Хочешь, вместе прогуляемся? А Криса проводником возьмём.

- О нет, давай вдвоём! – закатывает глаза Исин. – Я не хочу слушать исторические справки по каждому закоулку!

Кай смеётся. Водилось такое за Ифанем. Он немного зануда и увлекается историей, поэтому если идёшь с ним гулять, то приготовься слушать кучу рассказов о делах давно минувших дней. Чонину это даже нравилось, Крис умел заинтересовать – кого угодно, но не собственного парня. Лэй был из тех, кому важны запах, вкус, цвет, а не какие-то факты, пусть другие их и находят занимательными. Поэтому он вечно спешил «сходить ещё вон туда», и лишь из большой любви к Фаню выслушивал очередную историю, стараясь не зевать.

- Хорошо, я попрошу Лу.

- А, твой друг, о котором ты тогда рассказывал? Он теперь в столице живёт? – надо же, запомнил. Что удивительно, с его дефицитом внимания и постоянными выпадениями в астрал.

- Да, переехал несколько месяцев назад, - пожимает плечами Чонин.

- А этот... ну, омега? – осторожно спрашивает Исин.

- Я не знаю, где он, - и, правда, не знает. – И не хочу знать.

- Правда?

- Правда, - усмехается Кай. – И давай закончим с этим. У меня нет никакого желания о нём разговаривать.

Инчхон встретил его солнцем и редким для второй половины марта теплом – почти двадцать градусов. Смешно... шесть лет назад, почти день в день, был дождь, мелкий, колючий, холодный. Тогда он уезжал жалким отщепенцем, никому не нужным, человеком без будущего и даже настоящего. Теперь возвращается триумфатором, по приглашению, с именем на афишах. Тогда, казалось, само небо оплакивало его никчёмную судьбу, теперь – приветствует победителя. Действительно, смешно.

Конечно же, вспышки фотокамер. Куда ж без них, без журналистов и фанатов, следующих по пятам? Они ж с Исином звёзды мировой величины, их знают даже те, кто далёк от мира искусства и балета – в основном благодаря симпатичным мордашкам, из-за которых их так любят все эти производители одежды, парфюма и спорттоваров. Что поделать, внешность – залог любви толпы. Это ценители будут восхищаться твоим танцем или новой постановкой – а все эти юные омежки (в случае Исина – альфы) будут дрочить на фотку красивого парня.

- Ну что, идём, мой прекрасный лебедь? – улыбается Чонин, приобнимая Чжана за плечи. Игра на публику уже стала для них привычной. Кай и Лэй – сказка для поклонников, пара, которая никогда не разлучалась, ни на сцене, ни за её пределами. В чём-то так и было. С первого дня своей жизни (да, именно жизни) в театре Джона Сейвинда они танцевали вместе, торчали в зале допоздна, репетируя, ходили в кафе и на концерты. Потом, когда мистер Сейвинд разрешил Чонину ставить свои номера и даже стал работать с ним в паре над новыми спектаклями (просто балетом, пусть и современным, это театрализованное шоу язык не поворачивался назвать), Исин стал его музой. Все партии были написаны для него и под него. Даже если омега танцевал не с ним.

Естественно, общественное мнение их тут же если и не поженило, то уложило их в одну постель точно. И это несмотря на то, что Исин уже третий год встречается с одним парнем, канадцем китайского происхождения, которого однажды занесло в Нью-Йорк вслед за великой любовью, а потом – в Сеул, когда одна из корпораций заинтересовалась его патентами. Сам же Кай, не скрываясь, заводил интрижки с актёрами и певцами. Без отрыва от производства, так сказать – знакомился во время работы над очередным фильмом или постановкой (Джон часто привлекал звёзд), и расставался, как только график переставал совпадать. Таблоиды смаковали подробности его романов, ярких и непродолжительных, жалели «бедняжку Лэя», которому столько приходится терпеть и прощать.

Они никого ни в чём не стали переубеждать – всё равно ведь никто не поверит, да и для имиджа полезно – и даже порой подыгрывали журналистам, обнимая друг друга и целуя в щёчку на камеру. Но не более того – а то бы Крис обоих убил.

И на тот приём они пошли вместе, два танцора, хореограф и его муза. Красивые и неразлучные. Как всегда.

- Привет, Кай, - мило улыбается какой-то омега, чей возраст не совсем успешно попытались скрыть стилисты-визажисты. Имени он не помнит, а самого мужчину – да, хоть и смутно. Один из его постоянных клиентов. До Ким Чунмёна, разумеется.

- Приветствую, - улыбается Чонин безупречно вежливо и высокомерно одновременно. Ему плевать на этого полузабытого омегу. Во всяком случае, продолжать знакомство он не собирается: зарабатывает он теперь по-другому. И не боится, что его прошлое станет известно публике. Там, в Нью-Йорке, его не зря прозвали «мальчик-скандал». Его репутацию трудно испортить. Разве что если станет известно, что он маньяк, насильник и педофил, по ночам расчленявший детишек и закапывавший их трупы в саду. А элитная проститутка когда-то там... ну, ребят, это несерьёзно.

- Ты много добился, - усмехается безымянный омега.

- Благодарю вас, господин, - лёгкий поклон, дань вежливости, не больше.

- Даже не боишься, - мужчина склоняет голову к плечу, смотрит как на забавную зверушку. Естественно, тот, кому когда-то платил за секс, человеком для тебя уже не будет. Впрочем, может считать его хоть комнатной собачонкой – Каю как-то плевать. – Знаешь, а ведь тут ещё твои знакомые есть, - этак намекающе на какие-то там обстоятельства.

- Буду рад их приветствовать, - беззаботная, яркая улыбка. Да хоть всё, кого он когда-то перетрахал за их же денежки.

- Ну-ну, - ухмыляется омега. – Я посмотрю на это, - и уходит. От его спины так и веет уверенностью, что последнее слово осталось за ним. Что ж, если ему от того легче...

- Кто это был? – спрашивает Исин. Корейский он знает с грехом напополам, так что ни черта не понял из их короткой беседы. Впрочем, и знание языка тут мало бы помогло - слишком много недомолвок.

- Одни из бывших клиентов. Перестань, - одёргивает Лэя, видя, что тот что-то собирается сказать. – Дело прошлое, так что пусть хоть обшипятся по углам.

Всё хорошо в Исине, кроме излишней впечатлительности. Срать на мнение окружающих он так и не научился. Плохо это для них. Не всё равно им должно быть только в одном месте – на сцене. В остальных случаях лучше и за людей всех этих журналистов, сплетников и недоброжелателей не считать. Да и фанатов – тоже. Потому что иначе они тебя сожрут и растащат на мелкие кусочки. И ладно бы тело – так ведь и душу. А превратиться в живого трупа, манекена, механически переставляющего ноги в танце, для них – страшно. Пожалуй, даже забвение лучше.

- Может, пойдём отсюда? – зябко передёргивает плечами омега. Ему всегда не нравились эти приёмы, да и вообще людские сборища. Но посещать приходилось – издержки профессии. И популярности.

- Ещё немного, - он обнимает и целует в лоб, как ребёнка. – Иначе сочтут невежами.

Исин вымучено улыбается и кивает. Хороший мальчик.

Горьковатая свежесть гальбанума, сладость ванили и туманно-терпкий сандал, лёгкий оттенок ягод... Сложный аромат, изысканный, манящий. Он не спутает него ни с каким другим. Даже спустя шесть лет. Даже если это всего лишь отголосок, тень запаха, невесть каким образом прицепившегося к какому-то альфе.

- Прошу прощения, - беседа резко перестаёт быть интересной. – Я ненадолго.

Значит, он где-то здесь. Кай, как ищейка, петляет по банкетному залу, столовой, зимнему саду, терассе, с неизменной вежливой улыбкой отвергая предложения присоединиться выпить-поболтать. Он сам себе сейчас напоминает дикого зверя, хищника, преследующего добычу. Чонин вряд ли бы смог сказать, почему ему так важно найти Чунмёна. Может, дело в запахе? Даже от отголоска этого аромата, который когда-то, казалось, намертво въелся в слизистые носа и лёгкие, его повело так, что перед глазами потемнело. По сравнению с этим все ухищрения с ферамонами и афродизиаками фанатов, которые так и жаждут затащить кумира в постель, просто детский лепет. Или дело в том, что когда-то именно Ким Чунмён изменил его жизнь? Не будь этого чёртова контракта, он бы до сих пор был мальчиком Биг Босса, не встретил бы Джона Сейвинда, не улетел бы в Нью-Йорк. Или всё же он так хочет посмотреть в глаза человеку, который когда-то сумел приручить его, пригрел, как бездомного щенка, умудрился достать до сердца, а потом выкинул, как ненужную вещь?

Вот он, один, стоит у окна в какой-то комнате, не включая свет, бездумно смотрит куда-то вдаль – быть может, туда, где красуются огни большого города.

- Привет, Мён.