Траверс семи вершин

от Дых-тау до Коштан-тау*

(Первый траверс)

8 августа. Нальчик. Со станции на бричке доехали до Вольного аула. Первая встреча с Колей Чекмаревым. Много новостей. Не вернулась группа Е. Белецкого. Кон­трольный срок прошел уже три дня назад. Жора Прокудаев с Юрой Скорняковым решили идти с Дых-су и уже уехали.

На улице неожиданно встретили Жору. Уехал, оказы­вается, один Юра, а Жора летал на самолете на поиски Белецкого. Выяснилось, что утром с самолета видели, на юге от гребня Джанги, четырех человек. Кто это были — пока неясно. Однако спасательные группы к это­му времени выйти на гребень вряд ли могли.

Юра с ледорубами, кошками, веревками и прочим сна­ряжением, по уверению Жоры, должен ждать нас на Кле­почном заводе. Решили ехать к нему и затем всем вместе забросить продукты с Дых-су на гребень Крумкола. Коля Чекмарев с остальным грузом должен ехать в Миссес-кош.

В четыре часа спешно выехали с подвернувшейся ма­шиной до Кулиша (я едва успел вскочить, надев ботинки на босую ногу).

На Клепочном Заводе никаких следов Юры не обна­ружили. Поехали дальше.

Исключительно узким и крутым ущельем поздно вече­ром добрались до Кунюма. Заночевали в сельсовете. Дождь.

10 августа. По словам местных жителей, человек, похожий на Юрия, проследовал вверх.

Наняв ишака, в шесть часов вышли в Нижнюю кара­улку. Жора ушел вперед, желая зайти и на Верхнюю ка­раулку. К 12 часам добрались до Нижней караулки. Встре­тили группу туристов. Следов Юры нет.

Через час пришел Жора. Положение тяжелое: ни ве­ревки, ни ледоруба, пи кошек у него нет. Решили все же не возвращаться, а добыть все необходимое на месте и двинуться на заброску продуктов. Иду, несмотря на стер­тые ноги, в Верхнюю караулку. Жора — к знакомой груп­пе на ледник Дых-су. Обещали помочь украинцы. Вечером Жора купил у них продуктов и крючья.

Спим у радиста. Ясный вечер.

11 августа. Связались по радио с начальником спа­сательной службы. Взять временно ледоруб из фонда он не разрешил. Дело плохо! Все же решили идти.

В Нижней караулке пополнили рюкзаки и пошли вверх по ущелью Дых-су. Красивое лесистое ущелье. У Жоры импровизированный рюкзак из чехла спального мешка.

В лагере у ледника у друзей Жоры взяли веревку, вы­резали ему дрючок вместо ледоруба и пошли к леднику по левой (орографически) стороне.

Дождь заставил нас отсиживаться под скалами. Зано­чевали в палатке Здарского на травянистой площадке. Ночью дождя не было.

12 августа. Утро приличное. По пути быстро дошли до коша. Там оказалась группа геологов. Встретили нас очень радушно.

Погода опять портится. Вышли к Крумкольскому лед­нику. До него километра два. Узкое ущелье ледника. Ша­гаем по левой (орографически) береговой морене, затем сходим на лед. Ледник идет увалами не очень круто. Тре­щин нет. Прямо перед нами ледопад — предполагаем, что с Крумкольского провала. Видимость плохая, вершины закрыты туманом.

Ледник по-прежнему увалами сворачивает влево. Идем по нему, причем, чтобы не вязнуть в снегу, — левой (оро­графически) стороной. У выхода с крутого увала попали в трещины.

На ночь устроились на небольшой моренке. Натянули палатку 3дарского. Согрели в банке воду с молокам.

По-прежнему тихо. Вершины в тумане.

13 августа. Утро приличное. Старательно обходим трещины, поднимаясь вверх по леднику. С правой стороны ледопада нашли скалистый выступ. Поднялись на него и на верхней, округлой, покрытой осыпями части оставили лишние вещи.

Отсюда же решили начать восхождение на гребень стены. Наметили путь: вначале по снежнику влево, затем в кулуар и далее по кулуару или по скалам справа.

Я настаивал на том, чтобы пойти по скалам, ибо, когда прошли длинный и крутой снежник, пересеченный лавин­ными полосами, и вошли в кулуар, стало ясно, что он весьма опасен. Прошли вверх, стараясь держаться менее опасного края кулуара, и вышли на левые (орографиче­ски) скалы. Они очень сыпучи, но вначале не особен­но трудны. Часто приходится менять направление, вы­бирая более легкий путь. Слева по кулуару нередко летят камни.

Выше уклон пошел круче, а скалы стали более обгла­жженными. Жора привязал свой дручок на тесьму, чтобы он не выпал. Лезем с попеременным охранением. Задержал почти отвесный обледенелый кулуар. Облезаем по стенке справа. Пришлось снять рюкзак. Вылез с трудом. Вытя­нул рюкзак. Охраняю Жору. Он лезет с рюкзаком. Тяжело пришлось.

Выше пошло проще. Вскоре вышли на снег и затем через маленький карнизик на широкий снежный гребень Крумкола. Туман. Видимость самая ничтожная... Особенно жаль, что не видно трудного гребня Восточной Мижирги.

Пошли вправо по гребню, отыскивая удобное место для продуктов. Вскоре нашли заметный скалистый выступ. Под него повесили мешок с продуктами. Сбоку привалили камнями, чтобы мешок не сорвало ветром. Консервы, кол­басу, сыр уложили в камнях у основания. Всего продуктов сложили 8-10 кг.

Было ясно, что по старому пути спускаться будет очень трудно, ибо на нашем огрызке веревки, дюльфера не организуешь.

Пошли дальше на северо-восток по гребню, стараясь отыскать подходящий спуск. Но справа в туман уходила отвесная стена и о спуске не могло быть и речи. Наконец с одного жандарма увидели более пологий скалистый склон. Спустились в расщелину. Ниже падал крутой кулу­ар. Я решил обойти его слева. С полочки на полочку удач­но спустились вниз, пересекли кулуар и перешли на пра­вые более легкие скалы.

Подошли к другому кулуару и пошли по нему. Но он оказался обледенелым. Опять — на скалы. Так прошагали до широкого и, кажется, выходящего уже к основанию кулуара.

Видимость очень плохая... Давно уже сыплет мокрый снег и наши штурмовки изрядно промокли. Быстро спус­каемся по снежнику. Жора разок сорвался, скользил метра четыре и удержался одновременно с натяжением веревки.

Внизу показались очертания подножья, мы увидели знакомые места и скалистый выступ, где оставили наши вещи. Вскоре, уже в сумерках, мы были на выступе.

Снег валит по-прежнему... Мокрые насквозь, устраи­ваем площадку и натягиваем палатку. Спички зажигаем с трудом — отсырели. Даже спирт горит плохо.

Ночью выглянула луна.

14 августа. Утро ясное. Подсушиваем вещи. Нужно торопиться, чтобы выйти еще по смерзшемуся снегу и пе­рейти пораньше бергшрунд и многочисленные трещины. Но провозились с просушкой и вышли поздно. Солнце уже высоко.

Пересекли склон. Нашли подходящий мост через берг­шрунд и вышли на ледник. Без кошек нужно было особен­но аккуратно переходить не один острый гребешок ледя­ных перемычек между широкими и глубокими трещинами. Часто подрубаем особенно острые гребешки и тщательно охраняем друг друга (насколько позволяет короткая ве­ревка).

Выбравшись из лабиринта трещин, пошли ровным снежным плато, частенько в подозрительных местах про­щупывая снег ледорубом. Запоздалый выход сказывается главным образом на мне. Жора идет первым и налегке; я — по его следам и с рюкзаком, набитым всеми нашими вещами. Там, где Жора проходит свободно, не провалива­ясь сквозь верхнюю корку снега, я безнадежно увязаю. Жора идет не быстро, несмотря на это я пыхчу, как паро­воз, и обливаюсь потом. Даже огромные поля балкарской шляпы, купленной для вырезания из нее стелек, не спа­сают от палящих лучей солнца.

Впереди из-за гребня перевала на леднике Башха-ауз показался мощный гребень вершины Шхары. Во время редких остановок любуемся эффектной «башней» Западной Мижирги и с интересом отыскиваем путь нашего вчераш­него восхождения.

Спуск, конечно, получился более удачным. (Подъем можно было бы выбрать менее трудный.) Дальше вниз по леднику видны скалистые склоны вершин Крумкола и грозные стены Коштан-тау и Тютюна.

Очень приятно было выбраться на отлогий гребень перевала и опять рюкзак. Легкие порывы ветра освежили разгоряченное тело. Дальше рюкзак понес Жора, а я по­шел первым.

Решили траверсировать склон Башха-ауз и затем уже выйти на следующий перевал, ведущий в бассейн ледника Безинги. Этот, казавшийся совсем легким, склон оказался весьма утомительным и отнял у нас порядочно времени. Очень мелкая осыпь чередовалась на нем со снежниками то глубокого и талого снега, то льда, в котором приходи­лось рубить ступени. Солнце жгло невыносимо. Всякое дуновение ветра прекратилось.

Со второго перевала увидели длинный ледник с обшир­ными снежными полями, довольно, полого спускающимися в направлении перевала Дыхни-ауш. Мы вышли как раз в самые его верховья. Спуск в цирк ледника оказался ко­ротким, но крутым. Солнце еще не пригрело его и снег был настолько тверд, что пришлось рубить в нем ступени. Удачно скатившись через закрытый и, видимо, в этом месте небольшой бергшрунд, мы вышли в цирк ледника.

Вначале шли довольно быстро, но ниже снег подался под лучами солнца, и ноги стали вновь глубоко провали­ваться. Теперь уже крепко доставалось Жоре, он поми­нутно чуть не по пояс увязал в снегу, а вскоре и не на шутку провалился в скрытую трещину. Пришлось идти медленнее, более тщательно прощупывать гладкую снеж­ную поверхность.

Слева склон пересекал пунктир Чьих-то следов. Они шли с низа ледника и терялись на выемке гребня. Здесь был еще один перевал на леднике Башха-ауз.

Попытка обойти лабиринт трещин по правому склону не удалась. Склон был крут, а снег на нем настолько раскис, что мы съезжали при первом прикосновении. При­шлось спуститься и пробираться среди трещин. Как тща­тельно ни прощупывал я снег, все же ввалился в одну, на счастье, небольшую, трещину.

Особенно мучительно долго тянулся путь в нижней части склона, когда до соединения с чьими-то загадочными следами, казалось, было совсем недалеко... Ноги вязли в снегу по колено. Мокрые ботинки сильно терли ноги. Солнце пекло нещадно. Лицо сгорело и очень сильно. Это было особенно неприятно потому, что засиживаться в Миссес-коше для лечения было никак нельзя. Наконец вышли на следы. Они оказались не очень свежими и, что нас больше всего удивило, принадлежали одному человеку. На следах снег был жестче и мы пошли быстрее.

Перевал Дыхни-ауш был уже позади и значительно выше нас. Крутой спуск по склону. Иногда глиссируем по талому снегу. Слева цирк ледника и грандиозная стена Шхары. Быстро теряем высоту. Вспоминаю, каким страш­ным казался мне этот склон над трещинами в 1932 году!

Вот и морена. На ней устроили отдых. Просушиваем все вещи. Приятно походить босыми ногами. В изобилии пьем воду с кислотой, доедаем последний кусок так вы­ручившей нас брынзы и крошки сухарей.

Вдруг вверху затрещал самолет. Маленьким комариком вылетел он из-за склона Дых-тау. За ним второй. Казалось, что вершины Дых-тау значительно ниже стальных птиц. Однако, когда самолеты развернулись вблизи склонов Джанги и пошли к перевалу Дыхни-ауш, стало ясно, что это была лишь обманчивая видимость. Самолеты при­близились к перевалу, и нам стало казаться, что они снизи­лись, а гребень перевала неожиданно вырос, да настолько, что машины вот-вот заденут его снежную шапку.

Спускаемся по дну доливки, образованной слева валом береговой морены, а справа осыпью. Со всех сторон — ка­мень. Впереди показалась палатка. Слышны голоса. На валу морены стоят двое. Подходим к ним. Это два молодых альпиниста. Они наблюдают за возвращением последних спасательных отрядов, искавших группу мастера Белецкого.

Узнаем от них, что Белецкий ужо вернулся и срочно вызван в Нальчик. Поставлен еще один рекорд продол­жительности пребывания на высоте и недопустимого отношения к искавшим его товарищам. По словам альпинистов, группа Белецкого стену сумела одолеть лишь за 18 дней. Это настолько большой срок, что уже трудно было ожи­дать их возвращения... Приходится отдать должное упор­ству группы и справедливо возмутиться поведением мас­теров.

В Миссес-коше оживленно. Палатки но обеим сторонам каменной ограды. В середине еще одно нововведение — турник. Впрочем, вскоре убедились, что он вкопан главным образом как декоративное украшение, ибо самое большое, что можно на нем сделать, это подтянуться.

В особое умиление пришли все, увидев дручок Жоры Прокудаева. Не успели наговориться, как пришлось на­чать подкрепляться. Особенно плотным оказался ужин, любовно приготовленный Сережей Ходасевичем.

Из нашей группы здесь оказался только Юра Скорня­ков. Коля Чекмарев ушел с ребятами на Катын, а оттуда, возможно, на Джанги (искать все того же Белецкого) и вернется не ранее, чем через два дня... Это известие силь­но путало наши планы.

Юра сейчас же предоставил нам свою палатку и под этим предлогом (видимо, не без удовольствия) перекочевал в девичью.

15 августа. Утро очень хорошее. Безингийская стена ослепительна. Предаемся приятному отдыху и усиленному питанию. Жора считает, что завтра необходимо начать восхождение, даже если не успеет вернуться Коля Чек­марев. Юре это не нравится, но он не может возразить, ибо упускать хорошую погоду действительно нельзя. Я то­же считаю, что выходить нужно, но необходимо подобрать четвертого партнера.

Начали обсуждать возможные кандидатуры из группы Ходакевича (у них пять человек — цифра неудобная для группы). Я предложил кандидатуру Виктора Миклашев­ского. Возражений не последовало. К вечеру Жора подсел к Ходакевичу, объяснил ему наше положение. Ходакевич не возражал. Миклашевский первое время колебался. Ему, видимо, не хотелось расставаться со своими друзьями, но наконец согласился.

Мы считали, что все теперь в порядке. И вдруг поздно вечером возвратился Коля Чекмарев с поисков Белецко­го... Положение неловкое. Ясно, что Коле самое меньшее дня полтора-два нужно на отдых. А это значит отклады­вать восхождение и отказывать только что приглашенному Миклашевскому. Переговоры с Колей взял на себя Жора. Узнав о нашем решении выходить завтра, Коля явно обиделся, но возражать не стал.

Нелегко подниматься по скальной стене

16 августа. Утро опять хорошее.

Начались сборы. Жирно намазываем ботинки и вы­ставляем их на солнце. Вокруг каждого рюкзака разбро­саны вещи в самом неожиданном сочетании: леченье в тесной дружбе с мазью для ботинок, какао с крючьями и карабинами и т.д. Альпинисты успешно оправляются с работой портных, точильщиков, сапожников, поваров.

Едва успев закусить, прилично нагруженные, выходим в пять часов вечера. Работа сегодня небольшая — дойти только до «Русского ночлега». Тепло простились со всеми обитателями Миссес-коша и особенно с группой Ходаке-вича (они тоже сегодня должны выйти на траверс Безин-гийской стены), пожелав успеха друг другу.

Я оставляю контрольный срок 30 августа и примерный календарный план маршрута.

Солнце уже приблизилось к гребню Каргашильского хребта. Идем, то поднимаясь, то спускаясь по зеленым лу­жайкам близ обрыва, на ледник. Слева в высоте холодным блеском сверкают снежные поля Миссес-тау. Иду спокой­но, без всякого волнения, что не всегда со мной бывает перед трудными восхождениями.

Вот и давно знакомая осыпь! В пятый раз я начинаю подъем по ней... Пошли медленнее, аккуратно выбирая место для ноги. Стало жарко. Пот капля за каплей слетает с лица.

Полосы морены на леднике становятся все меньше, а скалистый гребень, за которым скрывается желанный ночлег, медленно приближается к нам. Не желая идти по желобу, заваленному невероятно сыпучей осыпью, пошли вправо на обглаженные скалы и, обходя трещины и усту­пы, зигзагами двинулись вверх. Трикони еще совершенно новые, не скользят, и мы легко поднимаемся по скалам.

Тень от зашедшего солнца чуть обгоняет нас. В сумерках перевалили гребень и спустились к «Русскому ночлегу». Приятная неожиданность: на площадке обнаружили пре­красную полудатскую палатку, хорошо расставленную. Вот поспим!

Вечер теплый настолько, что это начинает нас беспо­коить. На леднике не без труда нашли воду и наполнили ею всю нашу посуду. Ледник с прошлого года сильно из­менился — стал почти неузнаваем.

После плотного ужина и чая завалились спать. Тепло, и я вынужден вылезти из опального мешка. Высота 3800 метров.

17 августа. Ночью с тревогой слушали стук дожде­вых капель о крышу палатки. Утром тоже изредка капал дождь. Облака быстро проносились, облизывая скалы, ино­гда закрывая нас туманной мглой.

Мы не спешим, выжидая, в какую сторону изменится погода. Просветы меж облаками стали шире, изредка пока­зывались желтые скалы вершины Дых-тау. Решили оста­вить гостеприимную палатку и двинуться вверх. Вышли в 8 час. 30 мин.

Ледник настолько разошелся, что пришлось обходить его по краю. Из-под нот сыплются камни. Осыпь оседает под ногами.

Вдруг сверху послышались голоса. Отвечаем. Кто бы это мог быть? Вероятно, Кизель с Андреем Малейновым... Вышли на выступ, откуда хорошо виден весь крутой снеж­ник. Никого нет. Кричим. Ответа нет... Так и разошлись, не увидав друг друга.

На снежнике сразу убеждаемся, что без кошек будет плохо. Выше снежник постепенно становится все круче, а слой снега на льду все тоньше. Слева уступами нависают скалы. Справа высоко к гребню Миссес-тау уходит крутой ледяной склон. Внизу глубоко под нами раскрыты черные пасти трещин и где-то совсем в глубине, сквозь просветы в облаках, видны кусочки ледника Безинги.

По крутому ледяному склону поднимаемся зигзагами. На каждом повороте я вырубаю ступеньку, с которой охраняем друг друга. Я иду с Жорой. Миклашевский с Юрием за нами. Уже близок желанный гребень. Еще два зигзага — и мы на нем!