После разлуки

Сведения об его жизни заграницей у меня довольно отрывочные. Кажется, какое-то время он жил в Риме, у нашей общей приятельницы Кристины д Аудино, потом был в Париже, прибился к православной церкви…

Побывал в Америке, где его полюбила какая-то русскоговорящая малолетняя девушка, и у него были неприятности с полицией…

Его взгляды переменились, теперь он уже ненавидел Запад, возлюбил Россию, писал, что хочет вернуться и заслужить прощения у Советской власти. (Странно, но похожая история произошла с Зиновьевым – яростный и остроумный обличитель коммунизма, написавший блистательные романы-памфлеты «Зияющие высоты», «Жёлтый дом» и др., уехав за границу, вдруг полюбил оставленный режим. Я встретил его в Варшаве на лекции, где он грозно обличал Запад за то, что там нельзя переходить улицу на красный свет, а отчитываясь за поездку куда-нибудь надо предоставлять копии счетов всех произведённых расходов. Может быть, анархическая душа советского человека, привыкшего плавать за буйки и переходить железную дорогу по рельсам, возобладала над доводами разума?)

Короче, Саша хотел домой. Пару раз он брал билет на самолёт, летевший через Москву, выходил из самолёта. Естественно, что его не выпускали из паспортного контроля. Просил кого-нибудь позвонить Машеньке, передать, чтобы она приехала с ним повидаться, отказывался возвращаться в самолёт, подавал прошение о возвращении ему советского гражданства. Маша с Татьяной Леоновой ехали ночью через всю Москву в аэропорт, чтобы что? Да ничего, конечно, никуда их не пустили. В следующий раз, когда он так сделал, в приземлившийся самолёт вошли гебешники, изучившие список пассажиров и сказали ему «А Вы, товарищ З., пожалуйста, не выходите из самолёта, а летите себе дальше прямо в Японию, пока Ваше прошение рассматривается…». Но и в прошении о возвращении ему гражданства было отказано.

Саша понял бесперспективность таких попыток и поступил по-другому. Вообще-то, его приняли на учёбу во французскую семинарию Сергия Радонежского, но в первый же день вместо занятий он отправился в Гавр. Там стоял пароход, идущий в СССР (в город Ригу). Саша незаметно забрался на борт корабля, и спрятался в одном из контейнеров. Пароход шёл до Риги пять дней. И за всё это время у Саши из еды был только, как говорила злоязычная Таня, французский вид на жительство.

В Риге кран переставил контейнер с Сашей на землю. Дождавшись темноты, Саша вылез из контейнера и стал искать выход в город. Нормальный выход был, естественно, снабжён контрольно-пропускным пунктом.

Но вот открылись железнодорожные ворота, и грузовой паровозик пошёл по рельсам к выезду с территории порта. Саша бросился в эти ворота и через пару минут вернулся в родную страну. Он добрался до вокзала, продал кому-то часы, и спокойно приехал на поезде в Москву.

В Москве все были в шоке. Имея и так достаточно пристальное внимание со стороны органов по причине «чтения и распространения», подпадать под статью об укрывательстве и недоносительстве никому не хотелось. Саша об этом не задумывался. «Ребята, я же здесь, с вами! Это главное, всё остальное пустяки! Да обо мне и не узнает никто», – говорил он.

Через день с ним приветливо поздоровался на улице участковый, когда-то приносивший ему повестки о трудоустройстве.

На общем совете было принято решение – или Саша не общается ни с кем из старых друзей, чтобы не подставлять их, либо идёт и сдаётся властям. Тем более, что Саша стал православным патриотом, полюбил советскую власть, и говорил, например, что «еврейство хуже уголовщины!»

Маша и Сашин отец пошли с ним в приёмную Президиума Верховного Совета.

Через некоторое время появился сильно разочарованный Саша и сказал, что его выгнали, когда он заявил, что живёт в Москве нелегально. Обозвали придурком, и посоветовали идти на Лубянку.

Там Саша заявил, что он перешёл нелегально границу в Риге. Это сразу заинтересовало органы, у которых граница должна была «быть на замке»! Из Лубянки его уже не выпустили. В первый же день поехали с обыском к Маше и её родителям. Смелая Машенька, пока шёл обыск в одной комнате, успела в другой комнате выкинуть в окно почти все Сашины письма, в которых упоминались его московские и питерские друзья. Татьяна Леонова в это время поехала предупреждать об обыске Дашевскую. Интересно, что в это время к ней пришли в гости моя сестра со своим иностранным коллегой. Только они вынули из сумки вино и сигареты, и сели за стол, как пришлось немедленно смываться…

Сашу заставили описать подробно каждый день, пока он был за границей (а он провёл там по меньшей мере пару лет!!) Ему обещали всяческое снисхождение за чистосердечное раскаяние. В результате его, конечно, обманули, и он получил свои три года. Может быть, это был единственный человек из советских граждан, который получил срок за переход границы в нашу сторону! Правда, теперь он уже не был гражданином Союза. Это ему помогло, и он попал в лагерь для иностранцев, где сидели всякие иностранные шпионы, торговцы оружием или наркотиками. Условия в лагере были довольно приличные. В частности, в уборных висела туалетная бумага, которая в Москве была в то время дефицитом.

Саша был покладист и послушен. В лагере его звали ласково «Санёк». Он писал трогательные письма Машеньке. Сначала он просил, чтобы Маша хлопотала о возвращении ему советского гражданства, но когда дело уже было на мази, вдруг велел ей прекратить все хлопоты. Что-то опять переключилось в его сознании. К нему в лагерь приезжали из органов. Предлагали написать роман с разоблачением эмиграции, и обещали его напечатать, но Санёк упёрся.

Время летело быстро. Страна находилась на пороге перестройки. Саша вышел из лагеря. Его отказались прописать в Москве, а дали 101-ый километр. Теперь он снова мечтал как можно быстрее уехать на Запад. Саша обошёл ряд иностранных посольств, но никто не хотел брать его к себе, слишком сомнительной была история. Всё это время его содержал отец.

Кончилось тем, что ГБ велела ему уезжать в Израиль, обещая, что в противном случае его арестуют за нарушение паспортного режима. Ему оформили визу.

Конечно, в Израиль он не поехал. Был в Вене, потом в Германии.

Далее, его следы для меня теряются. Кажется, он снова был в Париже, при православной церкви. Затем, по слухам, во время пребывания в Бельгии в него влюбилась тринадцатилетняя девушка, и он уговорил её бежать вместе с ним из дома. При этом она прихватила с собой папину машину и папину чековую книжку, чтобы было на что жить первое время…

Получил он за это пять лет тюрьмы с формулировкой «за растление малолетних». Маша пыталась искать его через Красный Крест, но он заявил, что не хочет никаких контактов. На этом мои сведения обрываются. Больше я о нём не слышал до последнего времени. До того момента, когда кто-то рассказал мне о Южной Калифорнии.